Прошло полгода с тех пор, как она не берет в рот спиртного.

Неужели всего полгода? Ей казалось, миновала целая вечность.

Она перекатилась на бок и принялась изучать профиль лежавшего рядом молодого человека.

Это может стать началом чего-то нового, свежего, приятного и доброго.

Как хорошо будет выглядеть информация о ней рядом с газетными интервью: «Семья: дочь пяти лет, бойфренд — двадцати трех лет».

Протянув руку, она коснулась его волос. Какие они жесткие, как будто заплетены в мелкие косички.

— Робин, — прошептала она почти беззвучно, проведя пальцами по его лбу. — Скажи, что я тебе нравлюсь.

Он мгновенно проснулся, но не от шепота Анны, а от невыносимо напористого дверного звонка. Открыл глаза, сел и ошеломленно осмотрелся. Анна мгновенно отдернула руку.

— Что за черт? — спросил он, глядя на Анну так, словно видел ее впервые.

Она натянула простыню до подбородка и попыталась улыбнуться.

— Это всего лишь звонок в дверь, — сказала она. — Но я не собираюсь открывать.

Он выпрямился, и Анна заметила, что снадобье, которым были намазаны его волосы, оставило громадное пятно на наволочке.

— Это не твой старик? — спросил он с тревогой в голосе. — Ты же говорила, что у тебя никого нет.

— Это не мужчина, — сказала Анна, встала, тщетно пытаясь завернуться в простыню, и заковыляла в прихожую.

Звонок снова противно зажужжал.

— Да сейчас, мать вашу, — ругнулась Анна, чувствуя, как в ней закипает раздражение и разочарование. Она так давно ждала такой ночи, хотела казаться опытной, чувственной, но теперь была просто растеряна и выбита из колеи. Дьявол!

Она завозилась с замком, глотая звуки, очень похожие на рыдания.

На пороге стояла Анника с Калле и Эллен.

— Что тебе нужно? — спросила Анна, слыша, как дрогнул ее голос.

Анника выглядела безмерно усталой. В ответ она только вздохнула. Было видно, что у нее нет сил на объяснения.

— Ты соображаешь, который час? — спросила Анна.

— Мы можем у тебя поспать? — спросила Анника. — Наш дом сгорел.

Анна скептически посмотрела на детей. Сгорел? Она услышала, как Робин в туалете спустил воду.

— Ты приехала не вовремя, — сказала она, подтягивая простыню к подбородку.

Калле заплакал, к нему тотчас присоединилась Эллен. Из двери потянуло холодом, и Анна туже запахнула простыню.

— Вы можете не кричать? — спросила она. — Сейчас еще ночь, в конце концов.

Анника смотрела на Анну широко открытыми влажными глазами.

«Господи, только бы еще и эта не разревелась!»

— Нам некуда идти.

В спальне кашлянул Робин. «Только бы он сейчас не ушел».

— Но, Анника. — Анна оглянулась через плечо. — Я же в этом не виновата.

Анника отступила на шаг, набрала в грудь воздух, словно собираясь что-то сказать, но не смогла произнести ни слова.

Анна попыталась улыбнуться.

— Надеюсь, ты понимаешь.

— Не может быть, чтобы ты говорила это серьезно, — сказала наконец Анника.

Было слышно, как Робин ходит по спальне.

— Я сейчас не одна, и ты не представляешь, как много это для меня значит.

Анника зло прищурилась:

— Ты и в самом деле стала такой эгоисткой?

Анна моргнула. Что? Кто стал эгоисткой?

— Я не смогла вынести из дома деньги, — сказала Анника, — мне даже нечем расплатиться с таксистом. Или ты думаешь, что мне вместе с детьми следует спать на улице?

Анна едва не задохнулась от злости. «Кто она такая, чтобы меня обвинять?»

— Пришло время платить по счетам? — спросила она. — Ты заплатила за эту квартиру, а теперь требуешь компенсации?

Голос Анники Бенгтзон сорвался на фальцет:

— Ты не можешь помочь мне даже в такой малости?

«Он одевается. Он хочет уйти».

Анна поняла, что Робин собрался уходить, и, чтобы задержать его, вышла на площадку и закрыла за собой дверь.

— Я уже достаточно тебя наслушалась! — зашипела Анна, изо всех сил стараясь держать себя в руках. — Я слушала тебя много лет. Я постоянно слушала твое нытье о том, что все идет не так, что у тебя скучный муж и ужасная работа. Вот что я тебе скажу — это не я спихивала других вниз!

Анна почувствовала, что у нее задрожали ноги.

— Ты это серьезно? — спросила Анника.

Отвечая, Анна с трудом сдерживалась.

— Ту энергию, которую я потратила на тебя, — неуверенно сказала она, — я могла бы с пользой потратить на что-нибудь другое. Тогда я бы все сделала как надо. Получила бы место ведущей и нашла бы мешок, набитый деньгами.

— Место ведущей? — недоуменно переспросила Анника.

— Не думай, что я все забыла, — снова заговорила Анна, — я помню, какой заносчивой ты тогда была. После смерти Мишель, когда Хайлендер позвонил тебе и предложил занять ее место. Но эту работу должна была получить я! Кто положил столько лет тяжкого труда на эту чертову компанию?

— Я не понимаю, о чем ты вообще говоришь! — воскликнула Анника, округлив заблестевшие глаза.

— Вот видишь, для тебя это ровным счетом ничего не значит! Чего бы я ни достигла, это всегда было плохо.

Анника заплакала, по щекам неудержимо текли слезы. Она всегда была плаксой.

— Я понимаю, что тебе все это покажется сущим пустяком, но я, наконец, поймала шанс, из которого что-то может выйти. Ты мне завидуешь? Да?

Анника потупила глаза и сгорбилась.

— Я не буду тебя больше беспокоить, — сказала она.

Она взяла детей за руки и стала спускаться по лестнице.

— Вот и хорошо, — язвительно заметила Анна. — Спасибо!

Она вернулась в прихожую, но злость так сильно распирала ее, что она, не удержавшись, снова выглянула на площадку.

— Закажи место в отеле! — крикнула она в спину Аннике. — Ты же, в конце концов, богата как Крез!

Обернувшись, она увидела, что Робин все это время стоял за ее спиной. Он был уже в джинсах, рубашке и завязывал шнурки на одном кроссовке.

— Куда ты собрался? — спросила она, пытаясь стряхнуть гнев и улыбнуться.

— Пойду домой, — ответил он. — Мне сегодня рано на работу.

Анна подавила желание туже стянуть на себе простыню. Вместо этого она попыталась расслабиться, сбросила простыню на пол и простерла руки, чтобы обнять Робина.

Он смутился и, наклонив голову, принялся искать второй кроссовок.

— Но, — оцепенев, произнесла Анна, — ты же говорил, что безработный.

Он пристально посмотрел на ее груди.

— Мне надо быть на репетиции оркестра, — сказал он, и ложь была настолько неуклюжей, что он даже не пытался уверить в ней Анну.

Анна подобрала с пола простыню и снова завернулась в нее.

— Ты мне нравишься, — сказала она.

Он помедлил и сказал, явно испытывая неловкость:

— Ты тоже мне нравишься.

«Только не говори: нет, это ты мне нравишься, а не я тебе».

— Ты мне позвонишь? — спросила она.

Он тяжело сглотнул слюну, потупил глаза, потом легонько поцеловал ее в ухо.

— Непременно, — сказал он и вышел, захлопнув за собой дверь.

Врач в развевающемся белом халате стремительно вошел в кабинет приемного отделения. Нина удивилась его молодости. Он был, видимо, моложе ее. Доктор коротко взглянул на Нину, а потом подошел к каталке, на которой лежала Юлия.

— Мы знаем, что случилось? — спросил он, направив луч маленького фонарика в один глаз Юлии.

Дверь кабинета бесшумно закрылась.

— Она была найдена в своей квартире, — пояснила Нина. — Там было совершено убийство. Ее муж обнаружен застреленным в постели.

— Вы смогли с ней пообщаться? — спросил врач, посветив фонариком в другой глаз.

Нина с трудом подавила желание расстегнуть тяжелый бронежилет.

— Нет. Сначала я подумала, что она мертва.

— Зрачки реагируют на свет нормально, — сказал врач, выключая фонарик. — Мы знаем, как зовут больную?

Он взял в руку компьютерный планшет.

— Юлия, — ответила Нина. — Юлия Мария Линдхольм, тридцати одного года. Урожденная Хансен.

Молодой человек посмотрел на Нину, записал имя и положил планшет на стол. Врач повесил на шею фонендоскоп и обернул плечо Юлии манжеткой тонометра. Нина терпеливо ждала, когда он измерит давление крови.

— Немного повышено, но стабильно, — сказал он.

Он взял в руку ножницы и разрезал на Юлии футболку.

— Где были следы крови, когда вы обнаружили больную?

— Я ничего не заметила, кроме брызг крови на лице, — ответила Нина. — Думаю, что физических травм у нее нет.

— Ни входных, ни выходных отверстий, ни ран, ни порезов?

Нина покачала головой.

— Ее могли ударить тупым предметом, который не оставил на теле видимых следов, — сказал врач, ощупывая живот и грудную клетку Юлии.

На осмотр Юлия не реагировала.

Врач ощупал ее шею.

— Никакой ригидности, зрачки обычного размера, реакция на свет сохранена, сотрясения или ушиба мозга нет, — констатировал врач.

Он приподнял ей ноги и пробормотал:

— Переломов бедер тоже нет.

Потом врач ударил Юлию по руке.

— Юлия, — сказал он, — мне надо проверить уровень твоего сознания. Я хочу посмотреть, реагируешь ли ты на боль. Это не опасно.

Он склонился над больной и надавил ей на грудину. Лицо Юлии исказилось, и она вскрикнула.