Макс Мах

Хищник

Адекватность — это всего лишь тщательно контролируемое безумие.

Часть I

Дари

Глава 1

Темное дитя

24 декабря 1929 года, нейтральная территория Водская Падь [Новгородское название территории в устье Невы.], Вольный город Ландскрона

Грета Ворм

Зимние вакации 1929 года случились, следует заметить, совершенно неожиданно. Упали сразу вдруг, как снег на голову. Срочный фрахт, который, впрочем, так и не состоялся; приступ острой меланхолии у господина Главного Кормчего, приключившийся как всегда некстати, то есть не ко времени; и прочие, плохо просчитываемые наперед обстоятельства, сложившиеся так, а не иначе, попросту не оставили Грете выбора. Да и Марк с Карлом «настоятельно рекомендовали»: дескать, «плюнь на все, Гретхен, и отдохни как следует». Так что грех было не воспользоваться случаем, и Грета, давно и трепетно любившая русский север, решила провести свои нежданные каникулы в Ландскроне.

«От Рождества до Рождества, — она вполне оценила циничную иронию момента и его же двусмысленную щедрость. — Начнем с католиков, закончим православными!»

Сказано — сделано, и двадцать третьего декабря она уже была на месте, обустраивая свой отдых в одном из самых изысканных городов Севера с характерной для нее деловитой тщательностью и упоительной неумеренностью в потакании своим капризам. Шестизвездочный постоялый двор «Варяжский бург» на Заячьем острове, личный извозчик на огромном и прекрасном локомобиле — красный и черный лак, матовая бронза и седое серебро — и, разумеется, новая шуба из баргузинского соболя. Впрочем, по-настоящему основательным обновлением гардероба Грета предполагала заняться двадцать четвертого, сразу после завтрака. А завтракать она отправилась в одно из самых привлекательных мест города, в Воздухоплавательную гавань на Малой Охте. Там на вершине старой причальной башни — она называлась Свенской, поскольку принимала некогда пакетботы из Гетеборга — располагался трактир «Нордия».

Ровно в девять часов утра, в еще не развеявшейся невнятной полумгле, арендованный на все «рождественские вакации» извозчик остановил свой роскошный «Нобель-Экселенц» у главного входа в массивное, постройки двадцатых годов прошлого века краснокирпичное здание, и Грета сошла на подогретый паром тротуар. Цокнули о гранитные плиты высокие каблуки сафьяновых сапожек, проплыл мимо лица клок белого пара, открывая взгляду полные восхищения и вожделения две пары мужских глаз — серые молодые и зеленоватые «в возрасте», — и Грета поняла, что «каникулы начинаются».

— Сударыня! — Высокие застекленные двери услужливо распахнулись, и в лицо пахнуло теплом парника и запахами тропических растений. Обширное фойе, занимавшее практически всю площадь цокольного этажа, представляло собой экзотический зимний сад, по аллеям которого даже в эти ранние часы пасмурного зимнего утра прогуливались в одиночестве и парами состоятельные пассажиры «Нарвских воздухоплавательных линий». Но Грета, слава богу, никуда сегодня не летела. Она прошла к лифтам, поднялась на поскрипывающей платформе на двенадцатый этаж и оказалась в трактирном зале.

— Доброе утро, сударыня! — поклонился шагнувший навстречу метрдотель. — Ваш столик!

Ее столик стоял у западной стены. Впрочем, стен как таковых в «Нордии» не было. Бывшую швартовочную платформу, превращенную нынче в трактирный зал, накрывал застекленный купол из ажурных металлических конструкций, так что посетителям открывался захватывающий вид на эллинги и причальные башни Воздухоплавательной гавани. Здесь, на высоте, ярко светили электрические прожектора, заставлявшие жемчужно сиять клочья облаков и клубы стравленного швартующимися кораблями пара, горели хрустальные линзы газовых иллюминатов, перемигивались красными и зелеными огнями семафоры и габаритные маяки. Зрелище и само по себе захватывающее, но сегодня Грету поджидал настоящий сюрприз. На ее глазах к высокой, казавшейся издали тонкой и хрупкой Новгородской башне медленно подходил, подрабатывая вертикальными и горизонтальными плавниками, броненосный крейсер Русского Императорского флота «Глаголъ».

— Красавец! — Она почувствовала, как пузырьками шампанского щекочет губы поднимающееся из глубины души возбуждение.

— Хорош, — согласился Карл, раскуривая толстую гавану.

— Хм, — коротко бросил Марк и, отвернувшись от крейсера, щелкнул пальцами, привлекая внимание полового. — Кофе по-турецки! — он взглянул на Карла и пожал плечами: — Виноват! Два кофе! И карту вин для дамы!

Марк никогда не упускает случая продемонстрировать заботу. И да, он внимателен к мелочам, неравнодушен и понимает ее, как никто другой.

— Прошу прощения? — половой откровенно растерялся, но метрдотель уже пришел ему на помощь.

— Степан, — сказал он наставительно, с полупоклоном протягивая Грете папку из бордовой тисненной золотом кожи, — как же так, голубчик! Подал даме меню, а про карту вин забыл!

«И то сказать, — усмехнулась мысленно Грета, начиная неторопливо перелистывать меню A La Carte [То есть обычное меню с перечнем блюд, разбитым на рубрики: закуски, супы и т. д.], — кто же пьет шампанское за завтраком?»

— Чем вы заняты, Bellissima? — прервал повисшее за столом молчание Карл. — Размышляете о вечном или выбираете из двух зол — фигура или удовольствие?

— Я изучаю пути зла, Карл, — подняла взгляд Грета. — Красное на красном, как считаете?

— Звучит интригующе, но красное на белом выглядит лучше.

— Кровь с молоком? Или, быть может, на снегу?.. — задумалась Грета, представляя, как это будет смотреться со стороны, и сразу же одним плавным движением шеи и плеч обернулась к половому. — Строганина из медвежатины, паюсная икра, яичница-глазунья по-тартарски на сале и с кайенским перцем, желтое масло и белый хлеб, и стопку [Имеется в виду старинная мера объема — стопка, равная 100 граммам жидкости.] либавской старки.

— Старка? — поднял бровь Марк и словно бы принюхался на манер волка, но, разумеется, волка деликатного, образованного, воспитанного. — Полагаю, двадцатилетней выдержки?

— Другой не держим-с, — вежливо улыбнулся опамятовавший половой.

— Тогда неси, любезный, сразу полуштоф [Штоф = 10 чаркам = 1,23 л.], — решил Марк. — И кофе прикажи варить крепкий, а не абы как! Даме тоже. Ведь вы не против, belleza [Красавица (исп.).]?

— Отнюдь нет! — Грета снова смотрела на швартующийся крейсер.

Завораживающее зрелище, если честно. Сродни наблюдению за отдыхающим хищником. Крупным хищником, что вернее.

— Блондинка в малиновом берете… — она ни в чем не была уверена, да и откуда бы взяться уверенности в таком деле. И все-таки, все-таки…

— Слишком хорошо, чтобы быть правдой! — Карл не оглянулся, а значит, и сам уже заметил эту молодую, стильно одетую женщину, завтракающую в обществе интересного брюнета.

«Не мальчик, но все еще не старик. И, верно, хорош в постели!» — почти с завистью подумала Грета. В мужчине было нечто эдакое, что опытный женский взгляд не пропустит, хотя словами такое не объяснишь.

— Потеряно, не значит — утрачено. — Марк достал портсигар и выбирал теперь папиросу, хотя, казалось бы, что там выбирать?

— Сформулируй! — предложила Грета.

— Ее внешность…

— Ты ее никогда не видел, — возразил Карл.

— Не скажи! — улыбнулся Марк и наконец остановил свой выбор на одной из папирос. — Я ее предвкушал, а мои ожидания редко когда не соответствуют действительности. Так что считай — видел.

— Возможно, но не обязательно, — покачал головой Карл. — А ты что скажешь, моя прелесть?

— Скажу, что придется с ней познакомиться.

— Разумно, — согласился Марк, закуривая.

— Но будь осторожна, ее спутник не так прост, как кажется, — Карл пыхнул сигарой и перевел взгляд на русский крейсер. — Грациозен, не правда ли? И завораживающе смертоносен! Каков у него главный калибр?

Знать, что имеет в виду Карл, было невозможно в принципе. Особенно когда он этого не желал. Поэтому Грета предпочитала делать вид, что понимает его дословно, при этом оставляя за собой право на комментарии того сорта, какие на ум придут.

— Шестнадцать шестидесятифунтовых [60 фунтов — 195 мм.] орудий, — сказала она, наблюдая за тем, как опускаются броневые плиты, и из недр корабля выдвигается вперед фасеточный глаз штурманского поста. Подсвеченное изнутри электричеством остекление рубки переливалось, словно волшебный топаз. — А мужичок-то и в самом деле непростой. Изображает из себя правшу, а бьет обычно с левой.

— И обучен в одной из техник у-и [У-и (или ушу) — буквально «боевое искусство», старый термин времён императорского Китая.], — добавил свои пять копеек Карл.

— Скорее всего, кун-фу, — не согласилась Грета.

— Необязательно, — вежливо улыбнулся Марк. — Возможно, это алеманский вариант идроттир [Idrottir — мифическое боевое искусство викингов.].

— Идроттир?! — восхитилась Грета. — Какое восхитительное безумие! Как думаешь, мухоморы он тоже ест?

— Берсерки просто обязаны питаться психоделиками. — Улыбка Марка могла разбить женщине сердце. Но, к счастью, Грета на его улыбки не велась, она от них получала удовольствие. Впрочем, совсем чуть-чуть, как от папиросы с гашишем.

— Пробовал? — со своеобычным холодноватым интересом спросил Карл.

— Там, откуда я родом, пробуют все! — Определить, когда Марк шутит, а когда говорит всерьез, обычно несложно. Но сейчас Грета в своих «оценках достоверности» неожиданно засомневалась. А что если все так и есть? Она ведь не знала точно, откуда он родом. Могло статься, что они там и впрямь едят все подряд. К алкоголю-то Марк устойчив, как мало кто еще. И вот это Грета знала наверняка.