Она подошла к столу и, освободив место среди бумаг, взяла черную авторучку и раскрыла книгу. Дик обратил внимание на ее руки — в вязаных перчатках с отрезанными концами на пальцах.

— Хотите, я что-нибудь напишу вам на память?

— Конечно, — оживился капрал. — На ваше усмотрение.

Несмотря на серьезность момента, внимание Дика привлекло нечто другое. Посреди стола лежала кипа разлинованных листков, причем верхний был заполнен рукописным текстом примерно на четверть. Она действительно что-то сочиняет!

— Так что же вам пожелать? — Мойлита замялась.

— Просто подпишитесь, этого будет достаточно.

— Но я должна как-то к вам обратиться. Как вас зовут?

— Э-э… Дик.

— Просто Дик?

— Да, этого хватит.

Она быстро что-то написала, развернув книгу, и вернула ее посетителю. Свежие чернила блестели от влаги. Почерк был неразборчивый и размашистый, вся надпись читалась примерно так: «Дих… С наилучшшш пошлашяш, от Мшлиты Кшн». В счастливом недоумении Дик силился расшифровать неведомые слова.

— Ой, как же… — пробормотал он. — То есть… Спасибо огромное.

— Я подписала бы титульный лист, но вы его, видимо, вырвали.

— Не я, — поспешно заверил Дик, стремясь сгладить неприятное впечатление. — Такой она ко мне попала.

— Очевидно, кому-то до вас она здорово не понравилась.

— Что вы! Не может этого быть!

— Я бы не поручилась. Вы просто не видели, что пишут критики. — Она обошла стол и опустилась в кресло у очага, протянув к теплу руки.

Дик снова мельком взглянул на страницы.

— Вы пишете новый роман?

— Роман? Нет, мне пока не до этого.

— А в издательстве мне говорили, что пишете.

— В издательстве? И в каком же?

— Там, где издана ваша книга. Я отправил письмо, хотел кое-что выяснить, — начал капрал. — «Утверждение» — лучшее из всего, что мне доводилось читать, и мне хотелось узнать, нет ли у вас еще каких-нибудь книг.

Она пристально на него посмотрела, и Дик почувствовал, что заливается краской.

— Вы что же, и вправду прочли?

— Ну да.

— Целиком, до конца?

— Я перечитывал несколько раз. Для меня это — самая важная книга на свете.

Она улыбнулась без видимой снисходительности и спросила:

— Сколько вам лет?

— Восемнадцать.

— А сколько вам было тогда?

— Когда прочитал в первый раз? Ну, наверное, пятнадцать.

— И вас не смутили какие-то вещи?

— Постельные сцены? — предположил Дик. — Мне они показались… волнующими.

— Я не об этом, ну да ладно… Просто кто-то из критиков…

— А-а, те отзывы?.. Они просто ничего не поняли.

— Так значит, вы читали и рецензии?..

— Да.

— Побольше бы мне таких читателей!

— Побольше бы таких книг! — ответил Дик и немедленно смутился. Ведь он клялся себе, что будет сдержан и вежлив. Однако мисс Кейн вновь улыбнулась ему, как бы вознаграждая за восторженную оценку.

— А что же это тогда, если не новый роман? — вернулся он к прерванному разговору и кивком указал на листки.

— Ничего особенного. Я делаю то, за что мне заплатили. Пишу пьесу про ваш город. Удивительно, я думала, все уже в курсе, зачем меня пригласили.

— Ах да, — пробормотал гость, силясь скрыть разочарование. Он и вправду видел рекламную брошюру, где говорилось, что, согласно утвержденному плану, военные писатели будут создавать произведения о тех населенных пунктах, которые они посетили. Впрочем, на тот момент капрал лелеял необъяснимую надежду, что Мойлита Кейн не опустится до халтуры. В сравнении с масштабом ее прошлой книги какая-то пьеска о каком-то городишке заранее выглядела бледно. — Ну а роман-то вы все-таки пишете?

— Да, я начала одну книгу, но отложила до поры. Все равно ее не напечатают, по крайней мере, пока не закончится война. Бумаги нет, лесопилки закрыты — не до того теперь.

Дик глядел на нее, не в силах отвести глаз. Как же так! Вот она, та самая Мойлита Кейн, которая уже три года не выходит у него из головы. Странное дело, она не вязалась со сложившимся в его представлении образом, ни внешне, не внутренне. Эта женщина говорила совсем не так, выражалась иначе. Глубокие диалоги героев, тонкая полемика и убедительная аргументация — где все это? Где остроумие и сопереживание, где живость повествования, наконец? Неужели вот это — она?

Первое впечатление о ее внешности оказалось обманчивым. Громоздкая зимняя одежда создавала иллюзию полноты, однако ее пальцы, черты лица были тонкими и изящными. Угадать ее возраст было невозможно, очевидно, что писательница старше его на несколько лет, но насколько? Ах, если б она сняла с себя шапку и показала лицо, слегка прикрытое непослушной прядью темно-каштановых волос!..

— А над пьесой вам интересно работать? — спросил Дик, не сводя с нее глаз.

— Мне нужно на что-то жить.

— В таком случаю, надеюсь, вам хорошо за это заплатят! — воскликнул он, опешив от собственной прямолинейности.

— Ох, полагаю, бургомистр получит от проекта куда больше. Сейчас война — это понятно, но я не хочу прекращать писать. — Она отвернулась, как будто решив погреть руки у очага. — В таком положении оказались многие творческие люди. Выкручиваемся, кто во что горазд. Если война не затянется, то небольшой простой даже на пользу.

— А она может скоро закончиться? Как по-вашему?

— Обе стороны в тупике, пат может длиться вечно… У вас необычная форма. Вы армейский?

— Пограничный патруль. Почти то же самое.

— Может, пройдете к камину, погреетесь?

— Мне, пожалуй, пора. Вы же сами сказали, что заняты.

— Да нет, давайте лучше поговорим.

Она повернула электрокамин и кивком пригласила его поближе. Дик подошел к письменному столу и, неуклюже облокотившись об угол столешницы, придвинул ноги к теплу. В этой позе он мог при желании разобрать пару слов, написанных на листке.

Перехватив его взгляд, Мойлита Кейн перевернула страницу. Дик принял это на свой счет.

— Я не хотел подсматривать.

— Пока слишком сыро.

— Уверен, получится здорово.

— Как знать, как знать… Просто пока не хочу, чтобы кто-то читал, понимаете?

— Конечно.

— А если я попрошу вас об одолжении, вы мне не откажете? — вдруг спросила писательница.

Дик готов был рассмеяться — настолько нелепой и волнующей показалась ему мысль о том, что он может хоть чем-то сгодиться.

— Не знаю, — кое-как выдавил он из себя. — А что нужно делать?

— Расскажите мне о городке. Бюргерам теперь все равно — они свой барыш получили, а мне не разрешают выходить на люди и общаться. Вот и приходится писать лишь о том, что я вижу. — Собеседница показала в окно, за которым простиралась лишь мерзлая пустошь. — Деревья да горы!

— А что, вы не можете выдумать? — поинтересовался Дик.

— Вы прямо как Клерк Трейдан! — Увидев, как переменилось его лицо в тот же миг, она поспешно добавила: — Я хочу написать, как все обстоит на самом деле. Кто здесь, к примеру, живет? Бюргеры с солдатами, и только? Я не видела женщин.

Дик задумался.

— Бюргеры — семейные. Видимо, жены при них. Но я никогда их не видел.

— А кто еще есть?

— В долине живут фермеры. А еще путевые обходчики на железной дороге.

— Н-да, с таким же успехом я могу сочинять про деревья да горы.

— Но ведь что-то у вас уже есть, — заметил Дик.

— Да так, все больше раздумья. — Ответ прозвучал крайне туманно. — А что там, на самой границе? Вы бывали когда-нибудь у стены?

— Да, когда патрулирую. Ради этого мы здесь и служим.

— Расскажите, какая она, эта стена.

— А зачем вам?

— Я не представляю, какая она вблизи, а бюргеры туда не пускают.

— Ее нельзя вставлять в пьесу.

— Почему? Это же центр всего, что здесь есть.

— Да ну, что вы, — запротестовал Дик. — Она проходит сбоку, по самому хребту.

Мойлита Кейн засмеялась. Капрал смущенно поежился, потом тоже улыбнулся.

— Дик, весь Файандленд обнесен стеной. Но много ли обычных людей ее видели? Она — одна из причин этой войны. Любому писателю ясно, что стена — это символ. И здесь, на границе, она обретает свой истинный смысл. Я не пойму, чем живут ваши люди, пока не узнаю все о стене.

— Стена как стена, только очень высокая, — беспомощно развел руками Дик.

— Из чего она?

— Бетон. Да, скорее всего, бетон. Местами кирпич — там, где старая кладка. Позади нее — ров. Стена высоченная, в три человеческих роста, а может, и выше, но за ней — насыпи, мы их зовем тротуаром, они как раз для патрульных. Где идет круто в горку — ступени. В некоторых местах внутри есть пустоты, там проложены рельсы и ходят вагонетки для подачи снарядов. Поверх бруствера все обмотано колючей проволокой, там же — автоматчики и сторожевые башни. У противника повсюду наставлены прожектора, но и у нас тоже есть кое-где.

— Стена проложена по всей старой границе?

— Да, по всему хребту, — сказал Дик. — Там вроде бы как проходила граница. И стена — ну да, символ, если подумать, — добавил он, прибегнув к ее же словам.

— Стена всегда символ, в любом деле. А что вам приходится делать, когда вы несете патруль?

— Наша задача — следить, чтобы никто не пробрался с той стороны. Происшествий обычно не густо. Ну, бросят гранату или газовую капсулу — мы в таком случае тоже им что-нибудь зашвырнем. Обычно все тут же стихает. Бывает, затянется на несколько дней. Но чаще всего — тишина, особенно в непогоду. А погода у нас, сами знаете: то снег, то ветер.