Михаил Ахманов

Цена светлой крови

Мир будет принадлежать людям. Возьмут они земли и воды, и богатства равнин и гор, и сокровища недр; станут властвовать над жаром и холодом, над великим и малым, над светом и тьмой, над живым и мертвым, над созиданием и разрушением. Я, Мейтасса, сказал: так будет! Мир будет принадлежать людям — если они не погубят его!

Книга Пророчеств Чилам Баль, Первое Откровение Мейтассы.

Глава 1

Южный Куат. Санра «Теокалли»

2003 год, считая от Пришествия Оримби Мооль

Месяц Плодов, который в большей части мира считается летним, а здесь, за экватором, последним месяцем зимы, был, как всегда, щедр к жителям Куата: ни снега, ни проливных дождей, ни холодных ветров, ни знобящей сырости. Южный Куат, приютившийся на полоске каменистой земли между океаном и горами, отличался превосходным климатом в любой сезон. Собственно, погода — это все, чем здесь могли похвастать; разумеется, не считая Пролива Шо-Кам, за которым лежал Холодный остров, и знаменитых розовых дынь. С благодатного климата и даров Пролива кормился весь город, но дыни, в отличие от скелетов океанских чудищ, вывозу не подлежали — слишком нежный был товар. В Куате даже ходила поговорка: не куатские дыни едут к человеку, а человек к дыням. И кое-кто ехал — не только сеннамиты, но даже люди из таких краев, где своих дынь хватало.

Восемь мужчин, сидевших на веранде харчевни «Пестрый керравао», все были чужеземцами. Логр Кадианн и Джумнн Поло — из Атали, целитель Ират — бритунец, Цонкиди-ако — майя, О'Паха — кейбер из Южного Лизира, а Сайлис Пилад-кастронера — эллии. Особо стоит отметить Рикара Аранну и Амуса, так как арсоланец Аранна увидел свет в местах сравнительно близких, в Инкале, тогда как родина Амуса лежала столь далеко, что можно было усомниться в се существовании. Где этот Сайберн, где озеро Байхол и город Удей-Ула? До них как до Луны… Впрочем, на Луне люди уже побывали, и не раз.

Компания на веранде уже расправилась с печеной бычьей ляжкой, и кое-кто с нетерпением посматривал на дыню. Хоть кабачок и назывался «Пестрый керравао», но сильный пол, по сеннамитской традиции, кормили здесь бычатиной, тогда как птица предлагалась лишь женщинам и детям. Старый Грза, хозяин заведения, считал, что всякий храбрый воин должен есть мясо и запивать его пивом. А керравао разве мясо? Хоть не летает, а бегает, но все равно не бык — опять же, в перьях тварь, с клювом и крыльями… Само собой, если натереть чесноком, поперчить и на вертеле зажарить, то ничего. Сойдет для столичных красоток! Но не для мужчин.

Однако дважды в месяц, в Дни Ореха и Пчелы, в «Пестром керравао» не было ни красавиц из столицы, ни семейных пар с детишками, ни других посетителей. Санра «Теокалли» снимала кабачок от полудня до заката, от дневной трапезы до вечерней, и в это время старый Грза сам готовил мясо и служил гостям, а поваров и своих помощников отпускал. Нечего им было слушать, о чем толкуют господа! Разговоры у них велись не то чтобы тайные и вовсе не обидные для власти и сеннамитского владыки, но очень уж заумные, не для простого народа; от таких разговоров у любого мозги из ушей полезут. Но Грза привык. Правда, старался не прислушиваться.

— Я нашел еще одну игру, — произнес Логр Кадиани, отодвигая тарелку. — Сложная! Еле добрался до пятого уровня и обнаружил знакомое ядро. Но оформление другое: на этот раз сундук с шифрованным замком.

— Кажется, ты говорил, что этому программному ядру уже немало лет? — поинтересовался Аранна. Он был историком и этнографом и любую проблему предпочитал изучать от корней, в плане того, что случилось в прошлом — желательно, как можно более далеком.

— Лет ему минимум сорок или сорок пять. — Смуглое лицо Кадиани с темной бородкой клинышком порозовело от возбуждения и выпитого пива. — Понимаете, творцы этих нынешних игрушек просто берут готовый модуль и встраивают в свой сюжет, в свое изделие. Конечно, с современным украшательством: цветные картинки на экране, битвы воздушных флотов, воины в перьях, загадочные пещеры, сундуки из розового дуба и все такое. Но суть неизменна: поиск неких символов могущества.

— Как называются эти игры, почтенный Логр? — спросил О'Паха.

— Да, какие назвать? — эхом откликнулся Амус на искаженном сеннамитском.

Этих молодых людей всегда отличало единодушие. Если не считать того, что кейбер О'Паха был темнокожим и курчавым, а дейхол Амус — узкоглазым, с прямыми черными волосами, они казались родными братьями — оба сухощавые, коренастые, длиннорукие, и при этом ростом но грудь обоим аталийцам и бритунцу. Чему не приходилось удивляться: О'Паха и Амус были пилотами, Летающими в Пустоту, а эта профессия требовала мужчин выносливых, крепких, но малого роста и веса. В заатмосферных полетах запасы воздушной смеси, провианта и воды все еще строго лимитировались.

— В Сплетении множество названий, — молвил Каднани. — Я составил особый список в мелге, и в нем…

Сайлис Пиладкастронера прервал его, громко откашлявшись.

— Логр, что за нелепый жаргон, клянусь Пятикнижием! Не мелг, а эммелитовое логическое устройство! На худой конец — эммелог!

По роду занятий Сайлис являлся вычислителем и, общаясь лет двадцать с логическими машинами, привык к точности формулировок. Он был отличным знатоком этих машин, приятным умным человеком и вообще личностью без недостатков — разумеется, кроме фамилии, сокращение или искажение которой в Эллине считали оскорбительным. Его коллеги по «Оку Паннар-са» утешались тем, что родовое имя Сайлиса все же удается вымолвить на одном дыхании, тогда как для многих эллинских фамилий это было недостижимо.

— Все говорят мелг, и я говорю мелг, — проворчал Логр Кадиани, огладив бородку. — Так вот, названия… Эту новую игру представили на памятных нитях и в Сплетении как «Великий Сахем», но есть и другие… полно, как плодов на гранатовом дереве в урожайный год… «Счастливая Бихара» например, «Сокровища Хинга», «Вождь Тайонела», «Алмазные россыпи», «Борьба за Лизир»… Но всюду, как доберешься до пещер и сундуков, спрашивают код, пароль или что-то такое. — Он помолчал и добавил: — По моим сведениям, никто этот код не раскрыл, хотя попыток не счесть.

— Великий Сахем — кто-то из прежних владык Эйпонны? — спросил Цонкиди-ако, потирая бритый череп. — Арсоланский или одиссарский сагамор?

— Сагаморов было много, а Великий Сахем один, — буркнул бритунец Ират, а Рикар Аранна пояснил:

— Это Дженнак из Дома Одисса, легендарный долгожитель. Полный титул — Великий Сахем Бригайи и Риканны, увенчанный белыми перьями. Родился в начале эпохи Второго Средневековья, и через два столетия следы его затерялись в… — Историк наморщил лоб. — Да, в Сериди, в 1695 году. Вероятно, умер. В Сериди воздвигнут саргофаг с его именем, но праха там нет.

— Во имя Шестерых! — воскликнул Цонкиди-ако. — Это же тар Дженнак, открывший Риканну! Защитник цоланского святилища! Так бы и сказали! — Он повернулся к Джумину Поло. — Но это по твоей части, Джу. Он в самом деле прожил почти два века?

Джумин, мужчина лет тридцати пяти, с чертами скорее эйпонца, чем аталийца, скупо усмехнулся.

— Так говорится в легендах, друг мой. В хрониках Первого и Второго Средневековья есть масса упоминаний о владыках-долгожителях, но достоверны ли они? Мы не сомневаемся, что Ах-Шират, Че Чантар, Джеданна, Харад, тот же Дженнак и другие — исторические фигуры, но сколько они на самом деле прожили? Вполне возможно, что срок правления двух или трех сагаморов приписан одному из них, самому великому… Я пытаюсь в этом разобраться, но надежных результатов пока нет. Были бы, наша санра узнала бы первой.

— Ясно лишь одно: раса долгожителей исчезла, — промолвил Ират. — Это я утверждаю как целитель с солидным стажем. Хотя, если поглядеть на Грзу, нашего почтенного хозяина…

Тут Грза и появился, начал убирать тарелки с костями и объедками, затем принес кувшин свежего пива и подступил к дыне, лежавшей на отдельном столике. Компания наблюдала за ним с интересом, а особенно Амус — в Удей-Уле дыни не росли, а дейхол был до них большим охотником.

Что до сеннамита Грзы, то хоть перевило ему за девяносто, двигался он с проворством молодого. Если и был он фигурой уникальной, то не по причине прожитых лет (в Куате, с его благодатным климатом, бодрых старичков хватало), а потому, что участвовал в войне, наемником в армии Хинга. Так что среди куатских старейшин, служивших, в лучшем случае, в телохранителях, он пользовался большим почетом. Прошло шестьдесят семь лет, как отгремела Последняя Война, да и случилась она не в этих краях, в другом полушарии, но про нее не забывали — ни в Эйпонне, ни в Азайе, ни даже на Дальнем материке.

Дыня была круглой и большой, двумя руками не обхватишь. Грза вытащил палаш — должно быть, тот самый, каким рубил кочевников-бихара, — занес его над огромным плодом, и не успели гости дух перевести, как дыня была нашинкована ровными дольками. Разложив их на блюде, он поднял ношу без заметного усилия, перенес на стол и пожелал приятного завершения трапезы.

— Сотворивший ближнему добро войдет в чертог богов по мосту из радуги, — молвил Рикар Аранна, сделал жест благодарности и впился в сочную дынную мякоть. Прожевал, отхлебнул пива и произнес: — Значит, Логр у нас с «Великим Сахемом», но по-прежнему без ключей к сундукам и Завещанию Джакарры. У Джумина с Иратом нет новостей, и у меня тоже ничего. А что скажут наши звездочеты?