Вместо капонира Виктор увидел искореженный ствол, остальные детали пушки были раскиданы, а от бойцов — только куски тел. «Наверное — прямое попадание», — подумал Виктор. От вида оторванной ноги в сапоге его едва не стошнило, и он поспешил уйти к другому орудию.

Виктор успел пройти всего полсотни шагов, как из-за кустов выбрался пехотинец с винтовкой СВТ, прозванной бойцами «Светой».

— Ты кто такой? — спросил он, направив на Виктора винтовку.

— Пушкарь, — спокойно ответил Виктор. — Пушку мою разбило.

— А вон там целая стоит, только бойцов побило. Пойдем, покажу… — Боец забросил винтовку за плечо.

Капонир оказался неподалеку. Пушка, стоящая в нем, была цела, и рядом с ней — несколько ящиков снарядов.

— А бойцы где?

— В ровике прятались. Бомба рядом угодила, и всех наповал.

Смотреть на убитых Виктор не пошел — слишком тяжелое зрелище. К крови и виду оторванных конечностей он еще не привык, и такие картины действовали на него угнетающе.

Виктор осмотрел пушку. Цела, ни одной царапины. Нелепо как-то — железо осталось, а люди погибли.

Он уселся на снарядный ящик, пытаясь привести свои чувства в порядок Все вокруг настоящее, не виртуальная игра и не бред воспаленного мозга. Только один вопрос мучил его — за что и как он сюда попал? Вроде службу нормально нес, не подличал — почему именно он? Половину срока по призыву оттянул, еще столько же — и на дембель… А здесь запросто убить могут. И в «учебке» его, наверное, уже разыскивают: был человек — и пропал.

Голова была полна новыми и не очень приятными впечатлениями. В горячке боя он не чувствовал страха, а сейчас испугался. Попади бомба ближе — и он лежал бы сейчас, как эти парни, его сверстники. Или это испытание дано ему судьбой? Выдержит ли, сможет, как они?

Размышления Виктора прервал подносчик снарядов, наверное — неуютно стало одному. Батарея разбита, бойцы погибли — куда податься? Вот и пошел Виктора искать.

Подносчик снарядов уселся рядом на бруствер и протянул Виктору пачку сухарей в бумажной обертке. Сухари армейские, ржаные, квадратные.

— Перекуси… Думаю, старшина обед не привезет. Где она, та полевая кухня?

Виктор взял сухарь и с трудом отгрыз кусок — таким только гвозди забивать можно. Полежали на складах, в запасах, а случилась война — на фронт отправили.

Все-таки сухарь он съел — сказалась армейская привычка. Есть возможность спать — спи, как говорится, солдат спит — служба идет. Вот и с едой также. Лучше съесть ее, пока есть такая возможность, потому что неизвестно, покормят ли потом. А на фронте — тем более.

— Что делать будем? — спросил подносчик.

— А что ты меня спрашиваешь? Я не командир.

— Ты младший сержант и по должности выше, наводчик А я рядовой.

Вот незадача! Одно дело — решать за себя, и совсем другое — за подчиненного.

— Пушка цела, снаряды есть — будем стоять до приказа.

— Думаешь — мы его получим, этот приказ?

— А какой тебе нужен приказ? Отступать? Позиции оставить? Драпать надумал?

— Так германец сильнее!

— И где ты намерен остановиться? На Волге? На Урале?

Подносчик оторопел и, глядя на Виктора, молча хлопал глазами. Не хотел Виктор урок агитации преподать, само получилось.

— Чего молчишь? Крыть нечем? — продолжал Виктор. — А ты о людях, о жителях подумал? Женщинам, детям, старикам — им под немцем быть? Сам-то ты откуда?

— Куйбышевский…

— Ага, думаешь — не доедет немец? А если каждый, как ты, приказ об отступлении ждать будет, так и случится.

— Особисту донести хочешь?

— Тьфу на тебя! Дурак ты — дурак и есть. Объяснить тебе хочу…

— Так ведь резервы быть должны… Подойдут из тыла, немцев отбросят…

— Для мобилизации время нужно. Обуть-одеть новобранцев, оружие в руки дать и пользоваться им научить. А это все время. Вот мы и должны стоять, чтобы они, резервы эти, подготовлены были и сюда переброшены…

— Да я все это понимаю, только жить охота.

— А им? — Виктор показал рукой в сторону ровика, где лежал погибший расчет пушки.

— Героем стать захотел, да?

— Нет. Я солдат и долг свой перед Родиной до конца исполнить хочу. Негоже, когда немцы нашу землю топчут. Это моя земля, и твоя, и всех нас…

— Здорово тебя комсомол воспитал…

— Опять не то! Я не за партию и комсомол воюю, не за Сталина — за страну.

Подносчик огорченно махнул рукой и замолк, ничего не ответив более — у него было свое мнение. Он понял, что Виктора не переубедить. А хуже того — донесет он. К сожалению, стукачей было много и в армии, и среди обывателей. Всеобщая истерия о врагах, о предательстве охватила массы, маховик репрессий был раскручен.

Немалую лепту перед войной внесли в это сами немцы. Будущему противнику, СССР, подбрасывали очень похожие на правду документы — через дипломатов, через разведку. И Сталин купился, перед войной по армии прокатился поток репрессий: многие командиры, прошедшие Испанию и Халхин-Гол, были брошены в лагеря или расстреляны, а на командирские должности были поставлены партийцы из числа пролетариев. У них и большевистский фанатизм был, и преданность идеалам Ленина — Сталина. Вот только военных знаний не было. Молодые, закончившие краткосрочные курсы, они не обладали ни обширными военными знаниями, ни культурой. Их потолок был — рота, ну — батальон, а их поставили командовать дивизиями, армиями. Ошибку в дальнейшем исправили, заплатив за нее миллионами потерянных человеческих жизней, оккупированными землями и разрушенной промышленностью.

Конечно, слова Виктора были кощунственными. Как это — не за Сталина, не за ВКП(б)?

— А какое сегодня число? — спросил вдруг Виктор.

— Запамятовал? Или бомбежка мозги напрочь отбила? Четырнадцатое сентября сорок первого года.

Виктор присвистнул.

В этот момент из-за кустов вышел командир — на малиновых петлицах его было по два кубика.

Виктор с подносчиком вскочили и в приветствии приложили руку к пилотке.

— Вольно, бойцы! А где расчет?

— Только мы остались, — доложил Виктор.

— А батарея?

— Нет ее, мы на других позициях уже были. Одна пушка осталась, и нас двое.

— Плохо!

Лейтенант присел на ящик, вытащил портсигар и протянул его Виктору и подносчику:

— Курите…

Однако оба отказались — ни тот ни другой не курили.

— Снаряды есть?

— Несколько ящиков.

— Полагаю, немцы до вечера еще попробуют наступать. Я командир пехотной роты, что перед вами стоит, и на вас одна надежда. Немец танками силен, выбить их — ваша задача. Помощь нужна?

— Нужна. Немцы все позиции наши засекли, надо другой капонир рыть. Вдвоем не осилим.

— Людей не хватает… Вырыть не успеем, но несколько человек дам, перетащите пушку в другое место.

Лейтенант ушел.

— Ты побудь здесь, а я пройдусь, поищу выгодную позицию, — сказал Виктор.

Он прошел влево-вправо метров на сто и обнаружил небольшой бугорок Если подрыть его немного у основания, пушка за ним отлично встанет. У нее силуэт низкий, и от огня танковых пушек она прикрыта будет. Ну а самолеты налетят — так уже ни капонир, ни ровик расчет от бомбы не уберегли.

Когда Виктор вернулся, у пушки его ждали двое пехотинцев.

Пушку выкатили из капонира, ухватились за станину и покатили дальше.

Виктор в душе ругал себя последними словами. Одно слово — наводчик, а не командир орудия. Пешком-то он легко проделал путь, а с пушкой пришлось искать, где можно проехать. То близко растущие деревья мешали, то воронка от бомбы, то русло пересохшего ручья. Казалось бы, очевидная вещь — вернуться к пушке и по дороге назад прикинуть, где ее катить проще. Нет опыта, все приходится на своем горбу тащить. Однако пушечку к бугорку они подтащили.

Сначала пехотинцы саперными лопатками копали, где Виктор указал. Когда же они умаялись и сели передохнуть, их лопаты взяли Виктор и подносчик Илья.

Но много ли накопаешь малой саперной лопаткой? Получалось небыстро и физически утомительно. Но Виктор работой своей остался доволен.

— Бойцы, а теперь снаряды перенести надо.

Красноармейцы вздохнули, да деваться некуда. За месяцы войны они уже столько земли перекопали, сколько за всю предыдущую жизнь. И пушкарей без помощи оставить нельзя, на них вся надежда. Прорвется танк к траншеям — расстреляет из пулемета или крутиться на траншее начнет — обрушит, погребет под землей. Поэтому хоть и устали, ящики со снарядами несли безропотно. Однако едва положили их у пушки, тут же ушли. Останься — младший сержант еще работу найдет.

Виктор сказал:

— Я к капониру вернусь, может быть, что-нибудь полезное найду. А ты тем временем пушку замаскируй, чтобы ее с десятка шагов заметно не было. Вернусь — проверю.

— Так нас после первого же выстрела засекут!

— До первого выстрела еще дожить надо…

Возвращение Виктора к опустевшему капониру не было зряшным. Он нашел там бинокль в кожаном чехле — вполне исправный, и еще ящик снарядов, присыпанный землей. Маркировка снарядов была странная — 53-Щ-160. Бронебойные имели бы в обозначении «Б», осколочные — «О». А что такое «Щ»? Такая маркировка поставила его в тупик. У Ильи спросить? Опозоришься только. Как это — наводчик, и не знает маркировки снарядов к своей пушке? Однако ящик на новую позицию принес.