— Не принц, а король Рун, — со вздохом поправил его молодой человек. — Отец мой, король Руддлум, умер прошлым летом. А я вот привез Эйлонви. Королева Телерия хотела оставить принцессу на Моне. Надо, говорила она, завершить ее воспитание. Ты же знаешь мою мать: ее бы и сам Даллбен не уговорил. И поэтому, — Рун приосанился и гордо взглянул на Тарена, — поэтому я сам, собственной волей, принял решение. Я приказал снарядить корабль, и мы отплыли с Моны. Удивительно, что может сделать король, если только пожелает! Мы привезли с собой и еще кое-кого.

Рун указал в сторону очага. Только сейчас Тарен заметил толстенького коротышку, который сидел, зажав между колен котелок. Незнакомец облизал пальцы и наморщил нос, глядя на Тарена исподлобья. Он и не подумал встать или хотя бы приподняться в знак приветствия, только коротко кивнул, будто они знакомы сто лет. Жидкие волосы вокруг его лукообразной головы затрепетали, как водоросли под водой.

Тарен глядел, не веря своим глазам. А человечек приосанился и фыркнул высокомерно и в то же время обиженно.

— Мог бы запомнить меня: не так часто встречаешься с великанами! Забыл? — с досадой проговорил он.

— Да как я могу забыть? — воскликнул Тарен. — Еще как помню! Пещера на Моне! Когда я в последний раз тебя видел, ты был… побольше ростом, мягко говоря. И все равно это ты! Глеу!

— Будь я по-прежнему великаном, — проворчал Глеу, — меня бы все узнавали. Тогда, в пещере…

— Ты угодил в самое больное место, — прошептала Эйлонви. — Теперь его не остановишь. Станет вспоминать о тех славных деньках, когда был великаном. Замолкает он только для того, чтобы поесть, и перестает есть лишь для того, чтобы поговорить. Я еще могу понять и простить его обжорство. Еще бы — питаться так долго одними поганками! Но зачем он все время говорит про свое великанство? Казалось бы, ему было так плохо, что надо поскорее это время забыть!

— Я знал, что Даллбен послал Карр с обещанным зельем для Глеу, чтобы вернуть ему прежний вид, — сказал Тарен, — но что произошло дальше, понятия не имею.

— Вот что с ним случилось, — с готовностью принялась объяснять Эйлонви. — Как только Глеу уменьшился до своих размеров и смог вылезти из пещеры, он пришел в замок Руна. Там он всех до смерти замучил своими бесконечными и бестолковыми рассказами. Но прогнать его ни у кого не хватило духа. А когда мы собрались плыть сюда, то взяли его с собой, думая, что он захочет поблагодарить Даллбена. Не тут-то было! Нам пришлось его чуть не за уши тащить на корабль. Я уж теперь жалею, что мы не оставили его на Моне.

— Даже Глеу здесь, — проговорил Тарен, оглядываясь, — а троих наших лучших друзей я не вижу. Нет старого доброго Доли и Ффлеуддура Ффлама. И я надеялся, что принц Гвидион приедет встретить Эйлонви.

— Доли прислал привет, — сказал Колл. — Но придется обойтись без его общества. Нашего друга-карлика выковырять из его подземного королевства так же трудно, как выкорчевать старый пень в поле. Что до Ффлеуддура, то он как раз легок на подъем, как перекати-поле. Ничто не удержит его от веселой встречи. Думаю, он скоро явится сюда вместе со своей арфой.

— Принца Гвидиона тоже ждем, — добавил Даллбен. — Кое-что нам надо с ним обсудить и обдумать. Но вы, молодежь, конечно, вольны считать, будто важнее возвращения домой принцессы и Помощника Сторожа Свиньи нет ничего на свете.

— Ладно, я это опять надену, когда приедут Ффлеуддур и принц Гвидион, — сказала Эйлонви, снимая с головы золотой обруч. — Просто для того, чтобы и они могли посмотреть, как эта штука выглядит. А пока пусть моя голова отдохнет. Обруч так давит, будто тебе сжимают шею, только выше.

— Что ж, принцесса, — улыбнулся Даллбен, отчего его морщинистое лицо сморщилось еще сильнее, — корона больше обуза, чем украшение. Если ты это поняла, то уже научилась многому.

— Научилась! — воскликнула Эйлонви. — Да я этого учения вдосталь наглоталась. По мне не видно, так что вы и не поверите! Хотя погодите. Вот чему меня выучили. — Она достала из-под плаща сложенный вчетверо кусок ткани и почти смущенно протянула его Тарену. — Я вышила это для тебя. Правда, она не совсем еще закончена, но все равно возьми. Хотя моя работа совсем не такая красивая, как те вещи, что делал ты.

Тарен развернул ткань. На полосе шириной в размах его рук была на зеленом поле вышита кривыми стежками белая голубоглазая свинья на зеленом поле.

— Я хотела изобразить Хен Вен, — пояснила Эйлонви.

Рун и Гурги протиснулись поближе, чтобы рассмотреть ее рукоделие.

— Сперва я пыталась вышить здесь и тебя тоже. Потому что ты любишь Хен Вен и потому что я… я думала о тебе. Но ты получился похожим на тоненькую рогульку с птичьим гнездом наверху. Пришлось вышивать заново, но уже только одну Хен Вен. А ты просто вообрази, что стоишь рядом, чуть левее, вон в том углу. Иначе я бы и за год не управилась. И так целое лето провозилась.

— Если и вправду, вышивая, ты думала обо мне, — тихо сказал Тарен, — то лучшего подарка я и не желаю. И не важно, что глаза у Хен Вен на самом деле карие.

Губы у Эйлонви задрожали.

— Тебе не нравится? — потерянно спросила она.

— Нравится, очень нравится! — с горячностью воскликнул Тарен. — Какая разница, карие ли, голубые у нее глаза. Это полотно мне пригодится…

— Пригодится? — вспыхнула Эйлонви. — Это подарок на память, а не попона для твоего коня, Тарен из Каер Даллбен! Ничего ты не понял!

— Зато я знаю, какого цвета глаза у Хен Вен, — с добродушной усмешкой ответил Тарен.

Эйлонви встряхнула рыжевато-золотыми волосами и фыркнула:

— И наверняка забыл, какого цвета глаза у меня!

— Ничего подобного, принцесса, — тихо проговорил Тарен. — Не забыл я и того дня и часа, когда ты подарила мне вот это. — Он снял с плеча боевой рог. — Мы и представить себе не могли, какая в нем сокрыта сила! Правда, теперь ее больше нет. Но я все равно ценю этот рог, потому что получил его из твоих рук.

Он пристально поглядел в глаза Эйлонви и продолжал:

— Ты хочешь знать, зачем я так упорно искал своих родителей? Я надеялся, что мое происхождение окажется благородным и я получу право просить то, чего раньше не смел. Надежды мои не оправдались. И тем не менее…

Тарен умолк, подыскивая слова, но продолжить не успел. Дверь хижины резко распахнулась, и он, обернувшись, чуть не вскрикнул.

В дверях стоял Ффлеуддур. Лицо барда было мертвенно-бледным, его обычно всклокоченные желтые волосы прилипли к влажному лбу. На плече он держал бессильно обмякшее тело какого-то человека.

Тарен, а следом за ним и Рун кинулись помочь барду. Гурги и Эйлонви тоже поспешили к нему. Все вместе они осторожно опустили беспомощное тело на пол. Глеу стоял поодаль не двигаясь. Вислые щеки его дрожали. На миг Тарен оцепенел. Но уже в следующее мгновение руки его действовали быстро и проворно — расстегивали плащ, снимали порванную и окровавленную куртку. Перед ним на плотно утрамбованном земляном полу лежал Гвидион, принц Дома Дон!

Кровь коркой запеклась на его серых, по-волчьи жестких волосах, пятнами застыла на морщинистом лице. Губы раздвинулись, и казалось, он в ярости скалит зубы. Одна пола плаща была обмотана вокруг правой руки, словно под конец у него не осталось другой защиты от смертоносных ударов.

— Лорд Гвидион убит! — вскричала Эйлонви.

— Он жив… или, вернее, чуть жив, — проговорил Тарен. — Неси лекарства, — приказал он Гурги, — целебные травы из моей седельной сумки… — Он обернулся к Даллбену. — Прости. Не пристало мне приказывать под крышей моего хозяина. Но эти травы обладают большой силой. Их когда-то дал мне Адаон, сын Талиесина. Они твои, если пожелаешь.

— Я знаю их свойства, и у меня нет лучших, — ответил Даллбен. — И ты имеешь право приказывать где угодно, даже и под моей крышей, ибо научился повелевать собой. Я доверяю твоему искусству, поскольку вижу, что ты в нем уверен. Делай то, что считаешь нужным.

Колл уже спешил из кухни с большой миской воды. Даллбен, стоявший на коленях перед почти бездыханным Гвидионом, приподнялся и обратился к барду:

— Чьих рук это злое дело? — Старый волшебник говорил почти шепотом, но голос его звенел в тесной хижине, а глаза пылали гневом. — Кто осмелился на него напасть?

— Охотники Аннуина, — ответил Ффлеуддур. — Но пытались они отнять две другие жизни. Как ты себя чувствуешь? — спросил он Тарена. — И как ты сумел так быстро от них уйти? Благодари судьбу: сумел вырваться из их лап.

Тарен озадаченно посмотрел на барда:

— Я не понимаю смысла твоих слов, Ффлеуддур.

— Смысла? — переспросил бард — Мои слова означают то, что они означают, и ничего больше. Гвидион готов был отдать свою жизнь вместо твоей, когда Охотники напали на тебя меньше часа назад.

— Напали на меня? — Тарен уже ничего не мог понять. — Как это могло быть? Гурги и я не видели никаких Охотников. И час тому назад мы были уже в Каер Даллбен.

— Клянусь Великим Белином, Ффлам говорит лишь то, что видел своими глазами! — вскричал бард.

— У тебя лихорадка, ты бредишь. Ты, наверное, тоже ранен. И серьезнее, чем думаешь. Отдохни. Мы вылечим тебя. — Тарен вновь склонился над Гвидионом, развязал мешочек с травами, что принес Гурги, и замочил их в миске с водой.