Стрелок уперся ладонью в ствол сосны, внимательно посмотрел на Ловкого и произнес с нажимом:

— Я тебе говорю, был такой старый обычай: перед днем встречи Нового лета деревни обменивались женихами и невестами!

Еще ни разу не видела Белянка, чтобы у него так румянились щеки — голубые глаза оттого казались еще чище, светлее. Зато сжатые в тонкую линию бледные губы, желваки на скулах и подбородок упрямством могли поспорить даже с Ловким, который отчаянно тряс копной медовых волос:

— Не слышал такого я! Это все больно умный Кряж сочинил, чтобы наших красавиц себе в Нижнюю Туру прибрать!

У брата даже веснушки разгорелись! Или это из-за весны?

— Да что ты так кипятишься? — Стрелок вскинул густые светлые брови. — Или глаз на кого положил?

— Да ну тебя! Сам хорош! Вот бы женился на внучке Кряжа — и деревням на пользу, и старика бы уважил! — он упер руки в бока.

Чтобы смотреть Стрелку в глаза, Ловкому приходилось задирать голову. Но держался он уверенно. Широко расставив ноги и шумно дыша, ждал ответа. Стрелок, прищурившись, разглядывал друга и не спешил. Задумчиво вырисовывал указательным пальцем круги по стволу, и что-то такое плескалось в ясных глазах, что Белянку бросало то в жар, то в холод.

Больше жизни ей хотелось услышать ответ.

Больше смерти она боялась его услышать.

Лучше не знать, если ему и вправду по сердцу внучка старого Кряжа!

— Это было бы разумно, — осторожно начал он и вдруг улыбнулся — безмятежно, открыто, будто и не было тяжкого раздумья. — Но ты знаешь, кто мне нужен.

Словно ушат талой воды на голову!

Белянка с трудом вдохнула и продолжила исступленно шептать заклятие-невидимку.

Мохнатые брови Ловкого сошлись на переносице:

— Каждая вторая девчонка в деревне думает, что это именно она!

Пальцы Белянки впились в шершавую кору дуба, она наклонилась вперед…

Горячее дыхание опалило правое ухо, хлынули по спине мурашки:

— Меня глупой присказкой не обманешь! Я слова знаю! Вздрогнув, Белянка повернула голову — по лицу хлестнули смоляные волосы. Ласка, поставив руки на бедра, шептала обратное заклятие:


Свет-свет, покажи,
Тьма-тьма, прояви,
Не сгуби — помоги,
Морок с глаз убери.

Зыбкое покрывало чар разлетелось невесомой пылью.

Ласка с жаром прошептала:

— Ай-ай-ай! Как нехорошо подглядывать и подслушивать!

— Я всего лишь хотела отдать обереги, — запинаясь, выдавила Белянка.

— На Стрелка полюбоваться пришла? — Ласка с наслаждением растягивала слова. — До того надоело смотреть, как ты бегаешь за этим дурнем! А он тебя даже не замечает!

— Больше всего я не хочу, чтобы меня кто-нибудь замечал, — глухо выдавила Белянка.

— Вот-вот, вся ты в этом, — зашипела Ласка.

— Что это вы здесь делаете? — из-за дуба выглянул Ловкий и удивленно округлил губы.

— Я… мы… — растерялась Белянка и подняла обереги. — Вот. Тетушка Мухомор велела передать.

— О! — Подошел Стрелок, забрал связку, легонько задев ее кисть кончиками пальцев. — Я и забыл про них!

От носа падала тень, и оттого он казался еще длиннее, но Стрелку шло: и гладкие волосы, растекающиеся в стороны, и острые скулы, и тяжелый подбородок. Но главное — глаза цвета высокого летнего неба.

— Кхм, — выразительно кашлянул Ловкий и толкнул Стрелка в бок. Тот обернулся, выставил перед собой левую ладонь и коротко подмигнул ему. — Смотри! Ты обещал мне.

— Я когда-то не сдерживал обещаний? — Стрелок хлопнул его по спине.

Ласка вылезла вперед, отпихнув Белянку плечом, и елейно пропела:

— Раз уж мы здесь, может, возьмете нас на охоту?

Ловкий окинул ее с ног до головы протяжным взглядом, довольно улыбнулся и покосился на Стрелка:

— И ты таких смелых девчонок в Нижнюю Туру отдать хочешь?

— Сдаюсь! Теперь все сам вижу и так подставить тебя, друг, не могу! — Стрелок шутливо поднял руки, а потом серьезно добавил: — А с Кряжем мы как-нибудь договоримся.

— Дао чем вы?.. — не выдержала Белянка.

— Уже не важно, — махнул рукой Стрелок. — Спасибо за обереги, но на охоте опасно, а таких красавиц нам нужно беречь!

Ласка так и зарделась.

— Тогда поцелуй на удачу? — Ловкий распахнул ей навстречу объятия, на щеках заиграли глубокие ямочки.

Она хитро улыбнулась, плотно сжав губы, и сверкнула темными глазищами:

— Ну, если вы не боитесь будущих ведьм! — шустро наклонилась, проскользнула у него под рукой и поцеловала Стрелка в щеку.

— Э… Ласка? — вытаращил он глаза.

— На удачу! — пожала она плечами.

— А мне кто удачи пожелает? — повернулся пунцовый Ловкий.

Ласка расхохоталась:

— Сестрица твоя ненаглядная!

Белянка быстро чмокнула Ловкого в лоб и тяжело вздохнула. На душе стало паршиво.

Когда парни скрылись за деревьями, Ласка больно сжала плечо Белянки и с жаром прошептала ей на ухо:

— А после танца я его поцелую в губы.

Чтобы не разреветься, Белянка изо всех сил стиснула зубы.

У вершины сосны отмерял удары сердца дятел, и оттого особенно пронзительно звенела тишина.

Глава 4

— Не знаю, — Эман закинул ногу на ногу, взъерошил каштановые кудри и насмешливо глянул на Стела.

— Ты не знаешь, в каких отношениях состоят жители степей и жители леса? — терпеливо повторил Стел.

Сквозь распахнутые ставни лилось предвесеннее солнце, которое рисовало на беленых стенах тени ученических парт. Пахло талой водой.

— Не, не знаю, — ухмыльнулся Эман.

Крупные миндалевидные глаза нагло блестели из-под густых ресниц — любая барышня позавидует. Правящая династия Рон сохранила куда больше саримской крови, чем любой другой род. И пусть Эман был всего лишь двоюродным племянником короля, в нем отчетливо проступали древние корни. Жаль только, что он не унаследовал ни мудрости, ни скромности — лишь кудри да кукольные глаза.

Стел чуть было не произнес это вслух, но заставил себя процедить:

— Тогда наводящий вопрос. Почему пять веков назад лесные жители массово хлынули в степи?

— Потому что кочевники стали на них нападать? — Эман перекинул ноги — теперь левая оказалась сверху — и поднял широкие брови.

— Кочевники? На лес? Зачем? — Стелу захотелось просто встать и уйти. И никогда больше не видеть этих раскосых наивных глазищ. — Эман, что с тобой? Ты издеваешься? Был бы ты учеником-первогодком, я бы поверил, что ты ничего не знаешь про Огонь Восточных гор, падение Сарима, появление пустынь и вымирание трети леса. Как лесные жители оказались в степях и два столетия воевали с кочевниками, пока не захватили Каменку и не оттеснили врагов далеко на юг… Но, Эман, ты мой подмастерье, ты уже даже не ученик! Ты знаешь куда больше! Ты способный, и я всерьез думал, что ты заменишь меня, когда я стану Мастером. Что с тобой такое?

— Должно быть, подзабыл, — Эман выразительно зевнул. — Последнее время я мало сплю, это плохо для памяти. Вчера до ночи учили с Агилой песню к празднику Нового лета. Знаешь, ее голос чудесно звучит под арфу.

Мало спит, потому что все вечера проводит с Агилой? И потому у нее не хватает для Стела времени? А он-то думал, что обидел ее тогда…

Нет, сейчас не об этом. Стел посмотрел в окно. За витой решеткой вдоль потресканной доски прогуливался голубь, деловито простукивая годовые кольца. Каштаны качали голыми ветками, синело небо. Стел глубоко вдохнул утреннюю свежесть и обернулся к Эману.

— Ты знаешь, что это не шутки. Мерг лично попросил меня дать тебе вторую попытку, чтобы ты мог получить голубой плащ учителя, а ты…

Эман так и просиял:

— Вот иди и расскажи ему, как я с треском эту попытку провалил! Кстати, он просил тебя срочно к нему заглянуть.

— Так ты специально? — Стел хлопнул ладонями по столу и наклонился вперед.

— А тебе какая разница? — Эман поднялся и презрительно оглядел свою белую хламиду подмастерья. — Скажем так, я больше не заинтересован донашивать твой выстиранный плащ.

Стел тоже встал, чтобы на равных смотреть наглецу в глаза.

— С каких это пор ты стал в этом не заинтересован?

— С тех самых пор, как на празднике Долгой ночи Ерих выбрал меня нареченным Агилы…

Нареченным Агилы? Нареченным?.. Быть того не может!

Горло будто ободрало лежалым снегом, грудь стянуло ремнями. Стел с трудом выдержал его торжествующий взгляд и наигранно расхохотался:

— Ты плохо знаешь свою кузину. Она не станет слушать в таких вопросах отца, будь он хоть трижды король!

— …и Агила ответила мне взаимностью, — торжествующе закончил Эман.

— Агила ответила тебе взаимностью на празднике Долгой ночи? — Стел смеялся уже не так весело. — Ложь.

Ложь, потому что вместе со Стелом она сбежала с середины того праздника. Под масками, среди уличных гуляний и ряженых, их никто не узнал. Всю ночь бродили они по снежным улицам, грелись в тавернах пряным вином и печеными яблоками, а на рассвете добрались до окраины Ерихема, развели у ручья костер…

Тогда-то Стел ее и обидел.

Агила сняла маску чернобурки, расправила смятые волосы и вдруг притихла. Ее щеки румянились от мороза и близкого огня, а глаза цвета старого золота смотрели пристально и странно.