Я почувствовал себя Пипом перед мисс Хэвишем.

— Миссис Мехди…

— Мадам. Называйте меня просто мадам Мехди.

— Мадам Мехди, спасибо, что согласились встретиться со мной.

Мажордом внес поднос со сладостями и двумя маленькими стеклянными стаканами темного благоуханного чая.

— Доктор Ансари просил за вас, а я ни в чем не могу отказать дорогому доктору. Он сказал, что ваша семья верно служила семейству Пехлеви. Мы тоже всегда были среди самых близких им людей. Мы должны поддерживать друг друга в изгнании и несчастье. Расскажите мне о вашей семье.

Я постарался не смущаться ее откровенным разглядыванием.

— Мой прадед когда-то был врачом отца шаха Мохаммеда Пехлеви.

Мадам Мехди кивнула:

— И не только его. Врачом последнего каджарского шаха тоже. И создал в Тегеране госпиталь для сирот.

— Да вы о моем прадеде все знаете лучше меня, мадам Мехди. Дед мой, Михаил, хоть и родился и вырос в Тегеране, уже в 1950-х годах переехал в Европу. Он был журналистом. В 1969-м дед вернулся в Тегеран, но не прижился и через год вернулся обратно в Мюнхен на радио «Свобода».

— Так дед никак не был связан с династией Пехлеви?

— Никак. Он скончался в 1991-м. А мой отец, Артем, родился уже не в Иране, а в Вене в 1957 году. В Иране отец прожил только вот этот один 1969 год. Ему было двенадцать лет, и он учился в лицее Рази.

Мумифицированное ботоксом лицо мадам Мехди внезапно потеплело.

— Супруга шаха, шахбану Фарах Диба, была патронессой этого лицея. Мы с ней вместе иногда посещали его.

— Точно. Отец оставил несколько страниц воспоминаний о детстве, и я помню, что он описал эти визиты. Все ужасно волновались, учеников выстраивали на мраморной лестнице. Он помнил, что шахбану и сопровождающие ее дамы были необыкновенно красивыми. Теперь я вижу, что он не преувеличивал.

О дамах отец не упоминал, но грех было бы не порадовать мадам Мехди, с безрассудной отвагой бросившей вызов времени при помощи пластического хирурга Ансари. Она улыбнулась, ласково похлопала меня по рукаву.

— Я помню этих мальчиков. Они приветствовали нас, читали нам стихи. Наверняка среди них был и ваш отец. Как, вы сказали, его зовут?

— Артем Воронин. Отец, к сожалению, погиб. Вскоре после смерти деда, в 1992 году.

Конечно, ей ни о чем не сказало имя одного из сотен мальчиков, почти пятьдесят лет назад с волнением ожидавших ее и султаншу.

— А чем он занимался?

Я дал стандартный ответ, которым пользовался уже много лет:

— Он был правительственным чиновником, служил в разных странах. Погиб в Афганистане.

— Не самое безопасное место для американских чиновников, — прищурилась мадам Мехди. — А что он там делал?

Я поколебался, но решил, что в ее глазах обстоятельства смерти отца будут свидетельствовать в его пользу.

— Он отправился в Кабул в составе правительственной миссии. У американцев там, конечно, дел было выше головы, но о них я ничего не знаю. Знаю только, что отца убили не афганцы, а как раз иранские посланники аятолл.

Мадам Мехди раскрыла золотой портсигар.

— Курите? Вам не помешает, если я буду курить? Муж не курил, берег здоровье, а оно ему так и не пригодилось. Интересно, чем ваш отец так насолил аятоллам.

— А разве недостаточно одного того, что он был американцем?

Мадам Мехди пожала плечами, вытащила сигарету.

— А что у вас теперь стряслось?

— В мае я рассказал по радио о своем прадеде, Александре Воронине, враче шахов. Вскоре после этого мой дом был ограблен, потом кто-то смог проникнуть в кондо моей матери. Мы подозреваем, что это тоже было делом рук секретных служб Ирана.

Она держала незажженную сигарету на отвесе.

— И в Кабуле иранцы, и в Лос-Анджелесе иранцы? Как-то многовато иранцев, вам не кажется?

Наконец я догадался, чего требуют от меня правила хорошего тона. Взял со стола обсыпанную стразами зажигалку, по возможности непринужденно поднес ее к сигарете хозяйки.

— В ограблениях нас встревожило то, что и у меня, и у матери пропали только вещи, как-то связанные с нашей семейной историей и с Ираном: архив прадеда, дневники, записи и статьи деда, письма моего отца. До меня дошли слухи, что кто-то — секретные службы Ирана, а, может, и сторонники шаха — упорно ищет деньги, которые шах и его приближенные вывезли из Ирана.

Вдова хладнокровно затянулась. На ободке сигаретного фильтра появился ярко-алый след.

— А разве эти миллиарды хранились у вас?

— К сожалению, ни динара.

— А что-либо, связанное лично с шахом, у вас осталось? Какие-нибудь вещи? — Сигарета с окровавленным кончиком, зажатая в узловатых пальцах худой руки, начертила в воздухе знак вопроса.

— От последнего шаха Пехлеви у нас вообще никогда ничего не было. Во всяком случае, я ни о чем таком не знаю. А вот от его отца мой прадед Александр когда-то получил скромный подарок. Безделушка — цилиндрик для хранения пороха. Кавказцы и казаки носят такие в кармашках на груди своих мундиров.

Мадам Мехди кивнула, хотя откуда вдове подрядчика было знать, что такое казацкий газырь?

— И где эта штука?

— Ее тоже украли.

Мадам Мехди резким движением затушила сигарету:

— Все эти слухи о погоне за деньгами шаха и убийствами, конечно, полная чушь. И гибель моего мужа, разумеется, была просто несчастным случаем. Но если хотите, я могу попытаться разузнать что-нибудь об обстоятельствах смерти вашего отца в Афганистане. В последние годы многие мои соотечественники, живущие в Штатах, навещают Иран, а я знаю множество правильных людей. Через одно-два рукопожатия я знаю весь свет, и никто еще не отказывался пожать руку Ясмин Мехди.

Я поблагодарил ее, хотя и не верил, что вдова строительного подрядчика способна пролить свет на события двадцатипятилетней давности. На прощание старая дама протянула мне ладонь, правда, не для рукопожатия, а для поцелуя.

— Думаю, вам можно больше не волноваться. Взломщики, кто бы они ни были, уже нашли у вас то, что искали. — Она милостиво улыбнулась. — Я улетаю в Париж, но в сентябре навестите меня снова. До тех пор я что-нибудь разузнаю. Мне очень приятно общаться с таким молодым и красивым джентльменом. Не говоря уже о том, что в моем возрасте пора поддерживать знакомства с врачами.

Я ушел, слегка польщенный, сильно смущенный и далеко не успокоенный. По-прежнему было неясно, кто мог меня ограбить, что эти люди искали, нашли ли то, что искали, убедились ли, что мы не имеем никакого отношения к сокровищам Пехлеви? А если да, то почему не оставляют нас в покое?

Оставалось договориться о встрече с последним из трех знакомых доктора Ансари, профессором Ави Бакхашем, политологом в Центре изучения Ирана Калифорнийского университета. Профессор оказался седым очкариком в клетчатой рубашке и мешковатых джинсах. Он крепко пожал мою руку:

— Да-да, я слышал ваше интервью, я регулярно слушаю программы «Свободы» по-персидски. И запомнил ваш рассказ, потому что мой отец, как и ваш дед, тоже был журналистом и работал в том же Tehran Journal. Моя семья покинула Иран приблизительно в те же годы. В 1956-м родители репатриировались в Израиль, мне тогда было три года. Чем могу вам помочь?

В который раз я изложил свои опасения и вопросы. Профессор покивал:

— Полагаю, за деньгами шаха действительно ведется охота, и эти люди беспощадны.

— Расскажите, пожалуйста, что вы об этом знаете.

— Иранцы — самая образованная, обеспеченная, успешная и законопослушная община Америки. Но в последние годы действительно произошло несколько подозрительных аварий и трагических случаев. Не менее странная цепь смертей за последние семнадцать лет случилась в семье самого шаха. В 2001 году в лондонском отеле была найдена мертвой Лейла Пехлеви, сестра наследного принца Реза Пехлеви. Ей было тридцать один год. В ее теле обнаружили огромную дозу секонала.

— Этот барбитурат нелегко достать, с 1970-х он запрещен.

— Вот видите! А принятой ею дозы хватило бы, чтобы убить пятерых. Спустя два месяца в парижской квартире найдена мертвой вторая жена шаха, принцесса Сорайя. Мохаммед Пехлеви когда-то подарил ей обручальное кольцо с бриллиантом в 22 карата. Причина ее смерти так и осталась скрытой от публики. Мало того, всего через неделю умирает ее младший брат Бижан. Подождите, и это не все! В 2011 году в своем доме в Бостоне найден застреленным младший сын Мохаммеда Пехлеви — сорокачетырехлетний принц Али Реза Пехлеви. Полиция получила звонок с просьбой о помощи, но отказалась сообщить, кто и откуда звонил. — Профессор умолк, проверяя впечатление, которое на меня произвели его слова. — Не знаю, кто убил их всех, ВЕВАК или кто-то другой, но не сомневайтесь, что иранское правительство всеми средствами пытается вернуть миллиарды шаха в Иран.

— А что, члены шахского семейства закончились, что принялись уже за американцев русского происхождения?

— Ваша вина, доктор. Вы же сами оповестили весь мир в своем радиоинтервью о газыре.

— При чем здесь газырь, профессор? Вы видели когда-нибудь газырь? Это не алмаз, не амулет, не ключ. Это маленький футлярчик из серебра. Сувенир, не больше. Прямо скажем, не самая существенная часть сокровищ семейства Пехлеви.