С наводкой бы справиться. Из пушки БМП он стрелял, но там прицел был. И стрелять придётся как можно быстрее, лишнего времени не будет. Отстреляться и уходить сразу же.

Ящики укрыли в небольшой ямке, забросав их ветками и травой.

— Ну, всё на сегодня, парни. Встречаемся завтра вечером в урочище, у пушки.

Они обошли Дубовку стороной и у железной дороги расстались. К себе, в Богдановку, Александр пришёл, когда на востоке предутренняя темень уже сменялась серым рассветом.

Проспал он до обеда, и, когда выбрался из сарая и умылся, встретил неприязненный взгляд Олеси. Конечно, с её точки зрения, дрых всю ночь, да ещё полдня, а к обеду вылез на свет божий, как медведь из берлоги. С какой стороны ни посмотри — тунеядец и нахлебник.

Под осуждающим взглядом Олеси Александр почувствовал себя неуютно. Он всё-таки мужчина, к девчонке прибился, добытчиком и кормильцем вроде как быть должен. Он же захребетником и примаком стал. Пожалуй, после нападения на аэродром придётся жильё менять. И уйти самому надо, пока с позором не изгнали. Вещей нет, и потому бросить насиженное место можно легко. Только вот куда идти? Из знакомых — только Мыкола и Михась. У них спросить? Или после обстрела аэродрома идти на восток, к фронту? Хотя какой сейчас к чёрту фронт? Единой линии фронта нет, немцы вдоль дорог идут, и можно найти щёлку, просочиться.

Останавливало только то, что нет документов, легенды. Хотя паспортов у деревенских жителей как до войны, так и после неё не было.

Не желая маячить перед глазами Олеси, чувствуя появившийся по отношению к себе холодок с её стороны, Александр прошёл в сарай и прилёг на дерюжку «Похоже, это последние мои часы в Богдановке. Ладно, чему быть — того не миновать. Однако раскрываться перед Олесей я не имею права, даже если буду выглядеть в её глазах дезертиром, трусом и дармоедом», — с грустью думал Александр.

Отдохнув пару часов, Саша вытащил из-под стрех соломенной крыши трофейный маузер, задами выбрался из деревни и направился в урочище.

Он пришёл первым и, спустившись в овраг, раскидал прикрывавшие пушечку ветки. На броневом листе виднелась табличка: «Завод № 8» и порядковый номер орудия.

Близился вечер, но было ещё достаточно светло.

Через некоторое время подошли Мыкола и Михась. Александр поприветствовал подошедших товарищей:

— Немцев поблизости нет? Ну, тогда давайте выкатывать, посветлу удобнее.

Не раздумывая долго, они взялись за сошники и покатили пушечку. Довольно лёгкое орудие, имевшее заводской индекс 53К, на больших автомобильных колёсах, весившее 560 килограммов, перекатывалось легко.

До темноты без передыхов успели преодолеть километра три.

— Всё, отдохнуть надо, — заявил Михась, в изнеможении опустившись на землю прямо возле орудия. — Тут уже железная дорога близко, по ней немцы дрезины с солдатами пускают. Как бы не нарваться. Уж лучше темноты дождаться.

Спорить Саша не стал, представив себе всю трагичность ситуации, если бы немцы застали их, перетаскивающих пушку, на путях. И самое плохое — отбиться нечем. Три ящика снарядов — в перелеске у аэродрома, другие остались в урочище. Фактически только из винтовки отстреливаться можно, но в темноте толку от неё немного, не автомат.

Прошёл час. Стемнело, на небе высыпали яркие звёзды.

— Пора! — теперь уже командовал Саша.

Они взялись за сошники и покатили пушку по дороге. К счастью, дорога пошла под уклон.

— Давайте-ка с разгончика, перед нами насыпь.

С разгона удалось выкатить пушку на железнодорожную насыпь и даже перескочить через первый рельс. А дальше уже толкали, переносили вдвоём одно колесо, пока Мыкола придерживал другое. Но преодолели насыпь быстрее, чем предполагали. Видимо, страх перед появлением дрезины с немцами придал дополнительные силы.

Наконец, пушку скатили с насыпи, и перед ними — просёлочная дорога.

Изрядно устав, они не стали обходить Дубовку, а нагло прокатили пушку через деревню. Ночью и в советское-то мирное время деревни были пустынны, жители закрывали ставни и ложились спать, а уж в военное-то лихолетье на улице даже собак не было.

До войны собаки брехали, заслышав любой звук. Однако, оккупировав чужую землю, немцы собак сразу перестреляли — чем-то они им помешали. Оставшиеся дворняги голоса теперь не подавали.

Вот и перелесок. Жадно хватая открытым ртом воздух, все трое повалились в траву.

— Тяжёлая, чертяка! — подал голос Михась.

— Ты бы полковую пушку потолкал, тогда бы сравнивал! — резонно возразил ему Александр. — Давайте выкатим пушку на край перелеска.

С трудом поднявшись, они смахнули пот с лица, перекатили пушку.

— Ну, парни, ещё одно дело, и вы свободны. Надо ящики со снарядами к пушке перенести.

В темноте с трудом нашли схрон с ящиками и перенесли их к пушке.

— Всё, парни, теперь по домам. Дальше уже я один.

— Как же ты один-то? Я останусь, помогу, — вызвался Мыкола.

— Я сказал — один останусь. Стрельну завтра несколько раз и буду ноги уносить. Пушку жалко, но придётся её бросить. Вам рисковать ни к чему, да и уйти одному легче.

— А если?..

— Выполнять приказ, без всяких «если»!

Парни потоптались в нерешительности. По всему выходило, что давать бой завтра будет один Александр. Стыдновато им уходить было, вроде бросают товарища.

— Свидимся ещё, парни. Через два дня — в урочище.

— Точно, дядько?

— Я тебя хоть раз обманул?

— Тогда до встречи! — облегчённо выдохнул Мыкола.

Эх, знать бы ещё, удастся ли ещё уйти после стрельбы?

Парни ушли, в ночной тишине стих шорох их шагов. Можно немного и самому передохнуть. Тяжеловато далось перетаскивать пушку, вон — рубаха на спине насквозь мокрая, и руки дрожат от напряжения.

Александр посидел немного на станине, потом прилёг. Всё равно ничего не видно, и, пока не забрезжит рассвет, сделать ничего нельзя. Он даже вздремнул неожиданно.

Проснулся от звука мотора. Это на аэродроме для прогрева запустили двигатель. Саша протёр глаза, зевнул. Темень вокруг посерела, стали видны контуры кустов, растущих поблизости.

Александр раздвинул станины, подпрыгнул на сошниках, вгоняя их в мягкую землю. Снял с плеча винтовку, повесил ремнём на край щита, открыл затвор. Зашёл спереди, оглядел пушку. Хоть и низенькая — едва выше пояса, а замаскировать надо.

Он наломал веток, укрыл орудие. Хотя бы первые два-три выстрела маскировка поможет ему остаться незамеченным, и несколько минут он выгадает. На такой короткой — метров четыреста — дистанции стрелявшую пушку всё равно не скроешь. Засекут по вспышкам, пыли, звукам выстрелов.

На востоке светлело. На аэродроме уже стали видны самолёты, вокруг которых суетились механики. Пора готовиться.

Александр подтащил ящики со снарядами, уложил их возле правой станины, открыл. На крышках — маркировка. «Так, 53-О-240, 53-Щ-240. „О“, похоже, осколочные. А что такое „Щ“? Ладно, начну с осколочных».

Александр встал на колени слева от ствола. Низковата пушечка, крутить маховички наведения можно или стоя на коленях, или согнувшись в три погибели.

Дёрнув за рычаг, он опустил клиновый затвор и через ствол посмотрел на аэродром. Так, высокова-то ствол задран. Покрутив маховичок вертикальной наводки, Александр опустил ствол.

Поведя стволом влево-вправо, он поймал кабину бомбардировщика точно в середину отверстия ствола. Пора! Если пилоты бомбардировщиков начнут выруливать по дорожкам, ему за подвижной целью не успеть — прицела нет.

Александр загнал в ствол патрон, нажал на кнопку спуска в центре маховичка. Пушка громко выстрелила, подпрыгнула, перед стволом взметнулось облачко пыли. По наставлениям, если лето и позиция неподвижна, полагается землю перед позицией полить водой, чтобы не демаскировать пушку вздымающейся пылью. Да где же воду взять?

Александр всё-таки потерял секунду, посмотрев, куда попал снаряд? Оказалось, в самую точку! Правда, не в кабину бомбардировщика, а в двигатель. Тоже неплохо: мотор дымился, и уже показались языки пламени. Теперь — стрелять в темпе, ведь немцы ещё ничего не поняли.

Запуск холодных моторов сопровождался хлопками, клубами дыма и языками пламени. Может быть, и разрыв относительно маломощного снаряда 45-миллиметровой пушки был воспринят как такой хлопок.

Александр маховичком повёл стволом вправо и поймал в отверстие ствола грузную тушу фюзеляжа самолёта. Загнав патрон в ствол, надавил спуск. Тут же прицелился в другой самолёт, снова выстрелил. И только теперь посмотрел на бомбардировщики. Два из них горели.

О, пошло дело! Саша снова прицелился.

Но и немцы всполошились. Над аэродромом взревела сирена, объявляя тревогу. Но пока немцы соображали, откуда может исходить угроза, Саша успел выстрелить в ещё один самолёт.

Со стороны часовых в направлении лесополосы прозвучали первые винтовочные выстрелы, пока ещё не прицельные.

Склад горючего! Как он про него забыл? Саша выглянул из-за щита пушки. Вот он, на территории аэродрома. Далековато, но и у него не винтовка.

Саша прицелился, выстрелил. Промах! Немного поправил маховичком прицел, — выстрел! На этот раз — попадание.

Полыхнуло пламя, раздался взрыв. И сила взрыва была такова, что у Саши заложило уши. От склада ГСМ полетели бочки. Падая, они лопались и возгорались. В той стороне аэродрома бушевал огненный ад.

Саша схватил патрон и выстрелил в склад снова — для верности. А от аэродрома в его сторону уже ехал грузовик с солдатами в кузове и два мотоцикла с колясками.

«Дело плохо, с одной винтовкой не устоять», — пронеслось в голове у Саши. А-а-а, была не была! Саша взял патрон из другого ящика с маркировкой 53-Щ-240, навёл орудие по стволу на грузовик и выстрелил.

Эффект превзошёл все ожидания. Грузовик вильнул в сторону, и при этом несколько солдат выпало из кузова. «Да ведь это шрапнель», — догадался Саша. Он читал и знал о таких снарядах. При выстреле снаряд летит к цели. Когда срабатывает замедлитель, подрывается вышибной заряд, и на цель летит уже облако круглых шрапнельных пуль, поражая по фронту на своём пути всё живое на шестьдесят метров, а в глубину — до четырёхсот. Удачный выстрел!

Только, увлёкшись грузовиком, он упустил из виду мотоциклистов. Пулемётчики в колясках засекли орудие и открыли огонь. Пули защёлкали по броневому щиту пушки.

Саша схватил маузер, передёрнул затвор. Укрывшись щитом и опершись локтем о пушечное колесо, он прицелился в водителя и плавно нажал на спуск. Бах! Стрелял он хорошо, в учебке из десяти патронов восемь в десятку клал.

Мотоциклист завалился назад, мотоцикл дёрнулся и заглох. Зато второй уже был метрах в двухстах.

Саша передёрнул затвор, прицелился, нажал на спуск. А вместо выстрела — ни щелчка, как при осечке, ни выстрела. Александр ладонью слегка ударил по рукояти затвора, снова прицелился. На этот раз всё получилось, прозвучал выстрел. Пулемётчик в коляске всплеснул руками и завалился набок. Ствол пулемёта задрался вверх.

Мотоциклист попытался развернуть мотоцикл, но тут из-под колеса коляски вырвалось пламя, прозвучал взрыв. «Так это он на своей мине подорвался!» — догадался Саша. Или мотоциклист не знал о минах, или в пылу боя забыл о них. Ведь ещё вчера, когда он полз к аэродрому, сам наткнулся на мину-растяжку.

Но сейчас мотоцикл лежал на боку и из пробитого бака тёк бензин. Попав на раскалённую выхлопную трубу, бензин вспыхнул. Пора уходить!

От аэродрома в его сторону бежали солдаты.

Александр повёл стволом и дважды выстрелил по солдатам шрапнелью. Не глядя на результат, он подхватил маузер и по-пластунски стал отползать. Потом вскочил, и, пригибаясь, бросился бежать. Дело сделано, надо спасаться самому.

По левому предплечью ударило, как палкой, и кисть руки сразу занемела. Только не останавливаться, ведь он как раз на открытом месте. Надо добраться до леса. Ещё немного, метров двести!

Александр с трудом дотянул до леса и в изнеможении упал на землю. Дыхание совсем сбилось. Он лихорадочно оглянулся назад.

Немцы окружили пушку, но близко подходить не решались, находясь от неё в полусотне шагов. Видимо, они опасались, что пушка заминирована. Эх, не все снаряды успел выпустить…

Саша посмотрел на руку. Немного ниже локтя из рукава рубашки был вырван клок, всё пропиталось кровью.

Саша засучил рукав, осмотрел рану. Ранение было сквозным, входное и выходное отверстия недалеко друг от друга. Оторвав полу рубашки, он, как мог, перевязал руку. Нельзя терять время, надо уходить быстрее!

Саша поднялся и побежал по лесу. Со стороны аэродрома продолжали раздаваться взрывы, поднимался дым.

Лесок он пробежал за час, а ведь когда пушку втроём тащили, полночи ушло.

Лес впереди поредел, показалась насыпь. Саша вышел к железной дороге.

Он залёг. Сейчас торопиться нельзя, необходимо осмотреться. И не зря!

По рельсам неспешно катила ручная дрезина. Двое немцев тянули за ручки привода, качая телами, как заводные. Ещё двое автоматчиков сидели сзади, настороженно глядя по сторонам. Пальцы на спусковых крючках, к стрельбе готовы. Ещё бы им не насторожиться: со стороны аэродрома по-прежнему валил дым и продолжали раздаваться взрывы.

Колёса дрезины мерно постукивали на стыках. Она проехала мимо затаившегося недалеко от насыпи Александра и скрылась за поворотом.

По обе стороны — никого.

Саша вскочил и опрометью бросился через пути. Оказавшись по другую сторону железной дороги, нырнул в густые заросли кустарника. Уф, теперь можно и дух перевести. Дальше — проще: рельсов с охраной и деревень не будет до самой Богдановки. А почему, собственно, Богдановка? Он же не собирался туда возвращаться?

Саша добрался до урочища, откуда тянули пушку, и присел на пушечный передок. Его донимали раздумья. Куда направиться? Где живут Михась и Мыкола, он не знал. Да он и не пошёл бы туда, только семьи их подставил бы. Наверняка уже полицаи из местных есть, да и предатели найдутся. А тут у него ещё ранение свежее. Любой дурак сопоставит ранение и стрельбу у аэродрома. Так что, хочешь не хочешь, а придётся возвращаться в Богдановку, к Олесе. Хорошая она девка, да больно правильная, принципиальная, может и прогнать. А что? Она хозяйка в доме, на кой ляд ей трутень?

«Доберусь до сарая задами, как и уходил, переночую, а там видно будет, — подумал Саша. — Утро ведь уже, надо хоть рубашку застирать».

Далеко позади залаяла собака, и Александр почувствовал, как по спине пробежал холодок. Дворняг немцы повыбивали. Значит — служебная, по следу идет. Тогда надо к озёрам идти. Речки больно маленькие, не укроют.

Саша открыл затвор маузера. Два патрона всего. Хм, только застрелиться. Ну уж нет, не для того он сюда попал, чтобы пулю себе в башку пустить. «Надо убить собаку и спрятаться на озере, в камышах», — придумал он выход.

Александр пробежал через урочище, выбрал дерево — невысокое, разлапистое, чтобы залезть удобно было. Взобрался, однако, с трудом. Кисть левой руки, хоть и отошла от онемения, ныла, причиняя боль при каждом движении.

Он уселся в развилке поудобнее, положил маузер на ветку. Перед ним было метров двести открытого пространства.

Урочище представляло собой овраг с пологими склонами, скорее даже — глубокую ложбину. На склонах — редкий кустарник, а за ним уже — густой лес.

«Только бы собака была одна!» — взмолился про себя Саша.

И видно, Господь услышал его молитву.

Из-за деревьев показался солдат. Перед ним, на длинном, метров десяти поводке, бежала овчарка. Она шла по следу Саши, туго натянув поводок. Вот она, а следом и солдат, свернули к пушечному передку, на котором Саша сидел перед этим.

Саша устроился поудобнее, поймал в прицел собаку. Уловил момент, когда она замерла, обнюхивая передок. Выстрел! Собака жалобно заскулила и упала, дёргая в конвульсии лапами. Солдат метнулся в сторону и благоразумно залёг за передок, используя его как укрытие.

Из-за деревьев выбежало около десятка солдат. Собаковод опередил их на сотню метров и потерял собаку.

Солдаты слышали выстрел и почти с ходу открыли беспорядочный огонь из автоматов. Пули били по веткам дерева, по листве.

В маузере оставался последний патрон. Не тащить же ему было всю винтовку из-за одного патрона?

Саша прицелился, задержал дыхание и плавно потянул за спусковой крючок. Выстрел! Один из солдат — высокий, упитанный, схватился руками за грудь и упал. Остальные тут же залегли.

«Теперь надо спасаться самому», — понял Саша. Придерживаясь за ветки и закрываясь от немцев стволом дерева, он спустился на землю и бросился бежать. Без винтовки было легче. Найдут ли немцы другую собаку — большой вопрос, а он успеет добраться до озёр. В открытом бою он, даже если бы не бросил маузер, не смог бы выдержать бой с десятком автоматчиков. Потому лучший выход для него сейчас — спрятаться, переждать. И Александр бежал изо всех сил. Пока немцы поймут, что противник исчез, его уже и след простынет.

Вот и озера. Тут их два рядышком были. Одно называлось Белым, а другое — Чёрным. И несколько минут, а может даже полчаса, у него есть.

Александр сначала кинулся вправо, где камыши росли гуще. Но потом понял, что немцы туда побегут в первую очередь. Он сорвал несколько тростинок, перекусил их зубами и побежал влево — туда, где камыши росли редко и то — только у берега. Берег проглядывался насквозь, и спрятаться там было решительно негде. В самый раз местечко!

С берега Александр прыгнул подальше, чтобы не оставить следов. Потом взял полую камышинку в рот и погрузился в воду. В этом месте было неглубоко, немногим больше полуметра.

Вода была тёплая, а дно противное: илистое, скользкое. Ил — это плохо. Он поднимается со дна, когда его потревожишь. И опытный глаз сразу увидит, что в этом месте кто-то проходил. Одна надежда: пока немцы доберутся до озера, муть уже успеет осесть.

Александр лежал неподвижно, размеренно дыша через трубку. Минуты шли за минутами, и ничего не происходило. Что творится на берегу? Посмотреть бы хоть одним глазом, да нельзя. Вдруг они сейчас на берегу и наблюдают за поверхностью воды?

Неожиданно далеко в воде раздался взрыв — как раз в том месте, куда он кинулся поперва. «Гранатами забрасывают, — догадался Саша. — Лишь бы сюда не швырнули, а то всплыву, как оглушённая рыба».

Раздалось ещё три или четыре взрыва, и всё стихло.

Саша пролежал неподвижно около часа, — уж продрог. Вода, хоть и тёплая, а попробуй полежи в ней долго, да ещё и неподвижно. Всё тепло из тела высасывает.

Саша медленно поднял голову, стараясь, чтобы по воде не пошла рябь. Берег был пустынен. Но Саша не торопился. Вдруг немцы засаду оставили? Нет, никакого движения.

Он медленно выполз на берег. От долгого лежания в воде рана снова начала кровить. Да ещё несколько пиявок с руки сорвал, брезгливо поморщившись.

Немцы ушли. Только вот куда?

Саша, пригнувшись, прошёл по берегу. На песчаной почве были видны следы сапог. Ни один след не вёл в сторону деревни. Можно идти к Богдановке. Поесть бы сейчас чего-нибудь!

И тем не менее Саша прошёл около километра по маленькой речушке или, скорее, ручью, сбивая возможное преследование с собаками.

К Богдановке подошёл задами, выметенными донельзя. Пройдя незамеченным к сараю, снял с себя полусырую одежду, бросил её на верёвку сушиться и улёгся на всё ещё лежащую на сене дерюжку. От пребывания в воде и голода его трясло. Но, согревшись под лёгким одеялом, он уснул.