— Как я понимаю, у вас уже есть кандидат на замену, — сказал Феликс, очень стараясь не сорваться на крик. Сэл… Вот оно как: называем министра по имени. Ладно, он примет этот удар. Не потеряет самообладания. Сохранит остатки достоинства.

— Да, — сказал Тони. — Сэл… Правление попросило… э… меня попросили занять эту должность. Разумеется, временно. Пока не найдется достойный кандидат должного уровня.

Временно, как же, подумал Феликс. Теперь он все понял. Конспирация, саботаж. Змеиные увертки. Грандиозное предательство. Тони был провокатором, с самого начала. Это он все подстроил. Дождался, когда Феликс станет наиболее уязвимым, и нанес удар.

— Мерзавец. Двуличная тварь! — выкрикнул он, что принесло определенное удовлетворение. Но очень слабое, если учесть все остальное.

4. Волшебная мантия

В ту же секунду в кабинет вошли двое охранников. Они, должно быть, стояли за дверью и ждали сигнала, каковым, вероятно, стал вопль Феликса. Сейчас он отвесил себе мысленный подзатыльник за то, что был таким предсказуемым.

Тони наверняка проинструктировал охранников заранее: мерзавец всегда отличался деловой хваткой. Они встали с двух сторон от Феликса. Один — черный, второй — очень смуглый. Мускулистые руки сложены на груди, лица непроницаемы. Это были новые сотрудники, Феликс их не знал. И что важнее в данном случае, они не знали Феликса, нельзя было рассчитывать на их лояльность. Тони предусмотрел все.

— В этом нет необходимости, — сказал Феликс, но на этот раз Тони даже не потрудился ответить. Он легонько пожал плечами, кивнул головой — властное движение наделенного полномочиями человека, — и Феликса взяли под руки и вывели на стоянку. Вежливо, но решительно.

Рядом с его машиной стояла стопка картонных коробок. Он купил эту подержанную машину — красный «мустанг» с откидным верхом — в порыве сопротивления кризису среднего возраста, когда чувствовал себя по-прежнему бодрым и удалым. Еще до Миранды, которой потом не стало. «Мустанг» был ржавым еще при покупке и с тех пор проржавел еще больше. Феликс давно собирался его продать и купить другую машину, более темного цвета. Теперь можно об этом забыть. Он еще не открывал конверт с выходным пособием, но заранее знал, что там будет лишь допустимый минимум. Никакой тебе роскоши в виде подержанных автомобилей.

Моросил дождик. Охранники помогли Феликсу загрузить картонные коробки в «мустанг». Они не проронили ни слова. Феликс тоже молчал. Да и что можно было сказать?

Коробки промокли. Интересно, что в них лежит? Бумаги, памятные вещи, кто знает? В тот момент Феликсу было плевать. Он подумывал, а не сделать ли широкий жест? Сложить все коробки посреди стоянки и поджечь! Но чем поджечь? Тут нужен бензин, спички или зажигалка, а у Феликса не было ни первого, ни второго, ни третьего. Да и зачем давать Тони еще одно оружие против себя? Вызов пожарных, звонки в полицию, Феликса уводят в наручниках, он что-то невнятно бормочет и орет благим матом, ему предъявляют обвинения в поджоге и нарушении общественного порядка. Назначена психиатрическая экспертиза, проплаченная Тони. Установлен диагноз. Видите? — скажет Тони на заседании Правления. — Параноик. Психованный. Слава богу, мы избавились от него вовремя, пока он не съехал с резьбы прямо в театре.

Когда они запихивали в «Мустанг» последние промокшие коробки, на стоянку выкатилась одинокая упитанная фигура. Лонни Гордон, председатель Правления фестиваля, с зонтиком над лысеющей головой со всклоченными волосами, пластиковым пакетом, какой-то палкой и охапкой чего-то, что по виду было похоже на шкуру скунса, и увенчивала все это дохлая белая кошка.

Старый хрыч и предатель. Феликс не удостоил его даже взглядом.

Вперевалочку, шлеп-шлеп по лужам, подошел толстый Лонни, сопящий, как морж.

— Феликс, мне очень жаль, — сказал он, поравнявшись с багажником «мустанга».

— Черта с два тебе жаль, — отозвался Феликс.

— Я голосовал против, — скорбно проговорил Лонни. — Меня задавили большинством голосов.

— Ага, как же, — сказал Феликс. Палка оказалась его тростью с лисьей головой; дохлая кошка — его бородой для Просперо; ворох шкур, теперь он разглядел, был его волшебной мантией. Шкурки намокли, мех местами свалялся. Пластмассовые глазки-бусинки тупо глядели на Феликса, плюшевые хвосты уныло свисали. В сером пасмурном свете дня мантия выглядела по-дурацки. Но на сцене, украшенная листвой, золочеными цветами и блестками, она смотрелась бы великолепно.

— Мне правда жаль, что все так получилось, — сказал Лонни. — Я подумал, тебе захочется это забрать. — Он попытался вручить Феликсу мантию, бороду и трость, но тот их не принял. Стоял, опустив руки, и просто смотрел на Лонни. Момент был неловкий. Лонни и вправду расстроился: сентиментальный старый пердун, он плакал в конце трагедий. — Пожалуйста, — сказал он. — Возьми на память. Ты вложил столько труда. — Он опять протянул вещи Феликса. Чернокожий охранник забрал их и запихал в машину.

— Не стоило беспокоиться, — сказал Феликс.

— И вот еще, — Лонни протянул ему пластиковый пакет. — Твой сценарий «Бури». С твоими пометками. Я позволил себе заглянуть… это был бы шедевр. — Его голос дрожал. — Может, когда-нибудь пригодится.

— Ты бредишь, — сказал Феликс. — Ты и эта тварь Тони… вы разрушили мою карьеру, и ты это знаешь. Лучше бы вы меня пристрелили. — Это было преувеличение, но Феликса хоть чуть-чуть утешало, что можно ткнуть кого-то носом в его собственные невзгоды. Кого-то добросердечного, бесхарактерного и уязвимого в отличие от Тони.

— Я уверен, что у тебя все образуется, — сказал Лонни. — В конце концов, такие творческие инициативы, такой талант… Наверняка есть и другие места… Новый старт…

— Другие места? — перебил его Феликс. — Мне уже пятьдесят! Как-то я староват для новых стартов, тебе не кажется?

Лонни тяжело сглотнул.

— Я понимаю, что ты… Мы обязательно вынесем тебе благодарность. На следующем заседании. Было еще предложение поставить статую… ну, знаешь… бюст. Или, может, фонтан в твою честь…

Творческие инициативы. Талант. В театральной среде как-то уж слишком злоупотребляют этими словами, с горечью подумал Феликс. А три самые бесполезные вещи на свете: член священника, сиськи монахини и выражение искренней благодарности.

— Засунь этот бюст себе в… — начал было он, но потом смягчился. — Спасибо, Лонни. Я знаю, ты хочешь как лучше. — Он протянул руку. Лонни ее пожал.

Неужели по красным щекам старика и вправду текли слезы, дрожали губы? Теперь, когда Тони встал у руля, Лонни следует поберечь задницу, подумал Феликс. Особенно если он будет и дальше так раскисать, мучаясь угрызениями совести. Церемониться Тони не станет: он сокрушит оппозицию, подавит сомневающихся, окружит себя бандой громил, разгонит всех, кто ему неугоден.

— Если тебе будут нужны рекомендации, — сказал Лонни, — я с радостью помогу… или… я понимаю, тебе сейчас… может быть, когда ты отдохнешь… Ты работал на износ. С тех пор, как… это ужасно… мне очень жаль… Так не должно быть. Человеку не выдержать столько горя…

Лонни присутствовал на обоих похоронах, сначала на Надиных, а затем Миранды, он бросил маленький букетик бледно-розовых чайных роз в крошечную могилу. Тогда Феликс подумал, что это несколько театрально, хотя был благодарен за проявление чувств. Под конец Лонни не выдержал и разрыдался, сморкаясь в платок размером со скатерть.

Тони тоже присутствовал на похоронах, подлая крыса, в черном галстуке, со скорбной рожей, хотя, возможно, он уже тогда вынашивал планы, как занять место Феликса.

— Спасибо, — повторил Феликс, оборвав Лонни на полуслове. — Со мной все будет в порядке. И вам спасибо за помощь, — обратился он к охранникам.

— Осторожнее на дороге, мистер Филлипс, — сказал один из них.

— Да, — сказал второй. — Мы просто делаем свою работу.

Они вроде как извинялись. Возможно, они сами знали, каково это — быть на месте того, кого увольняют.

Потом Феликс сел в проржавевший «мустанг», выехал со стоянки и помчался в свою оставшуюся жизнь.