— Шестнадцатого, в субботу.

— В субботу, шестнадцатого числа… вряд ли я смогу прийти. В любой другой день, кроме субботы, шестнадцатого, и я была бы как штык.

— То есть как не сможешь? — Голос Квента звучал уныло. Не чуть-чуть разочарованно, а абсолютно уныло.

Если при столкновениях с преступниками и маньяками Руби могла быть тверже бетона, то огорчить одиннадцатилетнего мальчика — или вообще огорчить кого-либо настолько беззащитного — было превыше ее сил. В таких ситуациях ее самоуверенное спокойствие просто испарялось.

— Послушай, Квент, не спеши плакать, может быть, я смогу что-нибудь перенести на другой день.

«Супергеройская вечеринка — это именно то, чего мне не хватало».

Пока Руби разбиралась со своей дилеммой, ее друг Клэнси Кру искал способ выпутаться из собственных мелких неприятностей. Он был так поглощен своими мыслями, что не сразу услышал тонкий голосок, взывавший к нему.

— Я сказала, отведи меня в гости сейчас же! — Это была Олив, пятилетняя сестра Клэнси.

— Нет, — ответил Клэнси. — Я обещал, что послежу за тобой, но водить тебя по гостям я не нанимался.

— А мама сказала, что ты меня отведешь!

Олив стояла в дверях его комнаты в шапочке, пальто, перчатках и с рюкзачком.

— Ты чего так вырядилась, Олив? — спросил Клэнси. — Ты понимаешь, что на улице все еще двадцать четыре градуса?

— А мама сказала, что вот-вот может настать похолодуние.

— Да, но по-моему, ты слишком уж серьезно к нему готовишься. К тому же не похолодуние, а похолодание.

— А мне больше нравится «дуние», — заявила Олив.

Клэнси закатил глаза. Большинство людей считало Олив милой — но не он. Она была слишком доставучей, чтобы быть милой.

Пока Клэнси искал свой рюкзак, Олив побежала вниз, жаловаться на него матери.

Клэнси спустился по черной лестнице, пытаясь избежать неизбежного — быть может, ему удастся ускользнуть так, чтобы Олив не увидела. Но, обогнув угол, он, к величайшей своей досаде, увидел ее — она стояла прямо у него на пути, похожая на крошечного Пакмана в своем желтом облачении, с суровой решимостью на лице.

— Мама сказала, что если ты меня не отведешь, тебя накажут.

Спасения не было. Из дома донесся голос миссис Кру:

— Клэнси, тебе что, так трудно отвести сестричку в гости? Она тебя так просит, разве нельзя быть чуточку добрее?

Олив смотрела прямо перед собой, моргая огромными глазами. Она выглядела невинной, словно кукла-пупс.

Клэнси уже собирался предложить Олив взятку, но из кухни решительным шагом вышла его мать в сопровождении Эми — второй по «младшести» сестрой Кру.

Эми было семь лет, она была молчалива, и именно поэтому, видимо, Клэнси относился к ней особенно хорошо.

— Ладно, ладно, отведу, — проворчал Клэнси.

Эми бросила на него сочувственный взгляд.

Миссис Кру наклонилась и поцеловала Олив в нос.

— Ты такая красавица, прямо как с картинки!

Клэнси посмотрел на Олив. Она действительно была похожа на ожившую картинку из детского журнальчика.

Он неохотно отвел ее в гости к подруге, где Олив немедленно прилипла к другой девочке и начала болтать с ней так, как будто Клэнси рядом не было.

— Всегда пожалуйста, — хмыкнул он. — Не за что.

Олив даже не услышала.

— Это твоя сестренка? — спросила его мама еще одной маленькой гостьи. — Такая хорошенькая, прямо съела бы!

— Вам понадобится много слабительного, — буркнул Клэнси.

Из-за того, что ему пришлось отводить Олив, он опаздывал, и Эллиот наверняка ждал его в «Пончике». Клэнси не любил опаздывать, он любил быть пунктуальным и злился, когда не успевал вовремя. Было уже за полдень, стояла адская жара, но он предпочел отказаться от комфорта, но явиться хотя бы без особого опоздания, поэтому помчался бегом, ни на миг не сбавляя скорости. Клэнси был быстрым бегуном, но, несмотря на все усилия, опоздал на двадцать одну минуту. Это было неприятно, потому что сегодня Клэнси лучше было бы прийти вовремя: это избавило бы его от многих неприятностей.

Распахнув дверь кафе на Амстер-стрит, он влетел прямо в спину — точнее, в место пониже спины — какому-то парню, который как раз нагнулся, чтобы завязать шнурки, и стоял при этом прямо за порогом.

— Ой, извини, — произнес Клэнси, делая шаг назад.

Парень выпрямился и обернулся. Секунду казалось, что он вот-вот скажет что-то вроде «да ладно, нет проблем», но, взглянув на Клэнси, он словно бы передумал.

Он словно выбирал вариант — проигнорировать случайное столкновение или поднять из-за него бучу. И выбрал второе.

— Ты что, совсем идиот? Или давно по физии не получал?

— Что? — переспросил Клэнси, не понявший, что происходит. Он просто пришел в «Двойной пончик», а ему уже собираются бить морду? День только начался, еще не было и часу.

— Ты вдобавок глухой, придурок?

Клэнси просто смотрел на него, не зная, что сказать. Парень злобно выпятил челюсть и прищурил глаза. Выглядел он, надо сказать, довольно уродливо, сплошные кулаки и мышцы — с виду он напоминал гориллу.

— Послушай, я не хотел в тебя врезаться. Это вышло случайно, потому что ты стоял на дороге.

— Что? — Парень-горилла, казалось, озадачился.

— Извини, если сделал тебе больно. — Клэнси знал, что этого не следует говорить, если только он хочет уйти отсюда в чистой, не заляпанной кровью рубашке, но этот тип злил его, и Клэнси не мог удержаться.

— Что ты сказал? — переспросил парень.

— Извини, если сделал тебе больно. Наверное, у тебя низкий болевой порог, — пояснил Клэнси. — Так бывает.

Лицо парня стало угрюмо-решительным.

— К тому времени, как я закончу с тобой, у тебя вообще не будет болевого порога, — прошипел он. — Я его сломаю пополам.

— Это бессмыслица, — ответил Клэнси. — Болевой порог нельзя сломать ни пополам, ни на четвертушки, вообще никак.

Но парень не слушал. Он сгреб Клэнси за ворот рубашки и сжал свободную руку в кулак. Его лицо было так близко к лицу Клэнси, что тот ощущал не особо свежий запах изо рта у обидчика.

— Если ты не против, — прохрипел Клэнси, — я правда хотел бы извиниться. Я уверен, что это все моя вина, может, начнем все с чистого листа?

Это только разозлило парня. Он уже собирался ударить Клэнси, когда вмешалась Марла. Она крепко ухватила хулигана за руку повыше локтя.

Хватка у Марлы была крепкая, а мышцы накачанные: она могла, не вспотев, вскрыть любую банку консервированных огурцов, забросить пару тяжелых мешков с картошкой в чулан или выпроводить вон разошедшихся мужчин.

Марла посмотрела парню-горилле прямо в глаза.

— Я не хочу больше видеть тебя ни в моем кафе, ни возле моего кафе, ни где-либо поблизости от моего кафе. Ты понял намек?

Парень изобразил кивок.

— Я так и знала, что ты поймешь, — заключила Марла, потом развернула парня лицом к двери и выпроводила за порог. — Теперь исчезни.

Потом она перевела взгляд на Клэнси.

— Веди себя хорошо, — только и сказала она, прежде чем уйти обратно на кухню. Клэнси отряхнулся и стал пробираться между столиками туда, где сидел Эллиот.

Когда Клэнси подошел, Эллиот поднял взгляд.

— Ты в курсе, на сколько ты опоздал?

— Ты это видел? — спросил Клэнси.

— Что? — не понял Эллиот. — Я что-то пропустил?

Он стал оглядываться по сторонам.

— Меня едва не задушил какой-то самец гориллы, вот и все.

— Правда?

— Почти. Но если ты сидел тут и думал обо мне, мне от этого, конечно, было бы намного легче.

— В каком смысле — «самец гориллы»? — Эллиот выглядел испуганным и одновременно заинтересованным.

— Такой здоровенный тип, он правда едва меня не убил. Марла выкинула его на улицу.

— Если бы я только это видел, — произнес Эллиот, — я бы… ну, сделал бы что-нибудь.

— Да, ты наверняка вмешался бы.

— Вряд ли, — признал Эллиот. — Ты хороший друг, Клэнс, но мне мои зубы нравятся там, где они есть — у меня во рту.

— И что бы ты сделал? — поинтересовался Клэнси.

— Скорее всего, побежал бы в другую сторону, — ответил Эллиот и рассмеялся так, что весь стол начал трястись, и молочный коктейль в итоге оказался на полу. Снова появилась Марла и вручила Эллиоту швабру и тряпку.

Клэнси было плевать, что Эллиот не готов был ради него рисковать своей головой: по крайней мере, он честно это признал. Трудно кого-то ненавидеть за такое.

Конец ознакомительного фрагмента