— В тюрьме? У тебя было все, о чем бы ты ни попросила!

— Вот только любви родителей я не узнала!

— Виолетта, что за глупости? Ты даже не понимаешь, о чем говоришь! Мы выходили тебя семимесячную, столько сил положили, чтобы ты выжила! Когда ты подрастала, стоило тебе заболеть, как вокруг собирались лучшие лекари. У тебя все было лучшим, понимаешь? А ты!..

— Я говорю лишь о том, чего не желала понимать раньше. Разве можно любить кого-нибудь и связывать теми путами, что вы наложили на меня? Даже Амир после похищения ни к чему меня не принуждал, позволяя самой выбрать, хочу ли я ему помогать или нет, а он совершенно чужой мне человек. Зато вы, самые родные люди, никогда не разрешали мне делать собственный выбор, а еще называете это любовью и заботой?

— Каждый любит по-своему, Виолетта, — сказал Роланд. — Говоришь, что мерзкий похититель не принуждал тебя ни к чему. Но разве ему есть до тебя дело? А вот нам было! Мы желали, чтобы твоя жизнь была совершенной, идеальной, и старались воспитать тебя соответственно.

Мне вдруг стало очень больно от его слов. В душе зарождался маленький огненный смерч, который грозился вот-вот вырваться наружу, смести хрупкую видимость этой родительской заботы и любви, погрести под осколками разочарования все то, что составляло для меня смысл жизни, заставляло стремиться стать лучшей во всем. Он готов был разорвать острыми жалящими словами обид и оскорблений те отношения, которыми я так дорожила раньше.

— Амир спас меня сегодня, а вы даже не поняли, что я едва не замерзла в лабиринте. Вы так цените свою «дочь», что прогнали ее спасителя, не сказав и двух слов благодарности. Вспомнили только старые обиды и свою злость на него!

— Сенсарро — подлый человек! Он повинен в гибели Мэри! Если бы он не увез ее в тот вечер, она бы осталась жива. А наша благодарность за твое спасение будет выражаться в том, что мы не подадим на него жалобу королю.

— Жалобу?

— А ты думаешь, ему сошло бы с рук похищение нашей дочери? Да я бы не успокоился, пока этот подонок не оказался в тюрьме!

— Роланд, — позвала мужа Эстер, — если ты принял такое решение, тогда не стоит никому говорить о похищении Виолетты. Лучше свету не знать о том, что случилось, иначе могут пойти слухи о ее отношениях с ректором виеров. Подобный позор ничем не смыть, ты понимаешь.

Я в замешательстве посмотрела на Эстер, которая, кажется, уже взяла себя в руки и вернулась к привычной манере общения, вновь рассуждая о приличиях.

— Согласен с тобой. Мы можем увезти ее на время, пока все волнения и слухи не улягутся, после поговорим с Зором, решим, как ей закончить обучение.

И вновь они заговорили о моей будущей жизни так, словно меня это не касалось. Подскочив на ноги, я сжала руки в кулаки, из последних сил пытаясь не сорваться на крик:

— Я не вернусь в Академию аристократии! Зор Анделино — подлый человек, я не желаю более учиться под его началом. И не хочу, чтобы меня увозили куда-нибудь! Желаю вернуться к своим друзьям, хочу сделать собственный выбор! Я всегда позволяла вам диктовать мне вашу волю, но теперь придется смириться с моим решением.

— Ты желаешь вернуться в виерскую академию? — недоверчиво переспросила Эстер.

— Да, желаю.

— Значит, по-твоему, Амиральд Сенсарро благороднее Зора Анделино, раз под его началом ты можешь учиться? — уточнил Роланд.

— Он не раз проявлял свое благородство, а вот Зор хотел подставить меня, чтобы получить победу на играх.

— Виеры совсем задурили тебе голову! — в сердцах высказался отец. — Никуда ты не вернешься!

— Я сама это решу! — крикнула в ответ, чувствуя, как к глазам подступают слезы.

— Ты не вернешься в виерскую академию, иначе ты нам больше не дочь! — громко произнес Роланд, почти в точности повторив слова матери.

Я переводила взгляд с лица взволнованного аристократа на бледное лицо Эстер, а потом едва слышно произнесла:

— А я никогда и не была вам дочерью.

Развернулась и вышла за дверь гостиной, устремилась прочь по коридору и дальше во внутренний двор. Пробежала до самой конюшни и за считаные секунды добралась до денника с моим любимым Вихрем. Гнедой радостно заржал, едва увидел меня.

— Соскучился, мой хороший, — шепнула я, протягивая руку и погладив теплую морду животного. Уткнулась в мощную шею, едва сдерживая рыдания.

— Мисс Виолетта, — раздался позади голос конюха.

Я с трудом совладала с эмоциями и, полуобернувшись, приказала:

— Оседлайте Вихря, я уезжаю.

— Да, мисс.

Конюх кинулся исполнять мой приказ, а я отсутствующим взглядом уставилась в стену конюшни, невольно ожидая, что сейчас Роланд примчится сюда. Однако отец не пришел, и конюх беспрепятственно вывел оседланного коня во двор. Я запрыгнула в седло, оглянулась на дом в последний раз и тронула поводья.

Глава 6

Правда, как она есть

— О, благородная барышня, это снова вы? Хозяин отдыхать изволит.

— Доложите о моем приходе, это очень важно.

Старичок кивнул, впустил меня в холл, а потом закрыл дверь и пошаркал в сторону коридора.

— Идемте, барышня, он в библиотеке сейчас. Коли принять не сможет, тады вам уйти придется.

Когда мы остановились перед дверью, а дворецкий зашел внутрь, я невольно заколебалась, стоило ли приходить к Амиру с этим разговором. Может, лучше уйти?

Я даже развернулась в обратную сторону и совсем было решила идти назад, когда старичок вышел и позвал меня:

— Барышня, он примет.

Несмело вошла в освещенную огнем камина библиотеку, но так и осталась стоять у двери, растерянно глядя на сидящего в кресле Амира. В руках ректор держал стакан с какой-то янтарной жидкостью, а в воздухе чувствовался слабый запах алкоголя.

— Входи, Виолетта, — махнул рукой Амиральд, даже не взглянув на меня. — Не самое удачное время для беседы, но поговорим, раз уж ты пришла.

Я прошла вперед и села в свободное кресло у камина, протягивая к огню руки, чтобы согреться. Сердце вдруг вновь наполнил невыносимый холод.

— Как родители отпустили тебя сюда?

— Они не отпустили, я сама ушла.

— Зачем? Разве не лучше было остаться дома?

— Для меня — не лучше.

Я помолчала немного, а потом решилась спросить:

— Теперь прогоните из вашей академии?

— А ты желаешь и дальше здесь учиться? Ты ведь всегда была против виеров.

— Мое отношение изменилось, разве вы не поняли? Особенно после сегодняшних игр?

— Тебя сложно понять, Виолетта. Никогда не угадаешь, делаешь ли ты что-то от чистого сердца или это просто способ поквитаться с кем-нибудь, потешить свое самолюбие.

— Вы ведь всегда ненавидели меня, верно? Потому что я дочь своих родителей?

— Слишком низко и глупо ненавидеть кого-то за то, что он чей-то ребенок.

— Но я чувствовала, что вы меня на дух не переносите.

— Чересчур категоричное заявление. Ты напоминала их очень сильно, не спорю. Та же спесь, самодовольство, эгоизм и желание превзойти всех во всем. Ты похожа на родителей, но иначе и быть не может. Иногда я замечал другие черты. Проскальзывало в тебе что-то настоящее, искреннее, и я пытался понять, на самом ли деле ты способна на обычные человеческие эмоции. Однако после каждого хорошего поступка ты вдруг вытворяла очередную пакость, и казавшиеся прежде благородными твои мотивы вдруг превращались в пустую попытку отомстить или потешить собственное тщеславие. Мне до сих пор сложно понять, что ты собой представляешь на самом деле.

— То же самое я могу сказать и о вас! Какой же вы судья в деле человеческих эмоций и настоящих поступков, если сами далеко не идеальны? Разве мои родители просто так вас ненавидят и не желают пускать на порог своего дома?

— Интересное заявление. — Амир повертел в руках стакан, сделал пару глотков, а потом продолжил: — Я не беру на себя роль судьи, Летта, но ты спросила об отношении и его причине, и я честно ответил. А что касается вражды между мной и твоими родителями… это слишком долгая история. Ты уверена, что желаешь услышать ее от меня? Может, стоит оставить ту версию, что тебе рассказали?

— Желаю.

— Тогда слушай.

Амир откинулся на спинку кресла и заговорил, глядя в огонь:

— Ты ведь знаешь, что маги долго живут, а сильные маги могут прожить до нескольких сотен лет. Наш возраст не сравнить с возрастом обычных людей, не развивших своих способностей, и года у нас считаются иначе. Однако у каждого в жизни был период, который люди называют юностью. Что касается меня, то, будучи совсем еще мальчишкой, я повстречал человека по имени Стивен Витар. Я в то время много путешествовал, жаждал приключений и частенько попадал в неприятности. Однажды вляпался в довольно крупную заварушку, которая могла окончиться очень плачевно и прервать мою жизнь еще в самом начале. Спас меня один незнакомец, который просто оказался поблизости.

Я не буду рассказывать подробностей, упомяну лишь, что жив я остался благодаря Стивену, он же и выходил меня, поставил на ноги. Стоит ли говорить, что его не остановило даже мое аристократическое происхождение? В то время эта разница ощущалась намного сильнее, чем сейчас, и правила соблюдались гораздо жестче. Стив был удивительным человеком. Настоящий авантюрист и очень сильная духом личность. Он любил приключения не меньше меня. Так получилось впоследствии, что мы очень крепко сдружились, хотя Стив был гораздо старше и опытнее. Он стал не просто другом, но настоящим наставником. На многое открыл мне глаза, рассказал о виерском движении, о своих мечтах. Он искренне верил в высокие идеалы и считал, что можно добиться равноправия и наступит день, когда аристократы и виеры окажутся на одной социальной ступени. Это была цель его жизни. А потом случилось одно событие, которое очень сильно изменило друга.