Ангел говорит мне:

«Нет, что ты. Нельзя тебе, Марго, никуда срываться. Ты ответственный человек! Ты сейчас выпьешь немного в баре, успокоишься, а завтра пойдёшь работать. И будешь пахать как можно больше, чтобы заглушить всю боль».

Но тут демон наступает на глотку ангелу и, потирая лапки, шепчет мне:

«Ну, уж нет. Никакой работы. Ты им отдала годы усердного труда. И у тебя куча неотгулянных дней и больничных. Шесть часов — и ты в Питере у Лизки. А дальше? А дальше будет видно. Главное, хорошо, что чемодан с вещами ты не вытащила из джипа. И не пила, так что вести машину сможешь. Ну, прекращай, сколько ты уже их не видела?»

После слова «их» в животе предательски закололо. Я вспомнила о Вике. Но тут же переключилась на Лизу, досчитала до трёх, мысленно подкинула монетку в воздух, поняла, чего хочу больше, и набрала её номер.

— Привет, Марго! — ответила Лиза.

— Привет, Лиз! Как ты?

— Как Прометей. Только вместо печени у меня каждый день вырастает новый мозг, а вместо вороны у меня тупые ученики, которые этот мозг мне каждый день выносят!

— Орла, — машинально поправляю ее я.

— Плевать на орла, у меня ученики, — игнорирует она мою эрудицию.

— Всё так плохо? — спрашиваю я, вспоминая, что Лиза — учительница английского в частной школе.

— А, будни. У тебя там что, как?

— У меня? — Даже и не знаю, что ей на это ответить. — Я в полностью разобранном состоянии. Короче, Артём мне изменил. Если вкратце.

— Ого! Вот скотина. И чего ты?

— На трассе. Лиз, слушай, я понимаю, что у тебя своих дел куча и всё такое, но можно я приеду?

— Ты в Питере, что ли?

— Нет, но уверена, что смогу быстро доехать до тебя.

— Конечно, приезжай. Я так понимаю, вечер у нас с тобой будет насыщенный. Мне выходной брать на завтра?

— Думаю лучше даже два.

— Поняла тебя, подруга. — Мы нажимаем «отбой».

Итак, Питер. Я не особая фанатка этого города. Сами понимаете, погода, снобизм, парадные и поребрики. Но с этим городом связано действительно много приятных событий. В основном это касается различных тусовок, на которых я побывала. Но есть в нём какая-то романтика, витающая в воздухе. Например, в Париже я подобного не ощутила, хоть его неизвестно за какие заслуги и называют столицей любви. А в Питере это парит повсюду. В парочках, которые смотрят, как разводят мосты, в прогулочных катерах, которые являются обязательной точкой посещения приезжих влюблённых, в признаниях любви на асфальте, нарисованные белой краской, напротив чьего-то окна, в стихах поэтов, выгравированных тут и там. И конечно же ничем не выводимая депрессия и тоска, которая гуляет по тому городу, словно призрак. Призрак разбитых сердец и растерзанных душ брошенных людей. Любовь — это ведь не бесконечная радость, а чувство, в котором собрано всего по чуть-чуть. И грусть с тоской там тоже есть. И боль. Много боли. Весь этот причудливый коктейль и называется особенной атмосферой Петербурга.

Я забиваю данные в навигатор, даю направление «Санкт-Петербург» и поворачиваю в правый ряд.

— До точки назначения восемьсот три километра, — приятным женским голосом отвечает мне навигатор. — Примерное время прибытия через восемь часов.

— Let’s see, my darling girl, let’s see [Посмотрим, дорогая, посмотрим (англ.).], — отвечаю я ей, словно бросая вызов.

Глава 3

Лиза

В нашем боевом студенческом квартете Лиза была кем-то вроде совести. Или стоп-крана, который если не останавливал, то хотя бы пытался притормозить нас, когда мы заходили слишком далеко. Плюс она была старостой группы, а в те годы это хоть что-то, да значило. Лиза была из семьи переводчиков при правительстве, так что у неё был авторитет серьезной, воспитанной девочки. С нами она связалась скорее из чувства противоречия. Ей не хотелось походить на детей друзей и коллег её родителей, которые одинаково одеваются, мыслят и чьё будущее уже предрешено. Ей хотелось самой решать, какие вещи носить, с кем дружить, какую музыку слушать. Первым её решением было вопреки желанию родителей поступить не в иняз, а на экономический факультет МГУ.

Затем, после знакомства с нами, последовала череда изменений и в имидже. Длинные, роскошные русые волосы Лиза отстригла почти наполовину. В её гардеробе стали появляться немного вызывающие вещи, которые она покупала за границей в поездках с родителями, а из её комнаты доносились британское техно и прочие исполнители, которые не совпадали со вкусом ни её родителей, ни детей друзей родителей, что несказанно радовало саму Лизу.

Несмотря на внешние изменения, училась она очень хорошо и не пропускала занятий. Ну, во всяком случае, первые два курса. Потом она с головой закружилась с нами и сама стала «исполнять», но при этом всё равно была гораздо адекватнее, чем мы трое.

Все эти воспоминания о Лизке нахлынули на меня, когда я уже проехала Тверь, и оставалось чуть больше половины пути. Большие колёса машины позволяли проскакивать мимо ям на скорости сто шестьдесят километров в час. Сколько «писем счастья» соберу — все мои.

Пейзаж по бокам трассы не радовал. Всё серо и уныло. Хотя скажи мне сейчас слово «море», в голове возникнет картинка не из рекламы «Баунти», а финальные кадры из «Достучаться до небес». Может, зря я еду к Лизке в таком настроении? Ну что я ей буду говорить? Сплавлять свой негатив под слоганом «все мужики козлы»? Я никогда не страдала ничем подобным. Но говорить на нейтральные темы тоже что-то не тянуло. Мне нужно выплеснуться. Только не так, как на полицейского. Я не из тех, кто любит жаловаться на жизнь, да мне и жаловаться-то было не на что уже несколько лет подряд. Но чертовски хочется почувствовать себя обыкновенной женщиной с типичными для нас проблемами. И Лиза поймёт меня. Возможно, прочитает несколько нотаций в своём стиле, но хотя бы не будет делать вид, что слушает, а правда выслушает. Она такая.

Пытаясь отвлечься, рассматриваю обочины, названия деревень, разные домики и поля, лесочки, перелески. Каждый раз проезжая мимо таких пейзажей в богом забытых местах, я думаю: «А ведь тут люди живут». Время здесь как бы остановилось. Единственное различие, что первый парень на деревне это уже не владелец мотоцикла «Урал», а обладатель айфона. Наверняка молодое население грезит, как бы вырваться отсюда. Хотя бы не в Москву, а в ближайший соседний город. Им кажется, что там жизнь кипит. Нет, ребят, как только вы меняете место жительства, начинается игра в алчность. Вам становится мало небольшого городка недалеко от вашей деревни, и вы стремитесь в столицу. Но и Москва вам со временем приедается. Гнетёт вас своей мощью и желчью, которой в ней предостаточно. И тут вы уже мечтаете свалить. Причём желательно в место потеплее. Так как месяц лета за весь год вас уже не устраивает. И вы начинаете придумывать различные пути, как бы так уехать поудачнее, чтобы и в тёплые страны, да при работе и с документами проблем не было. Но во-первых, так не бывает, а во-вторых, вы и на этом не остановитесь. И в конечном итоге, когда вы будете сидеть на хорошей должности в какой-нибудь непримечательной конторе в Чикаго или лежать на пляже Канарских островов, вы подумаете и скажете: «Эх, сейчас бы в деревеньку». И это не от того, что ваша жизнь не сложилась, возможно, вам повезет и вы это произнесёте со своей личной яхты. Дело не в этом. Дело в том, что вы из деревни. И то место, где вы оказались, вам чуждо. Всё ваше естество, впитанное с молоком матери, отторгает вашу нынешнюю среду обитания. Вот вас и носит по миру, как перекати-поле.

Быстро преодолев ещё пару сотен километров, организм нетерпеливо просит кофе и туалет. Да и ноги не мешало бы размять. Как по заказу, впереди маячит заправка. Я сворачиваю на съезд, и навигатор напоминает о своём существовании:

— Вы свернули с маршрута, через пятьдесят метров сверните налево.

— Подожди, my darling, мне нужна подзарядка. Отдохни пока.

Глазами ищу заправщика. Потом до меня доходит, что на трассе где-то под Великим Новгородом я вряд ли получу такой сервис. Поэтому я захожу в здание, спрашиваю, где у них тут туалет, и по возвращении прошу полный бак на третьей колонке.

Как гордая, самостоятельная и, что уж, одинокая женщина заправляю свою машину. Услышав характерный щелчок, что бак полный, возвращаю пистолет в колонку и иду расплачиваться.

— И латте, пожалуйста, большой, — обращаюсь я к кассиру, позади которого стоит кофе-машина.

— Чего? — вопрошает парень, явно издеваясь над «столичной штучкой». — Какое мате?

— Ну, это кофе такой. А, забудьте, — вдруг опомнилась я. — Можно просто большой кофе с молоком с собой?

— Ну, так и говорите.

Рассчитавшись и взяв стакан, выхожу из здания и направляюсь к машине. Пока я отсутствовала, к заправке подъехала вишнёвая «Нива», из которой вышли пара мужиков лет под пятьдесят. Именно мужиков. Ибо я не могу назвать мужчинами особей, чьи пуза вываливаются за пояс то ли шорт, то ли семейных трусов. Не разобрать. И чьи ноги украшают шлёпки, надетые поверх носков. И самое паскудное, что, заметив меня, они начинают нагло пялиться и прищёлкивать языками. И совсем не потому, что я их заинтересовала и они хотят познакомиться. В трезвом виде у таких не хватает смелости. А всё дело в том, что каждый из них это делает, чтобы не прослыть лохом перед другим. Чтобы обсудить в деталях, как бы каждый из них меня и в каких позах. Да и сколько они таких, как я, по баням таскали. Вот только зачем эта клоунада, я не знаю. Ведь лично мне плевать, я такое слишком часто вижу. А им уж и подавно. Вот потрещат они сейчас в машине, какие они ловеласы, но ведь каждый из них по первому звонку трехсоткилограммовой жены тут же приедет домой. И тёщу на дачу отвезёт. Ну, дальше расклад вы поняли уже. И самое главное — все втроём, мы понимаем, что такую девушку, как я, им никогда не завоевать. В них нет совершенно ничего, что может меня привлечь. И я не только про пивной живот и неприятный запах изо рта. Я ещё про то, что с такими людьми как ни старайся, не найдётся ни одной мало-мальской общей темы. Я их не осуждаю, просто я не хочу иметь с ними ничего общего.