Он захохотал, но отступил, заметив прохожих.

— Ой, расслабься, ладно? — вздохнула Кэрис. — Мне не кажется, что нам нужно изображать непринужденность здесь.

— Нужно везде, Кэри. Правила существуют по определенной причине.

— Я думала, они больше похожи на рекомендации. Как жить счастливой жизнью… Оставайся независимым и заводи детей поздно. — Она скривилась.

— Что-то в этом роде, — сказал он. — В основе этого лежит психология и наука, знаешь ли. — Он оглянулся на проходящих с другой стороны озера людей. — Нам, наверное, лучше двигаться вперед.

— Это не полицейское государство, Максимилиан. Те незнакомцы не собираются просить нас покинуть Воеводство. Или тебя волнует, что они осудят тебя за неподдержание идеалов? — Она вернулась на тропинку, зная, что была права, — и он тоже знал об этом.

Глубоко вздохнув, Макс взял ее за руку, и они продолжили подниматься по крутому, скалистому холму к старой электростанции.

На Лин Ствлан [Лин Ствлан — озеро в Таныризиау.] открывался удивительный вид. Огромная плотина из тяжелых опор, вытянутая в арках, вырезанных из камня, протянулась вдоль всего склона горы. Плотина образовывала путь через местность: с одной стороны было огромное озеро с темной водой, с другой — сплошной обрыв до самого подножия горы. Макс и Кэрис прошли по плотине, глядя то на водоем, то на скалистый утес и аккуратно переступая через всю зелень, проросшую сквозь швы между серым камнем.

Облака над ними проплывали по бледно-голубому небу. Дул легкий, но холодный ветер.

— Здесь, наверху, когда-то была стена, однако она давным-давно осыпалась, — сказала Кэрис, наслаждаясь видом на горы. — Теперь стало немного опаснее. А сотни лет назад здесь проходила паровая железная дорога.

— Паровая? Они были ближе, чем думали.

Она пожала плечами.

— Хотя они использовали уголь — не кислород.

— Им стоило внимательнее присмотреться к первому. — Макс опустился на каменистый край плотины, там, где раньше была стена, опасно свесив ноги на высоте в несколько сотен футов над водой. — Как тебе день?

— О, знаешь, идеально.

— И у меня такое же ощущение. — Он улыбнулся. — И это было твоим первым воспоминанием?

— Довольно близко к нему. — Кэрис уселась рядом с Максом, и он достал ей из рюкзака сэндвич с курицей, который девушка с радостью взяла.

— Сколько тебе тогда было?

Она колебалась.

— Макс…

— Наверное, тебе было пять, как и всем остальным. — Он на мгновение задумался об этом. — Но тогда ты бы не помнила так много об этом месте, например, как пройти куда-то. И ты бы не стала пятикратным чемпионом по бросанию блинчиков. — Он взглянул на нее. — Кэрис?

— Мои родители… Уэльс тогда был независимым, знаешь, поэтому сначала они отказались от Ротации. Они остались здесь, в горах. Мы были в числе последних, кто ушел.

Макс посмотрел на нее с изумлением:

— Ты выросла не в Ротации?

— Я жила здесь до восемнадцати.

— Без переездов?

— Да. Я присоединилась к Ротации, когда мне было восемнадцать.

Макс откинулся назад.

— Ни одной Ротации до восемнадцати лет. Господи, только не говори об этом моим родителям, если ты когда-нибудь встретишься с ними, — они не одобрят. — Он откусил кусок от бутерброда, качая головой. — Не удивительно…

— Что не удивительно? — спросила она.

— Что Европия — все эта — кажется тебе слегка неудобным.

Она положила сэндвич.

— А тебе нет?

— Не особо. Я имею в виду, это стало неудобным теперь, когда я встретил тебя и должен буду переехать через два месяца.

Она беззвучно ахнула.

— Кэри?

— Ты переезжаешь?

Он пристыженно опустил глаза.

— Я в первой жеребьевке, Кэри.

— Почему я об этом не знала?

— Я ждал подходящего момента.

— И ты решил, что он настал сейчас? — Ее голос изменился, невольно выдавая нотки боли, но она ничего не могла с этим поделать.

— Я думал… думал, подожду, пока наступит идеальный момент.

Она, поразмыслив над этим, сказала:

— Ты думал, объявишь мне, что переезжаешь через два месяца, и это станет лучшим способом закончить наш идеальный день?

— Да, — сказал он, заметив, однако, ее ироничный взгляд. — Нет. Наверное. Да.

— Но, когда мы встретились, — вымолвила Кэрис, — ты управлял семейным супермаркетом. Только начал работать там для них.

— Нет, Кэри, — ответил он мягким тоном. — Я уже работал там какое-то время. Именно поэтому и был так огорчен. Слушай, я никогда не ожидал встретить кого-то, похожего на тебя, но так продолжаться не может — это не допускается, пока нет.

Она водила ногтями по лицу, разглядывая мох на камнях, обдумывая, что делать и что сказать. Наконец произнесла:

— Что сейчас происходит? Это все?

— Я не хочу, чтобы так было, — сказал Макс тихо. — Мне не хочется тебя терять.

— Ты как-то странно пытаешься меня удержать, Макс.

— У меня нет слов. Может, когда мы станем старше… — Он умолк, инстинктивно понимая, что не стоит поднимать глаза.

— Это все? — повторила вопрос Кэрис.

— Я просто не могу. Не могу. Как мы это оправдаем? Ни у кого из моих друзей такого не было. Ни у кого. — Она что-то пробормотала, и Макс продолжил: — Пожалуйста, не дави на меня этим понятием прошлого поколения по поводу отношений. Речь не об этом. Но то, как меня воспитали…

— Как, Макс?

Он тоже отложил остатки своего сэндвича.

— Я рассказывал тебе о моей семье. Они умирали за то, чтобы основать утопию. Мои бабушки и дедушки, их братья и сестры — мои двоюродные бабушки и дедушки — были первым поколением. Я из семьи основателей, Кэрис. Что тебе в этом не ясно?

Она молчала.

— Таких семей, конечно, много. Но моя… Мы ходили в языковую школу шесть дней в неделю. Моим первым рисунком на холодильник были золотые звезды Европии на синем фоне. Господи, моими первыми словами, похоже, являлась клятва.

После этих слов на лице Кэрис появилась улыбка.

— Мои бабушка и дедушка по отцовской линии изначально попали в утопию из Индии и Испании, по маминой линии — из Швейцарии и Италии. У моей бабушки докторская степень в генетической педиатрии, так же как и у мамы.

Кэрис сидела неподвижно, укрощенная весомостью наследия его семьи, но восхищенная шансом узнать детали, которых она так долго ждала, не решаясь об этом спросить.

— Моя бабушка была в основной группе ученых, утверждавших: исторические данные о фертильности и детородном возрасте основаны на некорректных исследованиях, устаревших статистических показателях из Франции восемнадцатого века. Она провела очередное исследование, установив новые рекомендации по воспитанию детей. Моя семья наконец доказала, что нет ничего плохого в том, чтобы заводить детей в более зрелом возрасте, и таким образом было снято социальное клеймо с позднего деторождения.

— Значит, люди могли перестать говорить «тик-так» и бояться затягивать с этим, — размышляла Кэрис.

— Именно. Что, в свою очередь, привело к инициативе введения Правила пар.

Они сидели рядом, пока Кэрис все это переваривала.

— То есть, когда я дразнилась, что ты действительно веришь…

— Тебе известно, как тяжело идти против того, чему тебя учили всю жизнь?

— Не думаю, что да.

— Это ранит. — В его голосе звучала мольба. — Если бы мы встретились немного позже…

— В другом десятилетии практически.

Неприкрытая правда сделала больно им обоим, и Макс хотел успокоить ее, но не знал как, поэтому они сидели, глядя на туман, застилавший долину.

— Куда ты переезжаешь? — спросила она.

— На другую станцию ЕКАВ. Я имел в виду это, когда говорил, что не хочу тебя потерять.

— Но ты же образцовое олицетворение Правила пар.

— Ты поняла.

Она кивнула:

— Думаю, да.

Он несколько минут молчал, холод от камня начинал пробираться сквозь их одежду.

— Я буду скучать по твоим видеозвонкам на Стенных реках, по твоим показам каждого из нарядов, один из которых ты хотела бы надеть на свидание.

Кэрис скорчила гримасу:

— Это было лишь раз.

— И я буду скучать по тому, как ты прижимаешь свои ледяные ноги к моим, когда спишь.

— Или по тому, как я сбиваю настройки твоих программ чистки зубов, так что из-за этого в ванной вода льется ручьем на пол.

— Уж по такому я точно скучать не стану.

— Почему нельзя просто использовать зубную щетку? Я все время хотела узнать…

— Ты такая старомодная. — Он осторожно взял ее под руку.

Они сидели высоко над национальным парком, зеленые горы раскинулись вокруг них под ярко-голубым весенним небом, их ноги свисали с плотины над озером.

Макс начал что-то говорить, но осекся.

Через секунду Кэрис попросила:

— Продолжай.

— Я не ожидал, что из этого что-нибудь выйдет.

Прислонившись к нему, она взяла его за руку, и они на какое-то время застыли так.

— Может, у нас будет возможность навещать друг друга. Есть же выходные. — Кэрис посмотрела на Макса. — О да, мы не должны, ты сам сказал.

— Я знаю. — В его голосе слышалось сомнение; ему не нравилась такая странная смена ролей. — Но я навещаю своих друзей в других Воеводах. Да и ты тоже. — Макс не спеша все обдумывал. — Это было бы вполне нормально. Кроме того, несправедливо отправить тебя в мир прежде, чем ты научишься правильно управлять программами чистки зубов, — сказал он, и она улыбнулась. — Я буду на государственной службе.

Кэрис положила голову ему на плечо, переплетя свою руку с рукой Макса.

— Не надо меня ненавидеть, — сказал он. — Но я не в состоянии совсем отказаться от этого, пока нет.

— Как я могу тебя ненавидеть?

Он убрал упаковку от сэндвичей назад в рюкзак и начал вставать.

— Возможно, — прошептала Кэрис, ее хриплый шепот подхватило ветром, — некоторые правила существуют для того, чтобы их нарушать.

И, когда они начали спускаться со склона, Макс вздрогнул.

Глава одиннадцатая

Сорок пять минут

Скользя, как камушки по воде, Макс и Кэрис погружались в пояс астероидов глубже, чем когда-либо прежде. Окружая Землю, пояс представляет собой красивый звездный дождь в ночное время, а иногда и днем, но тут, наверху, внутри поля астероидов, это опасно.

— Только что было сорок пять минут, — говорит Макс, пока они падают, нервно оглядываясь по сторонам. — Мы уже использовали половину нашего времени. Никто не придет, не так ли?

— Некому прийти.

— Мы совсем одни.

— Прекрати это.

— Мы тоже можем отказаться.

Кэрис прикусывает губу.

— От чего?

— Мы тоже можем отказаться от попыток найти способ выжить.

Она резко смотрит на него.

— Что?

— А какой в этом смысл? — пожимает плечами он.

— Пожалуйста, Макс. Мне, помимо всего прочего, осталось еще разбираться с твоей новообретенной депрессией. — Кэрис показывает на окружающее их поле метеоритов.

— Может, нам стоит сейчас снять свои шлемы, пойти навстречу нашему концу, вместо того чтобы оттягивать его до последнего?

Кэрис бьет Макса в грудь:

— Прекрати это. Я серьезно. Посмотри вниз. — Она показывает на фейерверки, ускоренно взрывающиеся над Китаем, когда метеориты размером со стеллаж оставляют за собой огненные следы в небе Земли, сгорая и разрушаясь в атмосфере. — Представь всех людей, которые смотрят вверх, — говорит Кэрис, — а мы единственные, кто может смотреть вниз.

— Хм-м, — произносит Макс. — Это не сильно помогает справиться с ужасом от того, что мы одни.

— Мы не одни, — настаивает она, и они продолжают наблюдать за метеоритами над Китаем. — По крайней мере, здесь нам не надо считаться с Правилом пар или с негативными последствиями массового уничтожения в США и на Ближнем Востоке, либо с этими метеоритами, падающими на Землю. — Она на секунду умолкает, испытывая отвращение к состоянию земного шара, оставленного ими внизу, мира, который описывают как идеальный, хотя он медленно рвет себя на части.

— Но здесь с нами никого нет. Это разве не хуже?

— Маленькая русская собачка-космонавт, наверное, пролетает где-то в своем корабле, — говорит она. — Лайка.

— Бедняга. — Он задумывается, в его голос закрадывается нотка отчаяния: — Ты думаешь, Анна тоже где-то здесь?

Удивленная, она отрицательно качает головой:

— Нет, сладкий.

— Она может быть тут.

— Я так не считаю.

— Где-то.

Обеспокоенная его радикальным изменением отношения к ситуации, Кэрис снова бьет его в грудь, на всякий случай, а затем замечает, что его глаза немного расширены.

— Макс? Все в порядке?

Он продолжает смотреть на метеориты под ними.

— Я не готов к этому. Я шеф-повар, Кэри. — Он смотрит на нее с мольбой. — Я просто шеф-повар.

— Нет, не просто. Ты член Европейского Космического Агентства Воеводы. — Она кладет свою руку в перчатке ему на грудь. — Я тоже напугана. Мои познания в области физики недостаточно хороши, чтобы спасти нас. Мы не знаем, что нам делать. Но мы члены ЕКАВ, и нас готовили — хоть и недолго — находиться здесь.

— Правильно.

— Может, ты пошутишь? Пожалуйста!

— Не сейчас, — отвечает он. — Я оставлю одну шутку про запас.

— Хорошо.

— Она, вероятно, будет о физике запускания блинчиков по воде.

Кэрис морщит нос:

— Давай шутку получше.

— Я работаю над этим.

— Хорошо.

— Но ты отлично разбираешься в физике, — говорит Макс, — когда доходит до той самой темы камушков.

Она смеется:

— Подозреваю, астероиды — это камушки, скользящие по космосу. Только вот космос другой.

— Было бы довольно тяжело запустить камень в невесомости. Если только ты не забросишь его из этой галактики в иную.

— Это довольно глубокая мысль, — говорит она, радуясь, что он начинает понемногу расслабляться, пока они болтают о глупостях. — Значит, ты не думаешь, что мы здесь одни?

Он указывает на пурпурные полутона Млечного Пути.

— Да ладно тебе. У нас принято считать, что мы единственная обитаемая планета в единственной галактике. Теперь же знаем, что наша галактика одна из бесконечного количества галактик в расширяющейся Вселенной. Нам действительно так повезло, что мы заберем все это себе?

Кэрис хихикает:

— Ты говоришь как агент по продаже недвижимости, торгующий участками в космосе.

— Продается! Расскажите всем друзьям, — карикатурно распевает он. — Слева от нас ослепительный панорамный вид на все созвездия в космосе. По правую сторону — всего лишь четырехсоткилометровая дорога до центра Земли, обходящая пробки. Уютное жилище с оригинальным стеклянным шлемом для защиты от атмосферных условий, но зато дружелюбные соседи.

Она хлопает перчатками, и Макс отвешивает ей поклон.

— Спасибо, — говорит он. — Мне уже лучше.

— Думаю, это то, чем мы должны заниматься и дальше, отвлекая друг друга до упора.

— Хотелось бы, чтобы у нас был какой-то упор, это кувырканье утомляет.

Кэрис оглядывается.

— Я знаю, что мы всегда воспринимали Землю как нечто, находящееся внизу, но, если тебе это поможет, в невесомости нет верха или низа. Не имеет значения, в какую сторону мы смотрим, это все равно.

— Мой мозг воспринимает Землю как константу под нами. Каждый раз, когда она двигается, я чувствую себя словно на американских горках.

— Я тоже. Может, нам стоит перестать смотреть на наш дом?

Он ничего не говорит по поводу этого слова — дом.

— Макс? Что ты имел в виду раньше: дороги ушли летать?

— О боже, это…

— Что ты имел в виду?

— Озрик спросил у тебя, что тебе нужно знать, перед тем как мы выпадем из эфира. У тебя было время примерно на один вопрос. Раньше он говорил, что у нас четыре дрона. Дроны, Кэри. Дроны отключены?

Она в шоке смотрит на него.

— Дороги ушли летать. Дроны отключены.

Макс пожимает плечами:

— Я подумал, он мог вернуть сопровождающие дроны назад, отправить их сюда.

— Ты шутишь. Какого черта ты не сказал?

— Я говорил. Но у нас не было связи, — раздраженно отвечает он. — Ты не заметила, что Озрик мог ответить тебе только на вопросы, которые задавала ты?

— Это все было странно: «Не теряйте времени. Что вам нужно спросить?»

— Уже слишком поздно. Мы не можем связаться с Озриком, с «Лаертом», с Землей.

— Извини. Я не поняла.

— Ох, да ничего. Я тоже не мог угадать «бесконтактную связь», поэтому, думаю, и ты и я одинаково бесполезны. — Он протирает рукавом стекло возле лица. — Чем ты хотела бы заняться?

— Я не отказалась бы выпить.

— Я серьезно, — говорит он. — Что ты хочешь делать?

Кэрис обводит рукой окружающее их пространство.

— У нас осталось не так много времени.

* * *

Время, проведенное вместе, стало всем, пока их разделяло большое расстояние, но, как оказалось, эта дистанция разрушала их отношения. Пятничные вечера проходили странно: вежливое, неуклюжее возобновление отношений, один из них все время был уставшим после дороги, другой испытывал напряжение, выказывая гостеприимство. Кэрис приезжала на Воеводу 13 ноющая и настороженная, она постоянно придиралась к нему то из-за одного, то из-за другого, то по причине раздражающего пассажира в гибриде, не в силах посмотреть Максу в глаза. Он носился с ней, успокаивая ее, но был не способен подобрать слова, чтобы раскрепостить Кэрис, поэтому они быстро укладывались в постель. После этого лежали вместе, эндорфины, насыщая их раздраженные, настороженные мысли, расслабляли обоих.

— Добро пожаловать назад, — сказал Макс, повернувшись на бок, чтобы посмотреть на нее. — Ты же возвратилась, правильно? Почему ты всегда такая напряженная, когда приезжаешь сюда?

Кэрис повернулась на живот и собрала волосы, так что он мог водить пальцами по ее спине.

— Не знаю, — ответила она. — Думаю, когда вижу тебя, я не знаю, изменилось ли что-то за эту неделю.

Я не знаю, до сих пор ли ты мой, хочешь ли меня по-прежнему, — это как снова и снова начинать сначала. Наши отношения возрождаются заново каждую пятницу, что выматывает. Но, когда ты снимаешь с меня одежду, — она окинула взглядом их переплетенные тела, — это кратчайший путь к тому, чтобы снова быть собой.

Он приподнял бровь:

— И это совсем не плохой вариант, как часто бывает с кратчайшими путями.

Он укусил ее за нос, и она, смеясь, отпрянула назад:

— Эй!

Вспомнив о своей роли, Макс опять начал играть в хозяина:

— Принести тебе что-нибудь?

— Я бы охотно выпила воды. — Она улыбнулась, когда он убирал волосы с ее глаз, но, стоило ему выйти из комнаты, подскочила, чтобы посмотреть на себя в зеркало, ведь еще не чувствовала себя комфортно в его присутствии. Услышав, что он возвращается, упала обратно на кровать, глядя, как он закрывает за собой дверь. — Спасибо.

У них уйдет минимум несколько дней на то, чтобы вспомнить, как это, быть вместе, и к этому времени они уже будут садиться обратно в шаттлы и гибриды, отправляясь на свои Воеводы, поцеловавшись на прощание, и ничего не может поколебать этого страха воскресенья.

— Давай сыграем в игру, — как-то сказал он в ее квартире у моря. — Закончи это предложение. Когда астероиды разобьют Землю вдребезги, я хочу быть…

Она подумала об этом.

— …далеко над ней, глядя вниз. А ты?

— В кровати с тобой. — Он поднял руку, чтобы она уткнулась в его подмышку.

Кэрис рассмеялась, заявив, что это был типичный мужской ответ.