Голова кружилась от тихого дыхания Стрелка, от тепла его ладони, крепко и нежно сжимающей ее руку, от шагов — в такт, от молчания — обо всем. И от слов, которых не придумать.

— Чего ты боишься? — нарушил хрупкое равновесие Стрелок.

Белянка прошла еще немного и остановилась.

Он смотрел открыто, без осуждения, и ждал, не отпуская ее руку. Ветер неторопливо пересыпал его скользкие волосы.

Она отвела взгляд и пожала плечами.

— Не молчи. Я должен знать, — его голос звучал вкрадчиво, мягко, но требовал ответа.

— Почему ты пригласил меня? — прошептала она.

Стрелок осторожно коснулся указательным пальцем ее подбородка и заставил посмотреть ему в глаза.

— Ты не хотела танцевать со мной?

— А хотел ли ты? — Белянка поняла, что просто не в состоянии вырваться из плена его взгляда.

Он рассмеялся до глубоких ямочек на щеках.

— Я пригласил тебя, потому что я хотел пригласить тебя.

— А как же Ласка?

— Ласка? — Он удивленно вскинул брови.

— Если бы Ловкий не опередил тебя, ты бы танцевал с ней?

Он зажмурился, помотал головой и спросил:

— С чего ты взяла?

С чего? Все так говорят.

Кто все? Ласка. И только Ласка!

Белянка усмехнулась собственной глупости и с трудом удержалась, чтобы не броситься ему на шею. Но перед глазами предстало строгое лицо тетушки Мухомор.

— Больше всего на свете я мечтала танцевать сегодня с тобой, — призналась она и тяжело вздохнула.

— Но? — продолжил за нее Стрелок.

— Но мы никогда не сможем быть вместе, — мрачно закончила она.

Он покачал головой:

— Все зависит только от нас.

— Но ученице ведуньи не положено…

— А чего хочешь ты?

Легкий вихрь пролетел над водой, брызнул в лицо и унесся в ночную высь, звеня сосновыми иглами.

— Никогда не отпускать твою руку, — выпалила Белянка. — Всегда видеть твои глаза.

Щеки пылали жарче самого большого костра.

Стрелок порывисто обнял ее, крепко сжал талию и поднял на вытянутые руки. Земля ушла из-под ног, воздух вылетел из груди. Локоны и витые косички коснулись запрокинутого лица Стрелка.

Он улыбнулся:

— В твоих волосах запутался речной ветер.

К глазам подступили слезы горячее крови. Белянка рассмеялась.

Никакая ворожба не подарит ей и толики такого счастья. У тетушки Мухомор есть еще две ученицы, а деревне нужна лишь одна ведунья…

Да какая разница!

Нет ничего важнее его взгляда.

Он бережно опустил ее на землю. Ноги подгибались.

— А я и вправду испугался, что ты не хотела танцевать со мной, — усмехнулся он.

Она уткнулась в его плечо, а он прошептал:

— На рассвете, когда первый луч коснется верхушек сосен и я подниму ясеневый посох, — посмотри мне в глаза.

Белянка кивнула, не в силах говорить.

Глава 7

С крыши стекал талый снег, лужицей собираясь на подоконнике. Пищал воробей, ерошил перья — и брызги веером летели в окно, оседая круглыми каплями, алыми от заката. Золотились черные решетки вокруг слюдяных кругляшков. Пахло кострами и весенним небом.

По осени Стел хотел починить водосток, да руки так и не дошли. Едва шагнул на порог — скрипнуло: доски рассохлись. И они ждут хозяйских рук. Дождутся ли? Разве что будущей осенью.

Из-за приоткрытой двери тянуло выпечкой. Стел глубоко вдохнул и вошел в дом. Матушка оторвалась от шитья, вскинула голову и подслеповато сощурилась:

— Стел? Ты сегодня рано! Пироги я только поставила…

Рани горбилась над пяльцами и послушно, стежок за стежком, вышивала синей нитью по белому полотну простенькие цветочки — только желваки бегали на скулах.

— Все в порядке, я не голоден, — Стел не хотел, чтобы в голосе слышалось прощание, но матушка будто поняла: вскинула ломкие брови, поджала губы.

— Тогда хоть трав заварю с медом.

Она засуетилась у очага. Привычно мелькали пальцы: подцепить крышку банки, высыпать в заварник ромашку со смородиновым листом, долить меда. Из-под чепца выбивались русые пряди, будто кружевом обрамляя лицо. Только суховатые губы не улыбались, да особенно сильно хмурился лоб.

Шумно вздохнула Рани и исподлобья глянула на Стела.

— Ты умеешь вышивать? — попытался он завязать разговор.

Толком познакомиться им так и не удалось. Как только они вошли вчера, Рани поняла, что лишняя на семейном вечере, и попыталась уйти, но матушка остановила ее: «Никуда ты не пойдешь в такую погоду, да еще в драных сапогах! — и усмехнулась, подслеповато щурясь: — В детстве Стел таскал домой котят — теперь мальчик вырос».

Согрели целую кадушку воды, и после купания матушка принесла свое старое платье в горчичный цветочек, нелепое и широкое. Сегодня платье сидело на Рани гораздо лучше, да и сама она куда больше стала походить на девушку: зарумянилась бледная кожа, мягче легли стриженые кудряшки — нежно и мило, если бы не острые скулы, рубленые движения и взгляд. Мертвый болотистый взгляд.

— Я учусь вышивать, — с нажимом ответила она.

— У тебя чудесно выходит! — подбодрила ее матушка.

Рани только покачала головой. Глупо было надеяться оставить ее здесь подмастерьем.

— Ты никогда не мечтала быть швеей, — озвучил Стел.

Она кивнула, отложила вышивку и тихонько спросила:

— Мне… пора? — ее глаза смотрели то на Стела, то на исколотые пальцы, то на половицы.

— Куда? — только бы она не расслышала в его голосе надежду, что ей есть куда идти.

Но она расслышала. Решительно поднялась, подошла к своим стоптанным сапогам.

— Поищу работенку или… не первый день в Ерихеме — разберусь…

С сопением она завязывала дрожащими пальцами шнуровку — будто веревку на камне. Стел знал, куда она собралась.

— Никуда ты не пойдешь, — он наклонился и сжал ее ледяную кисть.

Она смешно, по-заячьи, потянула носом и отставила сапог.

— Садитесь за стол, — позвала матушка.

Горячий мед продирал горло, успокаивал шум в ушах. В очаге прогорело полено и с треском развалилось надвое.

— И все же, что случилось? — матушка отставила кружку и посмотрела Стелу прямо в глаза. Пожалуй, последний раз он видел ее такой серьезной, когда еще школяром заявился домой с разбитым носом.

— Я назначен сопровождающим отряда рыцарей Меча и Света в лесной поход. Сегодня ночую в казармах, выступаем завтра. Вернусь к осени, — выпалил Стел на одном дыхании и уставился в огонь.

Девятнадцать лет назад отец точно так же обещал, что вернется. Не вернулся.

Матушка шумно выдохнула и сжала его ладонь сухими, нежными пальцами — во всем мире только у нее были такие пальцы: мягкая кожа казалась пергаментной, Стел боялся ее повредить. Такой глупый детский страх.

— Ты рад? — тихо спросила она.

Он покачал головой.

— Не сейчас. Мне не хочется покидать… свою жизнь… так. Когда у меня нет выбора.

— И все же у тебя его нет, — она выдохнула, хлопнула ладонями по столу и поднялась. — Я помогу тебе собрать вещи.

Стел поймал ее взгляд и не отпускал, запоминая лучики морщинок, прозрачный блеск слез и упрямо сжатые губы. Он понимал, почему в свое время отец выбрал именно ее.

— Мне все-таки пора, — Рани допила одним глотком мед и поднялась.

— Постой, — Стел ухватил ее за запястье. — Я договорился, что со мной пойдет ученик. И это будешь ты.

— Я? С отрядом рыцарей? — бросила она ему в лицо.

— Ты сможешь сойти за мальчика?

Она презрительно подняла верхнюю губу и фыркнула:

— Разве что только это я теперь и могу…

— Стел, — тревожно начала матушка, но осеклась и отвернулась.

Рани попыталась вывернуть руку, но Стел крепко ее держал.

— Куда ты пойдешь?

— Не твое дело! — зарычала она.

— Будешь ли ты завтра утром дышать — мое дело!

Стел схватил ее за плечи и прижал к себе спиной. Она выгнула шею, чтобы посмотреть на него. Болотные глаза блестели отчаянием, закушенная губа покраснела, ноздри широко раздувались при выдохе.

— Пусти!

— Давай удивим эту жизнь? За городской стеной много тепла, — прошептал он ей в самое ухо и увидел, как бледная шея и рука покрылись мурашками. — Даже ветер там может быть теплым, — он склонился еще ближе.

Она резко отвернулась и обмякла в его руках.

— Да пошел ты!..

— Давай ты пока просто примеришь мой старый дорожный костюм? — Стел осторожно ее отпустил. — Уйти ты успеешь всегда.

Не оборачиваясь, она кивнула и подошла к матушке. Та молча увела ее наверх.

Стел принялся мыть посуду. Прохладная вода успокаивала руки, согревал очаг. Стел тер кружки золой. Мерно постукивала крышка котелка, выпуская облачка пара.

Матушка плотно закрыла дверь наверху лестницы, спустилась, прошлась до окна, вернулась.

— Да брось ты эти кружки! — не выдержала она. — Посиди со мной.

Стел вытер руки и сел на скамью.

— Взять Рани с собой — плохая идея.

За что Стел любил матушку, так это за правду в лоб. Без предисловий.

— Если я этого не сделаю, она убьет себя. Я это знаю. Вчера я увидел ее на мосту в парке, с камнем на шее. Она бы прыгнула, если бы я не остановил. И сейчас она собиралась туда же.

— Ты знаешь, почему она хочет покончить с собой?

Стел только развел руками.