— Не объявлялся, — качнул головой Ари. — Но я видел лорда Рэджиса.

— Снова? Я думала, что магу хватит одной демонстрации, — пробормотала я, собирая волосы в высокий хвост. Так скулы у меня казались острее и выше. А еще с такой прической я выглядела солиднее, старше. Что такое семнадцать лет против трех веков нашего императора? Он ведь даже в сторону мою не взглянет при таком раскладе. Что ж, придется немного подтасовать крапленые карты.

Дядюшка осуждающе качнул головой.

— То, что Рэдж пришел снова, уже хорошо. Ты его заинтересовала.

— Еще бы, — фыркнула я, начиная самостоятельно накладывать контрастный грим на лицо. — Было бы странно, если бы мой лисенок его не заинтересовал.

— Думаю, его заинтересовала именно ты, а не этот ребенок, — не согласился со мной Ари.

Спорить я не собиралась. Что такое какая-то девица против солнечно-яркого зарева? Даже я видела ауру лисенка, хотя чистокровным человечкам подобное совсем несвойственно. — И кстати, он сегодня не один.

— Кто? — Я заинтригованно вскинулась и в зеркало посмотрела на дядюшку.

— Лорд Баргил.

— Единокровный брат императора?

— Он самый. Ты выбрала верную тактику, лисичка, — со вздохом подытожил Ари.

Я невольно улыбнулась, услышав от него детское прозвище. В семье только трое звали меня так — родители и Ари. Прежде меня всегда это раздражало — считала издевкой, злилась… Ну какая из меня лисица? Смех один. Тем более рядом всегда крутились истинные представительницы этого рода…

Теперь же от знакомого обращения внутри все болезненно сжималось, а на глазах наворачивались слезы. Некому меня больше так звать. И сравнивать мне себя не с кем. Один лисенок и остался.

— Отлично. Значит, следующим явится сам Сергил, — решительно произнесла я, нанося последние штрихи.

Из зеркала на меня смотрела незнакомка. Выбеленное лицо, яркие мазки краски, намеренно подобранные так, чтобы сделать акцент на глазах… Идеально. Даже я готова поверить, что эта большеглазая и какая-то испуганная девушка никогда не знала интриг. Я несмело улыбнулась. Незнакомка по ту сторону зеркальной глади сделала так же.

— Ты прекрасна, — произнес Ари, помогая мне встать.

В чужой помощи я не нуждалась, но дядюшку было не переубедить. Ну и ладно. Хочет он опекать меня словно неразумное дитя — пусть опекает. Главное, чтобы в саму ситуацию не вмешивался. Лучше пусть и дальше неодобрительно сопит мне в спину. С остальным я разберусь сама. Верно, лисенок? Пока мы с тобой вместе, нам весь мир не страшен.


Я стояла за плотным занавесом, отделявшим служебные помещения от манежа, и наблюдала за происходящим через специально вырезанное для этого отверстие. Следующим был мой выход. И многие зрители ждали именно его. Я знала это, и это знание мне льстило. Несмотря на годы тренировок, я никогда не собиралась выходить на манеж. Зачем? Меня ведь растили совсем для другого. Но мама со всей возможной скрупулезной тщательностью передала свое умение мне. Семейное ремесло. Одно из двух.

Резко выдохнув, я на мгновение расслабила тело, чуть прогнулась назад, разминая теперь постоянно затекающие мышцы спины, и, полностью собравшись, устремилась в просвет между тяжелыми половинками темно-алого занавеса. На короткий миг под куполом шатра воцарилась тишина, взорвавшаяся аплодисментами, как только грянула музыка у меня за спиной.

Ну что, лисенок? Потанцуем?

Глава 2

Встреча с судьбой

Гил понял, что слишком увлекся зрелищем, лишь в тот момент, когда у него непроизвольно замерло сердце. Одновременно с этим раздалось слаженное «ах!», а пара излишне трепетных барышень даже лишилась чувств. Девушка, балансирующая на канате, подвешенном под самым куполом, опасно качнулась. Снизу казалось, что еще миг-другой — и она упадет, сорвется с умопомрачительной высоты и разобьется.

Рэдж, сидевший рядом, с силой вцепился в предплечье друга. Он просто не мог заставить себя смотреть на то, как рискует жизнью эта яркая темноволосая девочка. И ладно бы она рисковала только собой…

Шаг над пропастью, другой… и вновь неловкий пируэт… Нога соскальзывает с толстого каната, тело девушки заваливается вбок неуклюже, неумолимо… лишь для того, чтобы циркачка, встав на мостик, развернулась назад.

— Трюкачка, — с облегчением выдохнул маг, осознав, что ни матери, ни ребенку ничто не угрожает. Но сердце все равно продолжало биться где-то в горле часто-часто, отдаваясь легкой дрожью в одеревеневших пальцах. И даже себе невозможно было объяснить, с чего вдруг такой важной показалась судьба хрупкой циркачки.

— Она этим на жизнь зарабатывает, — прохладно отозвался Гил.

Его, как и приятеля, смутили столь сильные и внезапные чувства. Да, когда-то он был привязан к ее матери, даже предложил ей статус официальной любовницы… Вот только Рьяса оказалась слишком гордой, чтобы согласиться. Обида от того отказа все еще жила где-то глубоко внутри, но она не была чем-то существенным и важным. Другими словами, Гил был уверен, что совсем не переносит свои чувства к матери на дочь.

— Итак, твое мнение? — Рэдж посмотрел на друга.

Номер под куполом шатра подходил к концу, и тоненькая фигурка в изумрудно-зеленом костюме уже спускалась с высоты на широких голубых лентах, словно на качелях.

— Убежден, что это какой-то трюк, — не отводя взора от очаровательной циркачки, ответил Гил.

Магия, являющаяся самой его сутью, помогала без труда заглянуть под любые покровы. Так что мужчина без каких-либо усилий видел то, о чем говорил друг: жемчужно-белый свет действительно обволакивал фигурку девчонки плотной кисеей — покров невинности, или «фата», как порой называли это явление обыватели. Символ чистоты и непорочности. И прав был Рэдж: такая плотность вероятна лишь для младенцев и праведников, не грешивших даже в мыслях. Вот только и аура младенца просматривалась отчетливо… На редкость сильная и ничем не замутненная, сияющая ярким золотом искренней любви. Любви, сокрывшей свой плод от чужих жадных взглядов. Младенец, укутанный в эту защищающую его от всего на свете пелену, явно желаем обоими родителями. Поэтому даже драконы, рожденные с магией в крови, были не в силах заглянуть под это яркое сияние. Ни пол ребенка, ни его раса не читались. И это настораживало в той же мере, что и удивляло. До сего момента Гил не встречал никого, кто столь самозабвенно любил свое дитя.

— Может, и трюк, — не стал спорить Рэдж. Маг сам до конца не верил в реальность того, что видели его глаза. — В таком случае мне хотелось бы знать, что за трюк. И как его удалось провернуть девчонке-человечке, лишенной какого бы то ни было наследия.

— Отец ребенка? — предположил Гил, хотя сам не верил в это. Слишком невероятным казалось то, что кто-то из высших мог увлечься обыкновенной циркачкой. Да и берегли драконы свое потомство пуще богатств и сокровищ, не допустили бы творящегося на манеже безобразия. — Кстати, кто этот счастливчик?

— Неизвестно. — Рэдж покаянно опустил взгляд. Расписываться в своих неудачах всегда трудно, особенно перед близкими. Гил был одним из немногих при дворе его императорского величества Сергила Соулийского, кого маг мог назвать своим другом. — Едва заметив особенность девчонки, я тут же приставил к ней пару наблюдателей, но она, кроме дядей, ни с кем не общается. Даже подружек-приятельниц у нее в труппе нет.

— Занятно… — протянул Гил и вновь посмотрел на манеж.

Номер под куполом плавно перетек в танец на шаре. Зрители наблюдали за циркачкой, затаив дыхание. Девчонка удивительно умела держать внимание людей. Было в ней нечто такое, что заставляло взгляд раз за разом возвращаться к гибкой тоненькой фигурке. И что удивительно, вульгарная откровенность костюма не мешала им смотреть на нее с восхищением, без тени похоти или вожделения.

Представление подходило к концу. Номер эквилибристки завершал заявленную программу. Девчонка была звездой этой труппы. Впрочем, в мире, где магическим зрением обладал каждый второй, она не могла не засиять. Девушка-чудо. Девушка-загадка. Половина зала явилась сюда только для того, чтобы самолично подтвердить или опровергнуть слухи. Всего за каких-то три дня циркачка стала легендой. И как бы она это все ни провернула, в умении обратить ситуацию себе на пользу ей явно не откажешь.

Наконец музыка смолкла. Девчонка, изящно поклонившись, убежала за занавес, а на манеже показались три довольных кошака. Гил привычно смерил оценивающим взглядом приятелей. Оборотни этой ветви отличались отменной пластикой и грацией. А еще обаянием. Уймой доставшегося задарма обаяния. И братья Корвир, осведомленные о том, какое впечатление производят, научились мастерски это использовать.

Сориан, старший из котов, отличался серебристо-серым окрасом. Возможно, поэтому волосы в человеческой ипостаси у него казались словно солью присыпанными. Волевое лицо, фамильные синие глаза — совсем нетипичный для кошек цвет, да и безукоризненное наследование признака выдавало наличие в предках кого-то из высших. Сори всегда казался самым спокойным и уравновешенным из братьев. Но Гил считал, что этот серый кот просто хитрее и осмотрительнее родичей.