Я просмотрел письмо, нашел нужное имя и отложил его в сторону. Поднявшись из-за стола, направился к стеллажу со старыми документами слева от двери — искал журналы посещаемости, в которых скорее всего содержался ответ на вопрос той дамы. У меня имелась надежда на днях получить грант на оцифровку архивных записей, но пока приходилось искать древним, дедовским способом.

Достав нужный том, я принялся переворачивать страницы, пока не дошел до интересующих меня лет, и погрузился в записи. До комнаты долетали отголоски библиотечных разговоров: большая лестница и высокий потолок фойе создавали странную акустику, которая порой делала меня невольным слушателем чужих бесед.

Пока я вчитывался в аккуратные, но очень мелкие буквы регистра сороковых годов, выискивая Башрода Кеннингтона, старался не обращать внимания на посторонние звуки. Но слова «убийство» и «Прист» поневоле заставили меня прислушаться.

Глава вторая

Но больше я ничего не услышал: видимо, говорившие отошли куда-то, и голоса стихли.

Мне стало не по себе от случившегося, хотя я не понимал почему. Скорее всего речь шла о Годфри Присте — кажется, в Афинах сейчас только о нем и говорили. А уж в том, что его имя и слово «убийство» употребили в одном предложении, и вовсе не было ничего странного. В конце концов, он писал триллеры.

Так что я пожал плечами и вернулся к поискам старины Башрода, которые вскоре увенчались успехом.

Сев за стол, сделал несколько пометок, планируя ответить на письмо дамы из Виксбурга после обеда. Утро я хотел посвятить каталогам. Для начала сверился со списком книг, над которыми сейчас работал. Дойдя до нужного пункта, подключился к программе каталогизации единой библиотечной системы (или ЕБС, как мы называли ее между собой) и приступил к изучению книги.

Это издание — трактат по акушерству авторства Томаса Дэнмана — принадлежало к собранию медицинских пособий девятнадцатого века и было отпечатано в 1807 году. Книга сохранилась в превосходном состоянии, но я, как обычно, старался лишний раз на нее не дышать. За время работы я привык иметь дело с двухсотлетними томами (а порой мне попадались и более древние экземпляры), но прикасаясь к ним, всегда испытывал чувство благоговения. При должном обращении книги легко могли прожить несколько веков, а потом кануть в Лету за считаные секунды. Едва уловимый запах мускуса щекотал нос, пока пальцы поглаживали прохладные мягкие страницы.

Самое интересное в описании старых книг — поиск посвящений, штемпелей и пометок, которые отличили бы это издание от других экземпляров. На форзаце трактата Томаса Дэнмана виднелось выцветшее имя предыдущего владельца и дата «Д-р Фрэнсис Хеншэлл, 18 марта 1809 г.». Листая страницы, я нашел немало замечаний, сделанных тем же почерком: доктор Хеншэлл добавлял к тексту комментарии, основываясь на наблюдении за собственными пациентами.

Повернувшись к компьютеру, я открыл файл, который предварительно загрузил из библиотечной базы данных. В нем содержалась вся основная информация по книге: название, автор, издатель, дата выхода — так что мне оставалось лишь отметить ее отличительные черты.

Погруженный в работу, я подскочил от неожиданности, когда услышал, что кто-то покашливает по другую сторону моего стола.

Подавив раздражение, повернулся к незваному гостю — и глаза мои расширились от изумления, так как я сразу его узнал.

— Минуточку, — пробормотал я, торопливо сохраняя файл.

— Не волнуйся, Чарли, — пророкотал Годфри Прист глубоким голосом, который далеко разнесся по хранилищу редких книг.

Дизель за моей спиной потянулся и зевнул. Он любил посетителей и спрыгнул с подоконника, чтобы поприветствовать Годфри.

Каким ветром его сюда занесло? Мы не были близки в старшей школе и в университете, так зачем я ему понадобился?

— Утро доброе, Годфри, — сказал я, вставая и обходя стол, чтобы пожать Присту руку. Дизель топал позади меня. — Давно не виделись.

— Давно, — согласился Годфри по-прежнему дружеским тоном. Он крепко стиснул мою руку своей большой ладонью и хорошенько встряхнул. — Отлично выглядишь.

— Ты тоже, — ответил я, стараясь не морщиться, и украдкой размял пальцы, когда Годфри закончил с приветствиями.

Он был еще выше, чем я помнил. Бросив взгляд вниз, понял, почему: на ногах у Приста красовались дорогие ковбойские сапоги, каблуки которых прибавляли ему сантиметров пять росту.

— А это кто? Кот? — спросил Годфри, глядя на Дизеля. Кот медленно обошел его кругом и, не впечатлившись, запрыгнул обратно на свою лежанку. Там он зевнул, повернулся к нам спиной и, кажется, задремал. Надо будет потом угостить его чем-нибудь вкусным за проявленную невозмутимость.

— Мейн-кун, — объяснил я. — Они крупнее других котов.

— Кажется, меня впервые проигнорировал кот, — рассмеялся Годфри, хотя в голосе его проскользнули оскорбленные нотки. — Обычно они меня любят — сразу чуют, что перед ними — кошатник.

Я едва сумел сдержать улыбку.

— Не бери в голову, Дизелю сложно угодить, — и продолжил рассматривать гостя. Хотя мы были одного возраста, он выглядел лет на десять старше. Кожа его загрубела, а солнце и свежий воздух добавили морщин вокруг глаз. Волосы, напоминавшие побелевшую копну соломы, тоже не выдержали проверку временем. Одежда от именитых дизайнеров буквально кричала о том, сколько денег за нее выложил владелец. Ей вторили часы Rolex, на которые Годфри демонстративно поглядывал, и толстый золотой браслет.

— Чем могу быть полезен? — спросил я, сев обратно за стол, и махнул рукой, показывая Присту, что он тоже может садиться. — Неужели ты заглянул, чтобы поболтать о славных школьных деньках?

— Надежные источники сообщили, что ты работаешь здесь архивариусом. — Годфри опустился на стул и скрестил руки на груди. Очевидно, мое ироничное замечание он пропустил мимо ушей.

— Так и есть, — кивнул я. Напыщенный, как всегда.

Годфри опять посмотрел на спящего Дизеля.

— Они разрешают тебе брать кота на работу? — внезапно спросил он. Пальцы Годфри впились в предплечья, глаза обшаривали комнату. Он определенно нервничал, и я не мог взять в толк почему.

— А сам-то как думаешь?

Когда Годфри обернулся ко мне, лицо его покраснело. Я вспомнил, что в прежние времена он не обращал внимания на сарказм, особенно если тот был обращен на него.

— Когда ты вернулся в Афины? — спросил он. — Сам я редко здесь бываю. Расписание очень плотное — книжные туры, интервью, встречи в Голливуде. — Годфри снова пробежался глазами по стеллажам.

Он когда-нибудь перейдет к делу? Сколько еще самовосхвалений мне придется выслушать?

— Три года назад, — ответил я, стараясь приглушить нетерпение в голосе. Неужели он думает, что его занятая жизнь произведет на меня впечатление? — Вскоре после смерти жены я унаследовал дом тети Дотти.

— Твоей тетушки? — нахмурился Годфри. — Значит, она тоже умерла?

— Почти сразу после моей жены.

— Жаль это слышать. Наверное, нелегко было потерять сразу обеих?

— Да, было тяжело, — ответил я. Потом в памяти всплыло кое-что: — А ты ведь жил у тети Дотти несколько семестров?

— На последнем курсе, — кивнул он. — Родители продали дом и переехали в Фэйрхоп, в Алабаму. Я больше не хотел жить в общаге. К счастью, у мисс Дотти нашлась свободная комната. Она была замечательной женщиной. — Его лицо смягчилось, на губах появилась печальная улыбка.

— Не то слово, — согласился я. Никогда еще Годфри не проявлял себя с такой стороны, во всяком случае, при мне. Он определенно испытывал теплые чувства к моей покойной тетушке. — А у тебя, насколько я знаю, дела идут в гору. Каждая книга попадает в список бестселлеров. Впечатляет.

— Спасибо. Последние семь сразу после выхода занимали в нем первое место, — сказал Годфри, и на лицо его вернулось самодовольное выражение. — Потому-то я и здесь.

— Слышал, тебе собираются присвоить звание выдающегося выпускника.

— Я не об этом, — покачал головой Годфри. — Это лишь повод вернуться в город. Нет, сейчас я говорю о том, зачем пришел к тебе.

Ну наконец-то.

— Ты пришел затем, чтобы… — я сделал многозначительную паузу.

— Хочу передать свои бумаги университетскому архиву, — сказал Годфри. — И собираюсь сегодня вечером объявить об этом на приеме.

Администрация университета наверняка обрадуется такому подарку; даже я подумал, что это отличная идея. При одном условии.

— Университет будет в восторге, — признал я. — Но мало просто передать бумаги. Ты готов пожертвовать какую-то сумму на обработку, составление каталога и хранение?

— Разумеется. А что нужно будет сделать, ну, кроме того, что поставить их на полку? — Он махнул рукой в сторону стеллажей. — И о какой сумме идет речь? Уверен, смогу это себе позволить.

— Бумаги нужно будет описать и систематизировать, — сказал я, сделав вид, что не услышал последнее предложение. — Это займет какое-то время — в зависимости от размера коллекции. Я тут архивариус, но работаю на полставки. На обработку твоих бумаг могут уйти годы, учитывая, сколько еще книг и собраний ждут своей очереди.

— Если я дам достаточно денег, ты сможешь нанять кого-то, чтобы с ними разобрались поскорее? — нахмурился Годфри. — Не хочу, чтобы они пылились в коробках следующие десять лет.