Он знал, что ничем не рискует, говоря так. И в подтверждение его правоты Милена засмеялась.

— Волик, ты великолепен. Неужели ты думаешь, дурачок, что я не позабочусь о том, чтобы мы не голодали? Мой муж при разводе даст мне неплохое содержание, в этом я уверена. Кроме того, дом в Испании оформлен на меня. Думаю, что мы вполне сможем переехать туда, где тепло, где светит солнце и море по утрам доходит до мраморных ступенек лестницы, ведущей из дома на пляж. Мы будем заниматься любовью на песке, пить холодное вино, покупать морепродукты на маленьком базаре, после обеда ты будешь писать свои книги, а я лежать в гамаке и любоваться тем, как ты работаешь. Ты будешь так невообразимо сексуален в широких холщовых штанах и белой рубахе, открывающей загорелую грудь. Боже мой, — ее голос стал хриплым, — иди ко мне, я так хочу тебя…

Вольдемар занимался с ней любовью, но думал лишь о том, что все будет именно так, как она рассказывает. Он слышал шум волн, набегающих на прогретый на солнце мрамор, крики чаек, гудки далеких кораблей. Он ощущал вкус терпкого виноградного вина на своих губах, видел падающие на песок листы рукописи, которая обязательно войдет в историю как бессмертный литературный шедевр, аналогичный творениям Хемингуэя. Голова у него сладко кружилась, он забился в экстазе захвативших его эмоций, и под ним так же забилась, закричала протяжно, с воем, Милена.

Вспоминая эту минуту, Вольдемар Краевский хищно улыбнулся и, накинув банный халат, направился на кухню, варить себе первую за сегодня чашку кофе. Будучи кофеманом со стажем, он еще совсем недавно мог позволить себе лишь три чашки в день, да и то выбирал в магазине самый дешевый. Теперь он покупал зерна самых дорогих сортов, молол их в ручной кофемолке, варил в медной турке, позволяя себе священнодействовать с любимым напитком минут по тридцать, не меньше, и пил его столько раз в день, сколько душа просила.

Их отъезд в Испанию был делом решенным. Через пару дней самолет унесет его на средиземноморский берег, и мрачная, унылая, кризисная Москва останется позади. Милена решила, что сообщит мужу о разводе уже оттуда. Она была уверена, что противиться он не станет, как и выяснять, кого именно нашла ему на замену неверная супруга. Этот аспект был важен, поскольку на Милениного мужа у Вольдемара Краевского тоже были серьезные планы. Первые шаги в нужном направлении уже были сделаны, об этом тоже позаботилась Милена, готовая воплощать любые капризы своего любовника.

Краевский оттянул халат и с усмешкой посмотрел на свой вяло поникший в данный момент знак мужского достоинства. Кто бы мог подумать, что к славе и богатству Вольдемара приведет именно он. Было в этом что-то унизительное, но ради будущей славы и богатства Краевский был готов вытерпеть такое малое и в общем-то приятное унижение.

Настроение у него было просто отличным. Теперь он точно знал, что ему не придется терпеть нимфоманку Милену до конца своих дней. Она увезет его в Испанию, разведется с мужем, они поженятся, он станет совладельцем ее роскошного дома, издаст с ее помощью несколько своих книг, получит мировую известность, а затем бросит ее и заживет своей жизнью, в которой будет много двадцатилетних красоток с упругой попкой и высокой грудью, не то, что у этой старухи.

Если бы не обещание издать его книги, он бы бросил ее уже сейчас, с внезапно подвалившими ему деньгами он вполне мог от нее не зависеть. Но книги… И дом на море… И незнакомый язык, который еще предстояло выучить… Нет, надо потерпеть еще годик.

Вольдемар снял турку с огня, открыл дверцу шкафчика, вмонтированного в стену под окном, и открыл вытащенный оттуда небольшой чемоданчик. Как там писали Ильф и Петров? «Бриллиантовый дым поплыл по зачумленной дворницкой», заставив его зажмуриться. Нет, ему точно везет. Помимо «золотой рыбки» Милены, ему посчастливилось получить еще и это…

Что сказал тот человек, которому он это показал? Миллион долларов, не меньше. Что ж, чтобы не тащить милую безделицу через границу, он продаст свою находку с дисконтом процентов в тридцать. При наличии дома и при издании рукописей, ему хватит этих денег до конца дней. В Испании жизнь недорогая, а он непривередлив.

Глянув на часы, Вольдемар, не спеша отправился одеваться. Покупателя такого уровня негоже встречать в халате. Как раз и кофе остынет до той температуры, как он любит. Вольдемар Краевский надел белоснежную сорочку, повязал неизменный шейный платок, застегнул кожаный пояс, вдетый в безупречные слаксы, и со вкусом выпил последнюю в своей жизни чашку кофе.

Раздавшийся звонок заставил его улыбнуться. Все складывалось хорошо, просто отлично. Поглядев для верности в глазок, он удивился, но все-таки открыл дверь. Пуля, выпущенная из пистолета с глушителем, отбросила его к стене. Убийца зашел в квартиру, аккуратно закрыл за собой дверь, кинул ставший ненужным пистолет в сторону трупа и, подтянув латексные перчатки, начал методично обыскивать квартиру. То, что ему предстояло найти, точно находилось здесь, но нужно было поторапливаться, чтобы не быть застигнутым врасплох.

Глава третья

Страсть в письмах и наяву

Обсуждение верстки и планы по маркетинговому продвижению новой книги Ганны Друбич прошло быстро. Галицкий в делах был стремителен, пустой траты времени не признавал, вопросы задавал четко, а Ганна, ценившая такой стиль работы, отвечала на них быстро и по-деловому. Работать с Галицким ей нравилось.

Обсудив все вопросы, в том числе и финансовые, которых Ганна всегда стеснялась, Галицкий откинулся на спинку стула и жестом подозвал официантку. Естественно, что встреча, как всегда, происходила в ресторане на первом этаже.

— Что будешь? — спросил он. — Еще кофе, или пообедаем?

— Да рано вроде для обеда, — усомнилась Ганна, посмотрев на часы. — Полдвенадцатого всего.

— У тебя в твоем Тьмутараканске обед в полдень, думаешь, я не помню? — поддел он ее. — А у меня в час встреча важная, решили с партнерами в Берлине свой магазин открыть, все на мази, последние приготовления, вот, будем обсуждать. А потом я к маме обещал заехать. Завтра с утречка в Питер выдвигаюсь, так что сыновний долг отдать нужно перед длительными праздниками. — Он улыбнулся, нежно-нежно, и у Ганны немного в груди защемило. Она знала, как Галицкий предан своей маме, хоть и пытается скрыть свою нежность под легким налетом иронии.

— Давай пообедаем, — согласилась она. Во-первых, спорить на пустом месте не хотелось, а во-вторых, действительно надо поесть. Времени до поезда еще навалом, идти некуда, а просто шляться по улицам нет настроения, несмотря на то, что погода отличная.

Ганна не любила Москву. Слишком шумно ей было, слишком суетно, слишком тревожно. По московским улицам она ходила, как по захваченному врагами городу. Быстро, короткими перебежками, озираясь, опустив глаза в серый асфальт и прижав к себе сумку с деньгами и документами.

Подбежала официантка. Не глядя ни в меню, которое он знал наизусть, ни на Ганну, Галицкий быстро сделал заказ, и Ганна невольно отметила, что он не забыл ее вкусов. Солянка, креветки с рукколой и помидорами черри, семга на гриле с тушеными овощами, грейпфрутовый сок.

— Вино будешь? — спросил он мимоходом, и Ганна, закусив губу, отрицательно покачала головой, думая о том, как же она его когда-то любила.

С Ильей Галицким она познакомилась десять, нет уже двенадцать лет назад. Он открывал тогда в ее родном городе свой книжный магазин, и Ганну ему порекомендовали как сильного специалиста по маркетингу и пиару. То есть, когда он написал ей письмо с предложением о сотрудничестве, она и понятия не имела, что этот магазин его, приняла за наемного менеджера, налаживающего коммуникации, а так как общался Галицкий в присущей ему манере — резкой, практически граничащей с хамством, то отказала она легко и непринужденно.

Тогда ее потребность в деньгах не была такой насущной, как сейчас. Двадцатичетырехлетняя Ганна жила одна в доставшейся ей по наследству двухкомнатной квартире, зарплату тратила на одежду и развлечения, до коих была неприхотлива, питаться бегала к маме, так что могла себе позволить быть разборчивой в плане выбора работодателей.

На письмо Галицкого она ответила вежливым отказом и тут же забыла о нем, закружившись в водовороте бурного романа с одним из местных художников. Роман только начинался. Художник был молод, голоден, в меру оборван и достаточно талантлив, чтобы вызвать ее интерес. Ганна тоже была молода, любопытна и по-щенячьи счастлива.

Полгода спустя она затеялась поздравлять знакомых с Новым годом. Смастерила красивую компьютерную открытку, которые тогда воспринимались еще как диво дивное, и стала рассылать поздравления по имеющимся в ее почте электронным адресам, придумывая для каждого контрагента свое текстовое послание. Уже тогда она не любила мыслить шаблонно.

В почте нашелся адрес Ильи Галицкого, и Ганна долго не могла вспомнить, кто это такой и откуда он взялся. В голове смутно всплывали обрывки несвязных мыслей про книжный магазин, кампанию продвижения и что-то резкое, не понравившееся ей, вызвавшее отторжение.