Лоуренс Норфолк

Пир Джона Сатурналла

Лукасу и Джозефу

...

Из книги Джона Сатурналла,

содержащей описания собственноличных кулинарных методов этого знаменитого повара, включая рецепты блюд для пресловутого Пира. Напечатано в году от Рождества Христова тысяча шестьсот восемьдесят первом

Смиренный повар не знает, как и когда Сатурн сотворил первый сад и какое название начертал над вратами, Рай или Эдем. Но всякого рода растения произрастали в том древнем вертограде. На пальмовых деревьях в изобилии зрели финики, и пчелиные ульи истекали медом. Виноградные гроздья наливались соком на лозах, и всякая тварь благоденствовала. Там первые мужчины и женщины сидели рука об руку в мирном согласии, и не было средь них ни господина, ни раба. За столами Сатурна каждый Адам угождал своей Еве, и в его саду они изъявляли свою любовь друг другу. Ибо вечно продолжались там Сатурналии.

Ныне Сатурнов сад зарос и заглох. Наш негодный век забыл блюда, украшавшие буковые столы древнего бога. В наше новое время многоученые повара бахвалятся своими кулинарными изобретениями и повара-алхимики превращают тресковую икру в горох. Мои собственные безыскусные блюда рядом с подобными деликатесами все одно что хромой мул, который с обиженным ревом плетется за караваном вьючных лошадей, во всем над ним превосходствующих. Но все же сейчас, когда изнуренный солдат, прошедший все недавние войны, вступает наконец в мирное время, я накрываю здесь свой последний стол.

Этот позднерожденный Адам насадит на нижеследующих страницах новый сад и попотчует вас словами взамен фруктов. Здесь он представит рецепты своих блюд, от обилия коих вновь могли бы ломиться столы древнего бога. И пусть мой нынешний пир начнется так же, как начинался пир стародавний, когда чаши свои наполняли первые мужчины и женщины. Пусть Пир Сатурналла начнется с пряного вина.

О приготовлении древнего гиппокраса, известного в просторечии как «пряное вино».

Древний этот напиток готовился из даров первозданного сада — фиников, меда, винограда и прочих, поименованных ниже. В большой котел налейте кварту белого вина и нагревайте на медленном огне, пока вино не заходит. Добавьте восемь кварт девственного меда, не выжатого, но слитого из сот. Если варево забурлит, влейте немного холодного вина. Остудите, потом опять нагрейте и снимите пену. Повторите то же самое другой раз и третий, пока не станет ясно виден профиль короля на однопенсовой монетке, лежащей на дне котла.

Финики очистите от кожуры и разотрите с вином в кашицу. Финиковые косточки поджарьте на жаровне и положите в варево. Добавьте сладкий лист под названием фолиум, молотый перец в количестве, какое может удержать меж сложенных ладоней молящаяся женщина, и щепоть шафрана. Сверху налейте вина чуть боле двух галлонов, доведя напиток до такой плотности, чтобы куриное яйцо погружалось в него не полностью и на поверхности оставалась видна часть скорлупы размером с лесной орех. Затем увяжите гвоздику и мускатную шелуху в батистовый мешочек (или гиппокрасную сумку, как выражаются многоученые повара) и опустите его в напиток…

* * *

Вьючные лошади медленно спускались в долину. Омываемые волнами серого мелкого дождя, животные в отдалении пошатывались под тяжестью тюков и баулов. Высокий мужчина, шедший впереди, наклонялся навстречу ветру с изморосью, словно силком таща лошадей прочь от темной деревни выше по склону. Длиннолицый парень, стоявший у деревянного моста на самом дне долины, выглянул из-под мокрых полей шляпы и ухмыльнулся.

Вода просачивалась через швы сапог Бенджамена Мартина. Плащ насквозь промок от дождя. В тяжелом заплечном мешке, сейчас поставленном на землю, находился груз, который он взялся доставить в усадьбу. Он был в пути без малого неделю. С утра перед его стертыми до волдырей ногами простиралась еще вся долина. Потом он заметил вереницу вьючных животных.

Ухмылка, растянувшая лицо Бена, походила на зевок угрюмой лошади. Он расправил ноющие плечи.

За погонщиком шла пегая кобыла, потом гнедая, потом два темно-бурых пони. Но взгляд Бена был прикован к бредущему в хвосте мулу, вся ноша которого состояла из груды мокрого тряпья. Даже порожнее животное должно питаться, подумал Бен. Погонщик обрадуется возможности подзаработать. Он снова посмотрел на деревню.

Ни огонька в окошках, ни дымка из труб. Никакого движения на склоне, уступами поднимавшемся к темной стене деревьев далеко наверху. Никто не знает, что там стряслось, говорили жители Флитвика в трактире накануне вечером. За всю зиму ни единая живая душа не наведалась в Бакленд.

Не мое дело, сказал себе Бен. Когда лошади спустятся в долину, он договорится с погонщиком. Таинственная посылка поедет вместе с мокрым тряпьем на муле. Доберется до усадьбы и без него. До этого «мастера Сковелла», кто бы он ни был. Деревня, долина, усадьба в дальнем ее конце — все носили имя Бакленд. Точно общее проклятие, подумал Бен. Он скользнул взглядом по уступчатому склону, от грязной деревенской церквушки до леса на самом верху, и раздраженно толкнул ногой ненавистный мешок.

Животные брели вдоль покосившегося дубового частокола. Холодная вода насквозь пропитала сапоги Бена, до самых бриджей. Мысли молодого человека устремились к Саутону и теплой каморке в «Ночном псе». Сегодня же вечером он двинется в обратный путь. Мастер Фесслер примет его обратно, как пить дать. Он никогда больше не вернется сюда.

Погонщик спустился с последнего крутого откоса в три размашистых длинных шага. За ним враскачку шла пегая кобыла с двумя громоздкими баулами на спине. Джошуа Пейлвик — так вчера называли этого худого седовласого мужчину во флитвикском трактире. Следом за пегой шагала гнедая, с такой же поклажей. Оба пони были навьючены корзинами и тюками. Замыкал шествие мул, который нес на себе лишь узел тряпья и хромал. Погонщики, напомнил себе Бен, дерут за услуги еще немилосерднее, чем гоняют своих несчастных лошадей. Пенс за милю — справедливая цена для хромого мула. Животные приближались, чавкая копытами по лужам и слякоти. Бен приветственно поднял руку. Потом узел тряпья на мульей спине шевельнулся.

Порыв ветра, подумал молодой человек, или игра угасающего света. Но уже в следующий миг увидел, что ошибся. Из тряпья вскинулась голова и уставилась на него немигающими глазами. Тряпичный узел оказался мальчишкой.

С остро торчащими скулами. С мокрыми черными кудрями, свалявшимися в войлок. Сырой голубой плащ свисал с плеч тяжелыми складками. Юный седок, неуклюже горбившийся в седле, качнулся и начал заваливаться вбок, словно вот-вот упадет. Но когда мул подошел ближе, Бен увидел, что опасность свалиться наземь мальчику не грозит: он был крепко привязан к седельной луке.

Погонщик остановился.

— Бен Мартин, — представился Бен беззаботным тоном. — У меня посылка в усадьбу Бакленд. Для человека по имени Сковелл.

— Ричард Сковелл? Знаю такого. — Джошуа Пейлвик прищурился. — И тебя знаю. Ты ночевал на постоялом дворе во Флитвике.

Бен кивнул. Мальчишка отстраненно наблюдал за происходящим из-за спины погонщика, капли дождя стекали у него с бровей прямо в глаза. Не имея возможности смахнуть капли, он морщился и моргал. Смотрел он, казалось, сквозь мужчин.

— Положи груз к мальцу, а? — предложил Бен. — Пенни за милю будет справедливо. Дорога здесь вполне сносная…

— Да неужто? — Джош вздернул бровь. — Видать, мне что-то не то мерещится. Вот уже тридцать лет.

Бен выдавил улыбку:

— Полтора пенса.

Джошуа Пейлвик помотал головой:

— Парнишка едет на муле один. По договоренности со священником.

У Бена противно заныло под ложечкой.

— Ладно, я заплачу больше, — выпалил он.

Но Джош отрезал, посуровев лицом:

— Нет, уговор дороже денег.

Он дернул за повод, и лошади тронулись с места. Худое тело ребенка тряслось и раскачивалось в седле. Копыта гулко застучали по дощатому настилу моста.

Бен совсем упал духом. Выброшу посылку в речку, и дело с концом, решил он. Будто бы и в глаза не видал никакой посылки. Никто не узнает, кроме Пейлвика. И мальчишки, кто бы он ни был. Да еще этого Сковелла, если Пейлвик ему расскажет. И смуглого мужика, нанявшего меня в Саутоне. Мавра или еврея, или кто он там. Элмери…

Надежда на скорое возвращение в теплую заднюю каморку «Ночного пса» таяла с каждым шагом Джошевых лошадей. Зря, ох зря он покинул Саутон. Не торчал бы сейчас под дождем на мосту в самом начале долины Бакленд, мокрый до нитки и со стертыми ногами. Внезапно Бен подхватил мешок за лямки и перекинул за плечо.

— Стой! — крикнул он сквозь дождь и, спотыкаясь, зашагал по мосту.

Джошуа Пейлвик повернулся с непроницаемым лицом.

— Я не знаю дороги, — признался Бен.

— Я так и понял.

— В первый раз здесь.

Старший мужчина смерил Бена взглядом. И тотчас же у Бена возникло ощущение, будто рассеялись какие-то злые чары. Будто темная деревня с грязной церквушкой осталась далеко позади, а до усадьбы Бакленд рукой подать. Будто переход через долину не более чем приятная прогулка. На лице погонщика мелькнула едва заметная улыбка.

— Я тебя еще из деревни приметил, — сказал он. — Думал, поджидаешь тут попутную повозку из Саутона. Ты ведь оттуда, верно?

Бен ответил утвердительно.

— Ладно, пойдем вместе, коли хочешь. Посмотрим, удастся ли нам поладить.

Бен горячо закивал, а новый знакомец через плечо оглянулся на мальчика:

— Этого надо доставить в усадьбу, как и твою посылку. Будешь присматривать за ним вместо меня, идет?

Они оба обернулись. Привязанный к седлу мальчишка смотрел назад, вывернув шею. Бен Мартин проследил за его взглядом, скользнув глазами по густо заросшему уступчатому склону над деревней, до черной стены деревьев на самом верху.

— Там его и поймали, — промолвил Джош. — В лесу Баклы.

* * *

Они опрометью выскочили из хижины и бросились через темный луг. У Джона бешено колотилось сердце, живот крутило от страха. Мать бежала рядом, в одной руке она тащила увесистую суму, другой держала его за запястье. Высокая трава хлестала по ногам, пока они неслись к спасительному склону. Пение толпы позади становилось все громче, все резче.

Мед и гроздья винограда!
Сладкое вино!
Ведьма, выходи и выпей
С нами заодно!

Теплый ночной воздух отдавал маслянистым дымом горелого жира. Грохот котлов и сковородок смешивался с воплями селян. Мать стиснула руку Джона сильнее, увлекая за собой. Он слышал, как громоздкая сума бьется об ее колени и как дыхание скрежещет у нее в горле. У него самого сердце так и выпрыгивало из груди. Достигнув края луга, они начали лихорадочно карабкаться по первому крутому откосу.

Склон был изрезан длинными узкими террасами. Они с матерью карабкались, потом бежали, потом снова карабкались. Рев толпы катился за ними волнами, то нарастая, то спадая. С каждым шагом страх Джона понемногу убывал. Уже скоро они шли между призрачными зарослями дрока и кустарника, и в ночном воздухе разливались терпкие травяные ароматы. Джон посмотрел вверх. Там смутно чернел лес Баклы.

Жители деревни туда не совались. Говорили, в давние времена старая Бакла околдовала всю долину своим пиром. И только когда святой Клодок пришел и порубил ее буковые столы в щепки, ведьмины чары разрушились. С тех пор раз в год крестьяне устраивали для нее пир. Задабривали, чтоб не чинила вреда.

Сегодня был как раз такой день.

Мать быстро шагала вперед, уверенно выбирая путь по узким ущельям и расселинам. В суме она несла книгу, которую схватила с полки над очагом, уже выбегая из хижины. Джон торопился за ней, на ходу уворачиваясь от колючих острых листьев, далеко торчащих из густых кустов. Вскоре тропа стала ýже, а потом и вовсе кончилась, уперевшись в непроходимую стену ежевичника. Мать остановилась перед старым деревянным забором с вырезанным на нем крестом.

Джон никогда еще не поднимался так высоко. За шипастыми зарослями высились сумрачные деревья леса Баклы. Было слышно, как раскачиваются тяжелые кроны каштанов и тысячи листьев переговариваются шелестящим шепотом. Издалека донеслась песня толпы:

Кура жирная с насеста!
Утка со двора!
Ведьма, выходи скорее!
Есть пирог пора!

— Это всё эль. — Матушка взглянула во встревоженное лицо Джона. — Как осушают бочку, так давай развлекаться на обычный лад.

Джон помнил и другие разы: орущие багровые рожи, свирепые хмельные мужики, остервенело лающие псы и сам он, испуганно цепляющийся за материну юбку. Раньше она всегда давала им отпор. Но сегодня они вопили песню с особенным ожесточением.

— Они от Марпота пришли, — сказал мальчик.

— Разве?

Он удивленно покосился на мать. Ведь она не хуже его знает. Они собрались в доме церковного старосты, чтобы помолиться о душе маленькой Мэри Старлинг. А потом всем скопом отправились к ним на луг. Теперь они окружали их хижину и орали:

Карп и щука из запруды!
Угорь из реки!
Ведьма, выходи живее…

Из моря огненно-красных лиц вынырнул человек в черном, с горящим факелом в руке и забрался на соломенную крышу. Джон услышал, как у матери перехватило дыхание, словно она сейчас опять зайдется кашлем. Мужчина принялся размахивать факелом, и толпа взревела пуще прежнего. Матушка ахнула, порывисто прижимая ладонь к губам, и прошептала:

— Нет… Они не посмеют.

С каждым следующим взмахом факел опускался все ближе к сухой соломе. А ведь в хижине все наше имущество, подумал Джон. Тюфяки, сундук, матушкины котелки, бутылки и кувшины… Потом Джон заметил на краю толпы копну седых волос и подергал мать за юбку:

— Смотри, ма! Старый Хоули!

Облегчение нахлынуло на него, когда священник решительно протолкнулся в самую гущу народа. С высоты было видно, как он размахивает руками, раздавая тычки и тумаки всем вокруг. Мужчина с факелом спрыгнул с крыши. Воющая толпа отхлынула от хижины. Факельные огни один за другим поплыли прочь.

— Теперь будут знать! — выпалил Джон.

— Ой ли? — с сомнением пробормотала мать.

Она опустила суму с книгой на землю и погладила Джона по голове, распутывая пальцами густые черные кудри. Он посмотрел вверх, на темную стену деревьев, и медленно втянул ноздрями воздух, различая в нем запахи дикого чеснока, перегноя, лисьего логова и еще какой-то тонкий сладковатый аромат. Фруктовые деревья цветут, что ли? — подумал он. Потом маленькая загадка померкла перед большой. В аромате цветения прятался еще один диковинный запах, сладкий и смолистый одновременно. Лилии, решил мальчик, глубже втягивая носом воздух. Лилии и смола.

— И что же ты учуял? — с улыбкой спросила матушка.

Джон ответно улыбнулся и задумался. У него в горле живет демон, говорила она. Демон, который знает все запахи на Божьем свете. Вдыхая острые запахи живицы и душистые ароматы цветения, мальчик чувствовал, как они прочно оседают у него внутри и оттуда истекают вовне незримыми волнами. Но такого лилейно-смолистого духа его демон не обонял никогда прежде. Джон опять взглянул на деревья леса Баклы.

— Не знаю, — наконец признался он.

Матушка откинула с лица длинные черные волосы:

— Никому не говори, что поднимался сюда. Ты понял, Джон?

Мальчик кивнул. Еще бы не понять. Святой Клодок принес клятву Богу, гласило старое предание. Он пришел сюда из Зойленда и порубил топором ведьмины столы. Он погасил огонь в ее очагах и разорил ее сады. Он вернул долину Богу.

Но Бакла по-прежнему живет там наверху, говорили в деревне. И там продолжается ведьмин пир. И она по-прежнему голодная…

Это просто сказка такая, думал Джон. И пели селяне просто забавы ради. Потом пришел церковный староста Марпот, размахивая факелом и подстрекая толпу. А теперь отец Хоул всех прогнал. Вспомнив, как старый священник отвешивал оплеухи налево-направо, Джон улыбнулся. Внизу последние люди с факелами брели прочь от хижины. Когда там никого не осталось, матушка повернулась к Джону:

— Станем ходить в церковь по воскресеньям. Я буду надевать шляпу, как все женщины. — Она улыбнулась. — А ты сможешь играть с другими детьми.

* * *

Ату ведьмина сынка!
Тресни в зубы, дай пинка!

Так они обычно развлекались после воскресной школы. Едва только старый Хоул произнес заключительное «аминь», Джон пулей вылетел из церкви Святого Клодока, перемахнул через каменную ограду погоста и помчался прочь сломя голову.

Ату маврова сынка!
В ухо врежь, намни бока!
Изваляй в грязи, чтоб рожей
На папашу стал похожий!

Со дня памятного ночного бегства минуло два года. Сейчас Джон был выше и сильнее того мальчика, что тогда карабкался по уступчатому склону к лесу Баклы. Но и его обидчики тоже подросли и окрепли.

Эфраим Клаф, как всегда, возглавлял погоню. Дандо Кэндлинг, Тобит Друри, Абель Старлинг и Сет Дейр следовали за ним по пятам. Девчонки вприпрыжку бежали позади и визжали. Джон пронесся мимо старого колодца, через россыпь бурых проплешин в траве, прозванных Слезами Святого Клода, а потом рванул вокруг пруда, распугивая уток и дико гогочущих гусей Фентонов. Селяне, набиравшие воду в ведра, неодобрительно покачали головами. Опять сын Сюзанны Сандалл нарушает покой.

Джон помчался через деревенский луг, сильно отмахивая локтями. Сердце бешено колотилось в груди. Когда он пробегал мимо фруктового сада Чаффингов, Том Хоб сердито закричал на его преследователей, но никто не обратил на него внимания. Сразу за фруктовым садом начиналась тенистая окраинная тропа, пролегающая между высокими живыми изгородями. Джон уже подбегал к ней, когда в голову ему ударил увесистый камень и горячая волна боли плеснула вниз от затылка. Не иначе Абель постарался. Чемпион Бакленда по метанию камней.

Джон споткнулся, и позади раздались радостные вопли. Но мгновение спустя он восстановил равновесие и помчался дальше — раз-два, раз-два, раз-два. Преследователи начали отставать.

Когда он в первый раз попробовал поиграть с ними, они заманили его в коровник Хакстейблов, где ждала навозная куча. Да как же он умудрился упасть прямо в кучу, удивлялась матушка. Через неделю Эфраим и Тобит попытались затолкать Джона в колючий ежевичник. У ведьм раны не кровят, заявил Эфраим. У ведьминых отродий такой же телесный состав. В тот раз он вырвался и удрал, но в следующее воскресенье они увели Джона к старому колодцу, и Эфраим вытащил ведро застойной бурой воды, намереваясь влить ему в глотку. Мерзкий запах прилипал к лицу, точно мокрый саван. Вообрази, будто это чаша ведьминой крови, Джон. Ведьма отравила землю на деревенском лугу, постоянно твердил церковный староста Марпот. Вот почему вода в колодце протухла. Тобит и Эфраим силились разжать Джону зубы, но на выручку тогда пришел Том Хоб, который замахнулся на них деревянной кружкой и обратил в бегство градом проклятий.

Голова гудела от боли. Пробираясь по перелазу на Двухакровое поле, Джон чувствовал, как на затылке набухает шишка. На перекладине пугала обычно висел дохлый грач, но сегодня она пустовала. В теплом весеннем воздухе плавал запах свежевзрытой земли. Над тропой стояла тишина. Похоже, преследователи отстали.

Первыми прекращали погоню девочки: Мэг и Мэгги Риверетт, сестры Клаф, Пегги Роули и сестра Абеля Старлинга, Кэсси. Мальчишки гнались за ним дольше: по команде Эфраима они разделялись на две группы, чтобы отрезать ему путь к спасительной матушкиной хижине.