Перешагнув через тело короля, он пересек зал и по ступенькам поднялся на помост. На стене позади длинного деревянного стола висел герб Дома Белми — щит, украшенный тремя золотыми солнцами и тремя серебряными лунами на кроваво-красном фоне. Презрительно фыркнув, он сорвал его со стены и подошел к высокому резному креслу во главе стола. Тяжело опустившись в него, он провел пальцем по подлокотнику и вновь презрительно скривил губы. Дешевое, крестьянское изделие. Лично он заслуживает большего.

Теперь, когда Лормир принадлежит ему, он это получит.

Глава 1

Я не свожу глаз с двери, к которой приближаюсь, стараясь не глядеть на солдат, что стоят по обе стороны от нее, делаю все возможное, чтобы принять скучающий, равнодушный вид. Правда, ничего особенного в этом нет, и вряд ли кто обратит на меня внимание. Просто еще одна жительница деревни, пришедшая на собрание. К моему великому облегчению, когда я из пелены моросящего дождя вхожу в убогое, обшарпанное здание суда, никто даже не смотрит в мою сторону. Я делаю медленный вдох и прохожу мимо них. Мое напряжение немного ослабевает.

Внутри ничуть не теплее, чем снаружи. Я плотнее закутываюсь в плащ и вхожу в комнату, где Чэнс Анвин, самозваный судья Альмвика, сейчас сообщит нам последние известия, поступившие из Совета Трегеллана. С моих волос, скатываясь по носу и щекам, течет дождевая вода. Я разглядываю деревянные скамейки и стулья, поставленные рядами перед возвышением в передней части комнаты. На мой взгляд, их слишком много для оставшейся в деревне горстки жителей. Хотя нас здесь мало. в комнате сильно воняет. Я невольно морщу нос: это запах немытых тел, мокрой шерсти, кожи, металла и страха. Все это сливается в крепкий, влажный прелый дух. Именно так пахнет человеческое отчаяние.

Те из нас, кто все еще цепляется за жизнь, мокрые и озябшие дрожат. Холодный, промозглый воздух и осенний дождь насквозь пропитали нашу поношенную одежду, проникли в кожу, где, похоже, останутся до самой весны. В отличие от нас выстроившиеся вдоль стен солдаты совершенно сухие. Им, похоже, тепло в толстых зеленых шерстяных мундирах и плотных кожаных бриджах. Их бдительные взгляды цепко оглядывают зал.

Позади меня слышится какая-то возня. Обернувшись, я вижу, что солдаты схватили какого-то человека и прижимают его к стене. Прежде чем отпустить его, они хлопают его по бокам, обыскивают плащ с капюшоном. Чувствуя, что заливаюсь румянцем, я отвожу взгляд и делаю вид, что ничего не замечаю.

Втянув голову в плечи, я крадусь вдоль заднего ряда и опускаюсь на скамью футах в шести от моей ближайшей соседки. Та что-то ворчит, не то приветствие, не то предостережение, и поднимает руку, чтобы дотронуться до амулета, висящего на кожаном шнурке у нее на шее. Я искоса смотрю на нее и замечаю золотой диск, сверкнувший между ее корявыми пальцами прежде, чем она успевает спрятать его в складках плаща. Я знаю, что это такое, хотя и сомневаюсь, что это настоящее золото. Потому что будь это настоящее золото, кто-нибудь давно бы уже сорвал амулет с ее шеи — Боги, да будь это настоящее золото, я бы сама сорвала его! По крайней мере, будь это благородный металл, оно бы того стоило.

Мой друг Сайлас рассмеялся, когда я сказала ему, что жители деревни носят амулеты, чтобы защитить себя от Спящего Принца. Я посмеялась вместе с ним, хотя втайне подумала, что в подобных обстоятельствах ничуть не странно доверять магии элдрича. Полумесяцы из соли и хлеба в деревне висят почти на каждой двери и окне. Медальоны с тремя выгравированными золотыми звездами заправлены за воротник. Спящий Принц — это магия, миф и суеверие.

Если хорошенько задуматься, нетрудно понять, откуда она, эта попытка прибегнуть к помощи магии, мифов и суеверий. Но в глубине души я знаю: ни один дешевый оловянный медальон не отпугнет его, если он захочет прийти. Никакие посыпанные солью дверные пороги или ягоды остролиста и дубовые ветки, висящие над окнами и дверями, не станут для него препятствием, если он решит захватить Трегеллан. Если его бессильны остановить стражники замка, вооруженные до зубов, то металлический диск и ветки деревьев подавно.

До того как он вернулся, никто в Трегеллане никогда бы не поверил в подобные глупости — это не по-трегеллански. Конечно, время от времени среди нас находятся редкие чокнутые, что все еще верят в Дуб и Остролист и красят лицо и задницу красным соком ягод. Но большинство из нас живет не так. Мы не лормерийцы с их храмами и живыми Богинями и жуткой королевской семьей. Мы — люди знаний и разума. Или, по крайней мере, как мне казалось, мы раньше были ими. Наверное, трудно оставаться разумным, когда пятисотлетняя сказка неожиданно оживает, разоряет замок в соседней стране и убивает его обитателей.

«Будь хорошей девочкой, иначе придет Проводник, и тогда Спящий Принц съест твое сердце» — эти слова слышали все девочки в Тремейне. Принц был сказочным монстром, а сама эта история нужна была для того, чтобы сделать нас послушными, предостеречь от жадности и всевластия. Мы никогда не мечтали и не хотели, чтобы он проснулся. Мы забыли, что он существует на самом деле.

Отвернувшись от женщины с амулетом, я начинаю подсчет тех, кто еще остался в Альмвике. При этом я случайно встречаюсь взглядом с каким-то солдатом. Тот кивает мне, и сердце вновь испуганно бьется в моей груди. Я коротко киваю и отвожу взгляд, пытаясь сохранять спокойствие, сопротивляясь желанию погладить карман и убедиться, что флакон все еще там.

Нет, незаконная торговля снадобьями — не мое призвание. На пути сюда я проверила флакон по крайней мере шесть раз, и это при том, что я не видела ни одной посторонней души. Я уже не говорю, что кто-то мог подойти ко мне настолько близко, чтобы запустить руку ко мне в карман. С другой стороны, здесь в Альмвике осторожность никогда не бывает излишней.

Это по большому счету не та деревня, где вы дружите со своими соседями. Здесь просьба о помощи или проявление слабости любого рода в лучшем случае вызовет насмешку. В худшем случае это может означать нож, который вонзится вам в почку, если вы обратитесь не к тому человеку не в то время. До того как пришли солдаты, мертвые тела или утаскивали в лес, или, наоборот, выносили из леса. Мы же дружно делали вид, будто ничего не случилось. Здесь быстро учатся на все смотреть сквозь пальцы и многое не замечать.

Старые, убогие лачуги, из которых, собственно, и состоит Альмвик, служат пристанищем отчаявшимся и проклятым: потерявшим свои настоящие дома и жизнь в других частях Трегеллана из-за преступлений, в которых они никогда не сознаются. Считается, что во времена великих бедствий, таких как войны и болезни, люди объединяются и поддерживают друг друга. Но только не в Альмвике. По мере того как война подкрадывалась все ближе и ближе, дома медленно пустели, и оставшиеся жители растаскивали из них все, что могли, для своих нужд. Бьюсь об заклад, очень скоро присутствие людей в домах перестанет быть препятствием для мародеров, а инстинкт, побуждающий хватать все, что способно облегчить жизнь, подомнет под себя порядочность и сострадание к ближнему. Даже сейчас я внимательно оглядываю комнату, отмечая про себя, кого из оставшихся стоит опасаться в первую очередь.

Это игра, в которую мне иногда нравится играть: я пытаюсь угадать преступления тех людей, что все еще здесь. Худшие преступники — убийцы и им подобные — испарились в ту минуту, когда сюда прибыли солдаты. Остались лишь заурядные отбросы: должники, пьяницы, игроки в азартные игры и лжецы. Бедняки и неудачники. Те, кто не мог убежать, потому что бежать им некуда.

Здесь люди не живут, здесь они гниют.

Сжав под рваным плащом кулаки, я наблюдаю за тем, как мое дыхание повисает в стылом воздухе облачком пара. Впрочем, вскоре оно рассеивается, смешиваясь с дыханием остальных присутствующих и усиливая влажную духоту помещения. Толстые стеклянные окна уже запотели. Мне противно от одной только мысли, что я вынуждена дышать воздухом, который уже побывал в легких моих соседей, он как будто получен из вторых рук или украден. Я от него задыхаюсь.

Когда все, кто должен был прийти, рассаживаются по местам, словно последние изюминки в подгоревшем пудинге, в зал, выкатив вперед грудь и вглядываясь в каждое лицо, важно входит Чэнс Анвин, несомненно, самый напыщенный судья во всем королевстве. Заметив меня, он улыбается, и по моей спине пробегает холодок. Впрочем, его улыбка уступает место озабоченному выражению, или же тому, что должно за него сойти. Его лоб покрыт испариной. Просто удивительно, что озабоченность еще не сползла с его потного лица.

По бокам от него — хмурые солдаты в зеленых мундирах, те самые, что охраняли дверь снаружи, но сегодня к ним присоединился их капитан. Его широкая грудь перехвачена наискось широкой красной лентой. За ними появляются еще шестеро солдат, которые также располагаются вдоль стен. Атмосфера в зале мгновенно делается еще более напряженной.

Я мгновенно сажусь прямо, настороженная, как заяц. Мои соседи делают то же самое. Даже женщина, которая что-то недовольно проворчала мне, когда я села, распрямляет плечи и со злостью поглядывает на Анвина. Когда моя рука скользит к поясу, чтобы проверить, на месте ли нож, я вижу, что руки других присутствующих перемещаются к голенищам сапог и поясным ремням. В такой час мы все хотим иметь оружие.