Марик Лернер

Цель неизвестна

Часть первая. Крестьянский сын

Глава 1. Спасение

Воздух в легких отсутствовал полностью, и я невольно рванулся вверх, туда, где сквозь воду просвечивало солнце. Мыслей в голове не имелось, только откуда-то из нутра билось одно и то же: «Жить!» На руке висела непонятная тяжесть, тянущая вниз и ужасно мешающая. Хотелось избавиться от нее, и, вынырнув на поверхность, даже не прокашлявшись толком, потянул руку вверх.

Ничего удивительного, что всплыть мешало нечто. Оказывается, я держал за шкирку мальчишку. Вцепился в воротник и не ощущал пальцев. Судя по обмякшему виду и попытке нырнуть носом вниз, он ничего не соображал и вряд ли находился в сознании. Диким усилием, растягивая мышцы и буквально слыша треск, вытолкнул его на край льда. Не столько спасая, сколько пытаясь избавиться от лишнего, убивающего меня веса. Кинул на добрый метр в сторону от себя, так что парнишка хряпнулся на совесть и взвыл в голос. Видать, очухался от боли.

А вот мне от столь резкого движения изрядно поплохело. Окунулся вновь, и достаточно глубоко, а вылез уже в стороне, прямо под мутным льдом. Хорошо еще, там оказалось нечто вроде прослойки наверху между тяжелой смерзшейся плитой и водой. Немного воздуха попало в легкие, и смог с облегчением вдохнуть. Осторожно пополз в сторону пролома, отталкиваясь руками и не пытаясь пробить башкой лед снизу. Может, так было бы лучше и удобнее, чем мои судорожные дерганья, но уже не только мысли еле ворочались, еще и тело стало слушаться не очень охотно.

Все же я не собирался помирать и продолжал бороться. Попытался сам выбраться, ложась грудью на край полыньи, и с ужасом почувствовал, насколько лед хрупкий. В мгновенье он раскололся, и я опять нырнул с головой, в очередной раз хлебнув воды и впадая в панику.

— Держись! — орали на краю сознания какие-то голоса. — Хватай!

К мертвой хватке, с которой я вцепился в жердь, это предложение отношения не имело. Кинули бы топор — я бы и за него ухватился. Мозги после ледяной воды вырубились окончательно, и сработал обычный рефлекс. Меня тянули наверх, и я судорожно помогал спасателям, отталкиваясь ногами, иногда отнюдь не улучшая положения, а вновь обламывая лед и скользя назад. И все же медленно, но упорно мы совместными усилиями закончили спасательную операцию.

Очутившись вне полыньи, я очень шустро пополз как можно дальше от воды, не пытаясь подняться и извиваясь по-змеиному. Мокрый и на морозе, я с перепугу даже не чувствовал холода, пока не взялся рукой за голову и не обнаружил там сосульку. Тут меня ощутимо затрясло, так что зуб на зуб не попадал, и челюсти застучали вполне отчетливо.

— Спасибо, — попытался сказать, обращаясь к своему спасителю.

Совсем молодой парень. Рожа у него вполне русская, а одет почему-то в то, что в моем понимании называется кухлянкой. Я с народами Севера сроду не общался, разве в кино видал. Они точно все с узкими глазами, но одеты точь-в-точь. Оленьи расшитые шкуры, да еще и с капюшоном.

— Идем, — сказал тот, поднимаясь. — Здесь уже лед хороший.

Мне очень не хотелось проверять на себе крепость повторно, и он, видимо, это понял.

— Молодца, — сказал одобрительно, протягивая руку, так что не оставалось ничего другого, как послушно подняться. Ага, с запозданием дошло. Мы на реке. Рыбу, что ль, ловили? — Не спужался и за Мосеем прыгнул. Спас дурня.

Это, видимо, про мной спасенного. Ничего не помню. Никаких Моисеев рядом не стояло, и как я вообще сюда попал?

— Кто же так на лед лезет, не проверив? — Он был искренне возмущен и без раздумий пнул ногой в зад ковыляющего впереди мальчишку. Тот даже не возмутился, только прибавил шагу. Ему тоже было не очень сладко, еле двигался и беспрерывно всхлипывал. — Не схватило по-настоящему. Ты, паршивец, теперь Михайле по гроб жизни обязан.

От берега в нашу сторону махали руками какие-то незнакомые люди. Опять же в чукотских одеждах, но вполне блондинки и блондины с рязанскими мордами. Мужики еще и бородатые. Один из них сорвался с места и, подскочив к бредущему мальчишке, приложил ему кулаком, так что тот скрючился. Я невольно шагнул в сторону, готовый отразить нападение, но он уже схватил несчастного Моисея и поволок его на манер волка, укравшего овцу.

На самом деле я, конечно, ничего такого не видел. Не овец — те попадались в горах Швейцарии изредка, очень живописно выпасаемые для туристов. Я про волков. Этих исключительно в передачах про животных наблюдал. Но вот ведь откуда-то выскочило сравнение. Ну говорят же «как чертик из табакерки», хотя никто уже лет сто нюхательного табака не употребляет и идиотской игрушки не выпускают. В смысле, чертика на пружинке.

Ну это во мне есть, не отнимешь, вопреки всей моей длительной жизни за границей. Бабушка, пусть ей будет на том свете у бога хорошо, вбила в меня навечно старую литературу. В основном детские стихи со сказками, но и помимо них тоже. Всякие Сетон-Томпсоны, Том Сойер, Мюнхгаузен и многое другое, включая Юлию Друнину и Киплинга. Не уверен, что они подходили для моего возраста тогда, но, похоже, она знала чего добивалась. Заняла место няни с раннего детства и так никому и не отдала до внезапного инфаркта. Муттер до ребенка особого дела не было, она предпочитала себя холить и лелеять. Позднее я после некоторого размышления решил, что она и замуж вышла по залету. Причем сознательному. Сроки так ложились. Вычислить дату от свадьбы — не проблема. С удовольствием скинула заботы обо мне на бабушку и успокоилась. И спасибо муттер. Могло оказаться много хуже, доверь она дитятко современным воспитателям.

Бабушка прекрасно заменила мать, няню, гувернантку и еще кучу народу. Старая, советского воспитания интеллигентка, люто ненавидящая моего папашу, большого деловара и не умеющего ни о чем, помимо денег, говорить. Когда-то она имела профессию педагога и, видимо, им оказалась в реальности, а не по диплому. Во всяком случае отвращения к классике с ее подачи я не испытываю. А очень многое до сих пор помню. Что в детстве учил, сохраняется железно, в отличие от более поздних времен.

Конечно, в школе уже не то, уровень училок пожиже, и не увлекли. Да и разные Достоевские у меня ассоциировались исключительно с нудностью, но детскую литературу я усвоил в огромном объеме. И стихи, в отличие от прозы, с удовольствием почитывал и позже, даже за границей. Выборочно, конечно, заумных не уважаю, но все же продолжал читать на русском. С четырнадцати лет живя за бугром, не всякий про себя такое скажет.

Не умри бабушка — я бы не очутился в Швейцарии, а остался с ней. Тогда и жизнь сложилась бы иначе. А так муттер моя, поймав папашу на очередной девке из миссок чего-то там, потребовала развода, девичьей фамилии и большого счета со многими нулями. Куча всего на нее была записана, да и по закону положено. Он оказался не зверь — не стал закатывать в бетон или топить в ближайшем водоеме, хотя и мог без проблем, я точно знаю. Давненько, еще в младом возрасте, случайно услышал разговор, не предназначенный для детских ушей. Тогда даже загордился, насколько мой предок крут.

Ну не суть важно. Дербанить свою банковско-торговую империю папаша не стал, зато устроил нам обеспеченную жизнь. Если кто не понимает, что это значит, я лучше объяснять не стану. Яхты и унитазы из золота — вещь понтовая и никому особо не нужная. А важно получить то, чего ты хочешь в данный конкретный момент. Не высчитывая, что там на карточке или размер зарплаты. Это несколько другой уровень. Когда пыль в глаза не пускают и вообще мало кто в курсе, насколько у тебя много имеется.

Мне, правда, повезло не особо. Муттер свалила за границу, подальше от супруга, и для начала запаяла меня в интернат. Из самых якобы лучших побуждений, для моего же блага. Ах, здесь замечательное образование, иностранные языки и диплом частной школы котируется где угодно. Хочешь в — Плющевую Лигу [Лига Плюща — ассоциация из восьми частных американских университетов, действующих под общей эмблемой с изображением плюща.] поступай потом. А можно в Оксфорд.

Сдались мне эти университеты. Мне и без них было в высшей степени замечательно. Языки я, правда, выучил. Куда деваться. Английский еще в России с преподавателями долго и старательно сознательно мучил (нынче без него никуда), а в Швейцарии невольно набрался немецкого с французским.

Между прочим, есть два основных способа изучения иностранной речи. Первый — закинуть в среду, где на твоем языке не говорят в принципе. Второй — в постели с девушкой. Я без особого удовольствия первоначально познакомился с первым, затем уже с энтузиазмом добавил и второго.

В интернате у всех родители оказались не нищими. Точнее, очень даже не бедными. И практически у каждого ученика были проблемы. С родителями, полицией, наркотиками. Не знаю, в курсе ли была муттер подобных тонкостей, отправляя меня на обучение в столь престижное и закрытое заведение. Может, просто ей попалась на глаза реклама, хотя это я, конечно, загнул. Такие места себя не рекламируют и чужаков без рекомендации не принимают.

Наверное, папаша подкузьмил, подбросив идейку. В его понимании характер человека закаляется в трудностях. Сугубо мужской коллектив всегда действует не хуже пресса, выявляя худших и лучших. И не обязательно побеждают правильные. Я вписался, оставшись посредине. Не садист, издевающийся над младшими, но и не вечный отличник. Не технарь, но и не ботаник. Всего понемножку. А попутно набрался самого разного. От умения вскрывать замки до кой-чего совсем не безобидного.