Наталья Игнатова

Чужая война

Прорицание

Внемлите мне, ибо знаю я, что будет и как будет.

Внемлите мне, ибо поведаю вам то, что предначертано звездами.

Внемлите мне, ибо то, что я расскажу, свершится.

Будет мир, и будет мир жить по своим законам, и порядок в нем будут определять лишь светила небесные.

Будет мир, и будут все жить в этом мире, радея за него и украшая его.

Будет мир, но все на этом свете бывает лишь на время.

Будет Свет и будет Тьма, и будут они вместе, и будут они враждовать, но быть друг без друга не смогут. Будет Свет и будет Тьма, и забудут все, что так было всегда, и схватятся в битве между собою.

Будет Игра, и правила той Игры станут камнем на шее у Игроков.

Будет Игра, и выигравший будет плакать, но и проигравший радости не обретет.

Будет игра, и призом в той игре станет страх, и сойдут светила с путей своих, и мир встанет на краю пропасти.

Будет Четверо, те, кого посчитают за фигуры, и поставят на доску.

Будет Четверо, и фигуры станут игроками, и сойдутся Цветок и Сталь, Смех и Расчет, и доска станет ареной, а зрители — фигурами.

Будет Четверо, и мир на краю пропасти встанет на дыбы, и будет уже поздно что-то менять.

Будет война, и реки потекут кровью, а поля вместо хлебов родят мечи и копья.

Будет война, и Четверо пронесут ее по всему миру, и не будет преград для той войны.

Будет война, и мир рухнет в пропасть, и будет лететь долго, и крик умирающего будет исторгаться из его глотки.

И все кончится.

Райяз Харрул, Верховный Жрец храма Ста Смертей, Постигший Тайное, Тот, Кто Ведет За Грань.

Эльфийский принц

ФИГУРЫ

Воеводство Уденталь. Столица

Тресса де Фокс

Цветущие яблони поднимают настроение даже с дикого похмелья. Я проверяла — знаю. Но с такого похмелья, как у меня в это утро, блевать (извините, конечно) хотелось даже от яблонь. Нечем было. В смысле — никак. Если у вас четыре желудка, расставаться со своим содержимым они не желают даже при настоящем отравлении, я уж не говорю про такую ерунду, как алкогольная интоксикация. А еще говорили, что шефанго никакие яды не берут! Кто говорил? Да я же и говорила. Зачем? Ну… Когда травить пытались, приходилось объяснять. Потому что действительно — не берут. А сегодняшнее утро просто было особенным. Как-никак, а стукнуло мне десять тысяч лет. Не каждый день такой праздник. Через то и похмелье. На юбилеях вообще положено принимать алкоголь в дозах, превышающих разумные, а проще говоря, наливаться по самые уши. Ну а уж на таких юбилеях! Никому из моих знакомых за последние несколько сотен навигаций дожить до десяти тысяч лет не удавалось.

Мне удалось.

По-моему, тут есть чем гордиться.

Солнышко встает. Яблони цветут. Денег почти нет. И настроение препоганейшее. Стоит только осознать — десять тысяч! — как оно становится еще поганее. На людей смотреть тошно, как будто в первый раз их рожи вижу. Хвала Богам, не много их пока на улице, людей. А то меня ведь и вскинуть может. Придется тогда из Уденталя уезжать быстрее, чем хотелось бы.

Уезжать из Уденталя мне не хотелось совсем. Сейчас, по крайней мере. Во-первых, яблони. Как ни крути, а это красиво. Во-вторых, мне-Эльрику сделали пару очень выгодных деловых предложений. Сначала капитан гвардейцев его милости воеводы, а потом командующий флотом. Другой вопрос, что снова наниматься в армию или флот мне совершенно не хотелось. Мне-Трессе, в смысле. Я вообще против службы где бы то ни было. Конечно, в мужском обличье я взгляну на это иначе, но когда еще я мужское обличье приму?

Видели бы меня сейчас мои наставники… Хотя, сейчас-то ладно, а вот вчера! Благородная дама, устроившая грандиозную пьянку в одном из самых паршивых притонов Уденталя. Что поделаешь, люблю я иногда шокировать окружающих.

Ганна не одобрит, конечно. Ну так то Ганна. Вот, кстати, из-за кого уезжать не хочется ну никак. Я ведь уже обещала ей, что останусь.

Но, Великая Тьма, неужели все? Или почти все! Неужели десять тысячелетий действительно прошли, и уже скоро… Смешно, и плакать хочется, Флайфет [Флайфет (зароллаш) — здесь: ругательство. А вообще так звучит на зароллаше имя того из двух братьев-богов, которому поклоняются эльфы.]… Скоро, это когда? Через десять лет? Через сто? Через пятьсот? Сколько бы ни было, по сравнению с тем, сколько их прошло — все будет скоро. Домой. Одна беда, чем ближе цель, тем больше нетерпение. Я скоро не то что столетия, я годы считать начну. Когда же? Когда? Впрочем, если расслабиться и попытаться поразмыслить, ожидание не так уж страшно. Страшнее будет погибнуть не вовремя. Прошли те времена, когда мне хотелось сдохнуть от безысходности. Прошли, мит перз! Не дождетесь больше!

Какая-то придурочная девчонка вылетела из-за угла и с размаху врезалась в меня чем-то твердым и угловатым. Больно!

Когда я маску сдернула, я и сообразить не успела, услышала только «грау!» в собственном исполнении, а девочка хлопнулась на мостовую… Почти хлопнулась. Поймала я ее на полдороги, а то ведь расшибется, объясняй потом, что не били ее страшные шефанго по голове, а сама она головой об камень треснулась. Людям много не надо, у них, чуть что — шефанго виноваты. Скоты! Люди — скоты.

Из-за того же самого угла вылетел Карел Хальпек. Самый обаятельный десятник местной стражи.

                                        * * *

Карел не то чтобы остановился, остановиться ему было бы трудно, но в немыслимом пируэте он ухитрился развернуться и вместо того, чтобы врезаться в страшную фигуру, выросшую у него на дороге, вписался в ближайшую стену. Больно, конечно, но Карелу гораздо приятнее было удариться о твердый камень, чем нарваться на разъяренную шефанго на пустынной улице.

Оборачиваться Хальпек не спешил, нарочито медленно оползал по стене, призывая всех Богов на помощь и стараясь выкинуть из памяти жуткое, нечеловеческое лицо, увиденное мельком, но напугавшее десятника до неожиданной теплой сырости в штанах.

Тресса брезгливо взглянула на Карела. Еще более брезгливо посмотрела на бессознательную девушку, которую держала на руках, старательно отодвигая от себя. Потом присвистнула, позабыв про десятника, сгребла девочку в охапку и отправилась туда, куда и шла.

«В „Серую кошку“ поперлась, — с ненавистью подумал Хальпек, поднимаясь, наконец на ноги. — Сегодня же десяток туда отправлю… Нет. Не сегодня. Завтра».

Выпустив длинную рубаху поверх мокрых штанов и свесив волосы на разбитый о стену лоб, Карел поплелся в сторону казарм. Он не торопился. Потому что к казармам путь лежал в том же направлении, что и к гостинице «Серая кошка». Той самой гостинице, в которой уже не в первый раз снимала комнату Тресса де Фокс. Догонять благородную даму, даже случайно, десятнику совсем не хотелось.

Королевство Румия. Монастырь Жерара Беспощадного

Черный Беркут раздраженно перекладывал бумаги на столе и не смотрел на почтительно ожидающего Элидора.

Элидор ждал. Раздраженность была обычным состоянием отца-настоятеля. Раздражённость и скепсис. Удел большинства крупных начальников.

Черный Беркут оторвался от бумаг и начал хмуро изучать Элидора. Как диковину какую. Элидор внутренне поежился.

— Ты отправишься в Мерад, — бросил наконец Черный Беркут.

Монах изумился. Он был уверен, что вызвали его не более чем для очередного дисциплинарного разноса. Отец-настоятель обожал дисциплинарные разносы и учинял их с удовольствием и глубоким пониманием дела. И за поводом у него это дело не останавливалось.

— Отец Лукас…

— Помолчи, сын мой, и выслушай меня. Ты отправишься в Мерад. Найдешь там сераскира Самуда, шейха «Горных кошек». Неделю назад «кошки» убили отца Якоба, настоятеля обители Кассия Воздающего. Ты ликвидируешь Самуда, заберешь у него перстень с рубином и привезешь этот перстень в ближайший из наших монастырей. Акция показательная, чем больше шума — тем лучше. Никто не должен забываться и позволять себе неуважение к нам. Вопросы есть?

Вопросы были. Больше, чем хотелось бы. Например, почему в Мерад отправляют его, Элидора. Златостенный город был столицей Эзиса, оплотом джэршэитов, а Элидор специализировался на Десятиградье и Готской Империи. Это ж другой край материка!

— Экипировка, — буркнул он.

— Получишь у брата-эконома. — Черный Беркут вздохнул. — Знаю-знаю, все знаю. И специфика не твоя. И отдохнуть ты не успел. Но барбакитов пора напугать, сын мой. А кто может сделать это лучше тебя? Еще вопросы?

Элидор покачал головой.

— Тогда ступай. — Отец Лукас очертил благословляющий Огнь: — Да пребудет с тобой Анлас.

Брат-эконом был предупреждён:

— Выбирай, — он сделал широкий жест в сторону оружейных стоек и сундуков. — Кони уже оседланы. Все припасы в сумках.

Элидор прошел прямо к стойке с длинными мечами.

— Опять мой любимый уволокли? — он даже не пытался скрыть недовольство. — Сколько раз говорил, не трогайте Праведника. Так нет же.

— У брата Игнатия выход, — начал оправдываться брат-эконом. — Кто ж знал, что ты и двух дней дома не просидишь?

Элидор не слушал. «Праведника нет. Вот же люди, просишь их просишь — все без толку. Ну что стоило Игнатию взять не меч, а топор? Ему ж без разницы».