— Ты убил американцев, — сказал мой сосед по лавке.

— Они взорвали грузовик с беженцами и ранеными, — объяснил я. — Я просто не выдержал.

Он с пониманием кивнул и отвернулся. Удивительно, но буквально через минуту все забыли о случившемся, словно о незначительном пустяке, лишь изредка поглядывали с уважением. Если поначалу они были удивлены, то потом, видимо, все хорошенько обдумали и решили, что это вполне нормально, когда одни американцы убивают других. Логика здесь проста: чем больше будет убито американцев, тем меньше их останется в Кувейте.

И только Марина еще очень долго сидела с круглыми глазами и смотрела в стену перед собой невидящим взглядом. Я ее не дергал: одно дело, когда мужчина вступается за тебя в баре и побивает обидчика пудовыми кулаками, и совсем другое, когда он на твоих глазах убивает четырех солдат из неведомо откуда взявшегося всамделишного пистолета.

И в тот момент, когда я уже отчаялся услышать ее голос, она вдруг сказала — не горько, не радостно, а как-то чертовски буднично:

— Только сейчас я поняла, Сэм, что ровным счетом ничего о тебе не знаю.

— Ты знаешь, что я не дам тебя в обиду, — неожиданно даже для самого себя сказал я. — Этого достаточно.

Резко повернувшись ко мне, она пронзила меня взглядом, а потом отвернулась и еще долго молчала, не зная, видимо, как ей реагировать на мои слова.

Наше путешествие в Эль-Вафру продолжалось. Машины Синдиката больше не следовали за нами, точно хвост за дворнягой; видимо, перехват грузовиков не был приоритетной задачей, раз командование Синдиката отрядило для этих целей всего два экипажа.

Сказать по правде, я до сих пор не мог поверить, что война за драгоценное «черное золото» может быть настолько подлой. Напасть на машину, перевозящую раненых… Треклятая частная армия Уоррена, судя по всему, собрала под свои знамена последнее отребье, готовое на любую гнусность ради заветного хрустящего доллара. Никто из нас, имевших отношение к конфликту Легиона и Синдиката, не мог похвастаться безупречным резюме. Но вояки старой закалки, я знаю точно, ни за что не стали бы добивать раненых. Именно поэтому я и был так зол на ублюдков, разнесших грузовик в пух и прах.

Я огляделся по сторонам, на сидящих вокруг беженцев. Не знаю, выдадут ли они меня, но почему-то кажется, что нет. Другое дело, что у сидящих в кабине солдат могут возникнуть некоторые вопросы а-ля «Кто стрелял?». Тот же водитель почти наверняка видел, как один за другим умирают синдикатовцы в последнем уцелевшем пикапе. Хотя если беженцы будут молчать, то подозрения так и останутся всего лишь подозрениями…

— Я должна сказать тебе спасибо, Сэм.

Я вздрогнул от неожиданности — слишком погрузился в свои мысли. Повернул голову и наткнулся на ее благодарный взгляд.

— Да ладно тебе, — выдавив из себя самую беззаботную из моих фальшивых улыбок, заверил я. — Пустое.

— Пустое? Ну, нет. Твоя скромность сейчас вообще неуместна, — поморщилась девушка. — Ты меня спасаешь второй раз за два дня. По-твоему, это пустяк?

— Ну, справедливости ради, сейчас я спасал нас всех, включая и себя…

— Не пудри мне мозги, Сэм. Я ведь не слепая. Ты будто оцепенел поначалу. Только когда я тебя за руку схватила, тогда и ожил.

— Как скажешь, — улыбнулся я.

— Я еще в баре поняла, что ты не из простых. — Марина смерила меня оценивающим взглядом. — Ты солдат? Или полицейский?

— Солдат, — признался я, но тут же добавил:

— Бывший. Довелось служить…

— С твоими талантами ты, наверное, был… большой шишкой! — Она усмехнулась.

Конец ознакомительного фрагмента