Мужчина был сухощав и удивительно бледен, как будто сдал лишнюю кварту донорской крови, а глаза его блестели голубым, как два осколка льда. Его нос был крючковат ровно настолько, чтобы не выглядеть отталкивающе, а скорее придавать лицу индивидуальность. Хриплый голос казался сорванным — голос пьющего человека.

— Да, это ты. Я Рамирес. Иди за мной.

Дону не представилось возможности обдумать неожиданный поворот событий, поскольку Рамирес развернулся и принялся карабкаться вверх со скоростью и ловкостью горного козла, в районе пятого этажа бросив через плечо:

— Цепляйся за стену, беленький хлебушек. Кое-где перила держатся на честном слове. Вниз лететь далеко.

Истекающему потом, галлюцинирующему от усталости Дону не хватило дыхания, чтобы ответить. За стену он тем не менее ухватился, и притом охотно. Прошло шестнадцать месяцев со времени его последней спелеоэкспедиции, и его физическая форма докатилась до той стадии, когда живот уже начинал нависать над ремнем. Мишель ничего не говорила по этому поводу, хотя, как подозревал Дон, вряд ли ей это нравилось.

Поднявшись на седьмой этаж и проследовав за Рамиресом сквозь почти полный мрак, он вошел в обшарпанную комнату. Обои лоскутами свисали со стен; с потолков, изукрашенных пятнами сырости, свешивались провода, на которых болтались лампочки. Под единственным окном, напоминающим окно тюремной камеры, громыхал и дребезжал радиатор. В углу стояла плита и древний холодильник, покрытый плесенью. Меблировка исчерпывалась диваном из искусственной кожи, потихоньку теряющим набивку, и двумя деревянными стульями. Штабеля коробок с газетами, покрытые слоем белой пыли, достигали в высоту половины человеческого роста. Грубый деревянный пол был испещрен зарубками, царапинами и пятнами. На груде одеял возлежала голая женщина. Ее светлые волосы казались практически белыми. Она храпела. На ее бедре балансировал таракан, остановившийся почистить усики. На стене над ней висело изображение обнаженной ацтекской принцессы и ягуара, закутанного в бархат. Тень рока червем наползала на лиловый горизонт, бросая темные блики на непокрытые плечи принцессы.

На одном из стульев сидел крепко сбитый мужчина в серапе [Серапе — традиционный мексиканский плащ-накидка.]. Густые, всклокоченные иссиня-черные волосы доходили ему до пояса. Он склонился над длинным, примитивно обработанным ножом, затачивая его с помощью точильного камня. Он мельком глянул на Дона и вернулся к своему занятию.

— Киндер. это наш заблудший гринго. Гринго, это Киндер. Выпить хочешь, amigo?

Рамирес не стал ждать ответа. Он задвинул дверной засов и заглянул в глазок, как будто надеясь разглядеть что-либо в кромешной темноте, царившей снаружи.

— Чисто. Иногда pendejos [Сукины дети (исп.).]увязываются за нами. В таких случаях я достаю вот это.

Из сумки, зажатой между двумя коробками, бледнолицый Рамирес вытянул клюшку для гольфа, помахал ей в воздухе и засунул обратно.

— Ладно. Пора выпить.

Он перешагнул через храпящую женщину и достал с полки бутылку текилы. Прищурился, плеснул некоторое количество жидкости в грязный стакан и передал его Дону. Дон сделал глоток, вопреки доводам рассудка. В чужой монастырь, и все такое. Рамирес отхлебнул прямо из бутылки, вытер рот рукавом и рыгнул.

— Йо, Бенни, хочешь глоточек?

— Неа, — Киндер сплюнул на камень и снова принялся точить нож. Этого человека легко можно было представить сидящим на корточках возле костра посреди прерий. Мускулистые плечи ходили ходуном под тканью серале.

Дон не мог понять, действительно ли на дне бутылки с текилой лежит окаменелый червяк, или это лишь игра света.

— Сеньор Монтойя сказал, что вы, господа, можете помочь мне решить мою проблему. Он сказал, вы полицейские.

— На пенсии, — уточнил Рамирес. Он не был похож на человека пенсионного возраста. — Монтойя прислал тебя сюда. Это было глупо. Мы бы сами к тебе приехали. Но без разницы, hombre [Сукины дети (исп.).], без разницы. Так что за проблема, м?

— Он не говорил вам?

— Нет, amigo. Монтойя сказал только, что некий pendejo [Тупица, идиот (исп., сленг., бранн.).]-гринго гонит волну у него в офисе, и что нам придется что-то с этим сделать. Ну надо, так сделаем. Деньги у тебя есть? Американские доллары. Песо не принимаем.

— Э-э… Погодите, он послал меня к вам, потому что в полиции из меня вытянули бы взятку.

— Именно так эти свиньи и поступают. Никогда не доверяй свиньям, мой друг.

— Но… Вы хотите денег. И вы — полицейский.

— Само собой, мы хотим денег. Так устроен мир. Смажь колеса, и телега покатится, amigo. Я не свинья, я бросил все это давным-давно. Поверь мне, я знаю, как у них работают мозги. С нами тебе не в пример лучше. Ты теперь как у Христа за пазухой. Так ведь, Бенни-бой?

Киндер сплюнул и заскользил лезвием по камню.

— Короче, мужик. Сколько у тебя с собой?

Дон заколебался, и Рамирес закатил глаза и пощелкал пальцами:

— Давай-давай, не тяни. Сколько?

— Э-э-э… Тридцать пять американских. Пара сотен песо.

— Чего-чего? Тридцать пять американских?

— Тридцать пять американских.

— Гони его, — на этот раз Киндер даже не потрудился поднять глаза.

— Какого черта ты тут делаешь? — сказал Рамирес. Он отобрал у Дона стакан.

— Меня прислал Монтойя.

— Ну, ёкарный бабай. Прислал, да. А зачем?

— Моя жена. Она пропала, — Дону было трудно выговаривать слова. Он сглотнул слюну и сжал челюсти. — Я могу выписать чек на большую сумму. Или заехать за деньгами в отель, или еще что-нибудь. Или, знаете что? Не надо ничего. Простите, что побеспокоил.

— Притормози, не злись. Я ж тебя просто подначиваю. Монтойя сказал позаботиться о тебе, и мы позаботимся. Бенни у нас фанат Боба Хоупа. Вот закончится передача, и мы пообщаемся. Договоримся.

— Это была плохая идея. Хуже не бывает. Спасибо за выпивку. Провожать не надо.

Уже одна мысль о спуске по лестнице смерти приводила Дона в ужас, но он не собирался больше унижаться перед этими темными личностями. Скорее всего, полиция не проявит никакого энтузиазма, но в его положении единственным разумным вариантом оставался ввод тяжелой артиллерии — любого типа.

— Погоди-погоди. Тридцать пять — это уже что-то. Не много, но хоть что-то. Не знаю. Может, я и позвоню кой-куда. Кроме того, ты навернешься и сломаешь шею, если я не пойду с тобой. Монтойе это может не понравиться. Фото твоей жены есть?

— Сейчас, — Дон вздохнул. Напоминание о лестнице тем не менее перевесило чашу весов.

Он порылся в бумажнике и извлек оттуда фотографию Мишель, стоящей посреди газона, в голубом сарафане, с крокетным молотком в руках, в шляпе с опущенными полями, затеняющими лицо.

— Мать Мария, какая красотка, — почтительно протянул Рамирес. Он пододвинулся к Киндеру и показал ему фотографию.

Киндер мастерски подбросил нож и спрятал его в складках серапе. Затем поднялся, размял мощные плечи и смерил Дона взглядом, исполненным холодной ненависти:

— Ну и какого хрена мы ждем?

2

Их троица спустилась вниз. Киндер шел впереди, освещая путь бензиновой лампой, Дон следовал за ним, а замыкал шествие Рамирес, постукивавший клюшкой для гольфа по ладони. Они вышли на улицу, окунувшись в ночную сырость, пересекли улицу, затем пустырь и оказались перед запертым гаражом, который Киндер открыл своим ключом. Внутри обнаружились островки брезента, какие-то механизмы, разбитые машины. Киндер сдернул мешковину с вишневого «кадиллака» с откидным верхом. Дон расположился сзади. Рамирес занял переднее сиденье, а Киндер сел за руль. Они с Рамиресом начали переговариваться по-испански, изучая в свете приборной панели расписание поездок, предоставленное секретарем профессора Трента.

Рамирес присвистнул:

— Amigo, тут упоминаются довольно сомнительные места. Ты уверен, что твоя жена могла туда отправиться?

— Нет. Это список поездок Трента. Она поехала с ним осматривать руины.

— Я не понимаю. Он любовник твоей жены?

— Господи, да нет же. Послушайте, они просто друзья. Даже не друзья — коллеги — ну вот как полицейские, понимаете?

— Но, чувак. Эти места… Окей, окей. Хозяин барин. Бенни отвезет нас куда надо. Да, Бенни?

Киндер вдавил педаль газа, двигатель «кадиллака» взревел, ветер хлестнул по волосам Дона и резанул глаза. Огни большого города не приблизились, а, напротив, расступились и отодвинулись назад, пока рычащая машина неслась сначала под чередой мостов, а затем стала подниматься по серпантину, обвивавшему крутой склон. Вершину холма венчала кучка многоквартирных корпусов и лепящихся друг к другу цементных коробок с рифлеными жестяными крышами. Львиную долю квартала занимала развалюха, в которой опознавался бар. На пустыре, на дороге, в кювете под произвольными углами были припаркованы машины. Вокруг толпились люди, которые либо выпивали, либо кувыркались в пыли, то ли занимаясь любовью, то ли сцепившись в драке — трудно было сказать наверняка; десятки людей восседали на крыше, как птицы на проводах, свесив босые ноги перед выключенной неоновой вывеской, на которой значилось «Casa del Diablo» [Дом дьявола (исп.).]. Свет шел от звезд, а также из проема дверей в форме летучей мыши и от укрепленного на шесте факела, пламя которого придавало сцене средневековый вид.

Дон решил, что вышла какая-то ошибка.

— Не может быть, — произнес он.

Киндер припарковал машину посреди дороги. Больше было попросту негде.

— Все будет хорошо, — сказал Рамирес и перемахнул через борт «кадиллака», придерживая рукой тюрбан.

Он нетерпеливо покрутил рукой, подгоняя Дона:

— Не отставай от взрослых собак, amigo. Это место не для щенков.

— Я уверен, что моя жена не могла сюда приезжать.

— Не бойся, щеник. Никто не оттяпает тебе голову, пока мы с Бенни на твоей стороне. Держись поближе, цепляйся за стену — тут лететь придется еще дальше, чем с той проклятой лестницы.

Рамирес ухмыльнулся, ухватил Дона за плечо и потянул вперед. Они прошагали по грязи, толкнули створки дверей и очутились в плавящемся, туманном царстве багряного света и дыма, который клубами поднимался над очагом и заволакивал все вокруг кровавой пеленой, превращая посетителей, битком набитых в эту раскаленную печь, в призрачные тени.

Конец ознакомительного фрагмента