— Проходите, товарищи, вас ожидают, — сообщил сопровождавший их энкавэдист в звании целого майора ГБ, коротко кивая в сторону дверей.

— Разрешите вопрос, товарищ майор?

— Не уполномочен, — отрезал тот, мазнув по лицу Зыкина равнодушным взглядом. — Там вам ответят на любые вопросы.

И, отточенным движением бросив руку к виску, четко развернулся через плечо, затопав в обратном направлении. Товарищи остались в одиночестве, поскольку никакой дополнительной охраны у дверей кабинета Вождя (собственно говоря, приемной) больше не имелось, длинный и гулкий коридор был совершенно пуст.

— Вить, а ты чего спросить-то собирался? — негромко спросил Кобрин, легонько сжав предплечье Зыкина.

— Да не важно… — дернулся тот, шумно сглотнув. — Волнуюсь просто. А ты разве нет?

— Ну, как тебе сказать? — задумчиво хмыкнул Кобрин. — Наверное, тоже волнуюсь, только по другой причине. Поверит — не поверит, и все такое прочее. Ладно, двинули, что ли? А то как-то вовсе уж глупо на месте торчать. Да и с чего тебе так уж переживать? С наркомвнудел ты уже знаком, осталось всего на одну ступеньку подняться.

— Вот именно, что подняться… — тоскливо вздохнул тот. — Выше-то уж и некуда…

— И что с того? Ты боевой командир, товарищ Витя, столько раз смерти в глаза глядел, а сейчас струсил, что ли? Давай уж вперед.

И, коротко стукнув костяшками по лакированной панели, решительно надавил на отполированную тысячами рук изогнутую ручку:

— Разрешите?

— Прошу вас, проходите, товарищи командиры! — Поскребышев лично распахнул перед ними створку ведущих в кабинет Самого дверей. — Товарищ Сталин вас ожидает.

— Благодарю, Александр Николаевич, — коротко кивнул Сергей, первым переступая порог. Зыкин шел следом, сосредоточенно сопя в коротко остриженный затылок командарма.

Неоднократно виденное на фотографиях помещение оказалось погружено в полутьму — массивные светомаскирующие шторы, закрывающие высокие окна, были плотно задернуты, свет давала лишь знаменитая настольная лампа. Осматриваться, даже мельком, Кобрин не стал, поскольку отлично знал, что увидит — по тем же самым историческим фото знал, разумеется. Дубовые настенные панели, под одной из стен — диван в матерчатом чехле, под другой — вертикальная и какая-то излишне узкая книжная полка («этажерка» — подсказала память) и старинные напольные часы. Сам пол покрывают ковровые дорожки, не столь уж и новые, к слову. Ну и самое главное: массивный стол под зеленым сукном, на поверхности — та самая лампа, письменный прибор и небольшая стопочка картонных папок и бумаг.

Ну и сам хозяин кабинета, разумеется.

Который вовсе не восседал за столом, словно в каком-то старом-престаром кинофильме двадцатого века, где Иосиф Виссарионович встречал посетителей, непременно склонившись к бумагам, с карандашом в руке и попыхивая легендарной трубкой, а стоял, заложив руки за спину, чуть в стороне, с искренним любопытством разглядывая вошедших. Взгляд Вождя казался вполне доброжелательным — насколько помнил Сергей, Сталин был неплохим психологом, способным выражать свое отношение к людям так, что они ощущали это буквально физически. Судя по первому впечатлению, историки ничуть не врали…

— Здравия желаю, товарищ Сталин! — браво отрапортовался Кобрин. — Генерал-майор Ракутин по вашему приказанию прибыл!

— Лейтенант государственной безопасности Зыкин по вашему приказанию прибыл! — сдавленно пробубнил за его спиной Витька.

— Рад вас видеть, товарищи, — совершенно серьезно кивнул тот, принимая правила игры. — Проходите, присаживайтесь. Как добрались?

— Спасибо, товарищ Сталин, добрались хорошо! — бросив на оторопевшего особиста быстрый взгляд, четко ответил командарм. — Немцы не беспокоили, так что долетели без проблем, спасибо нашим героическим асам. Видать, боятся, подлецы, понимают, что сейчас им не июнь месяц.

— Вот и замечательно. Присаживайтесь, товарищи, что же вы застыли на пороге? — усмехнулся Иосиф Виссарионович, обходя стол и первым опускаясь в кресло. — Сейчас придет товарищ народный комиссар, и мы начнем наш разговор. Ага, вот и товарищ Берия…

Нарком внутренних дел появился вовсе не оттуда, откуда ожидалось. — из ведущей в комнату отдыха двери. Впрочем, о том, что там расположена именно комната отдыха, из двоих посетителей знал, понятное дело, только Кобрин.

— Разрешите, товарищ Сталин? — Не дожидаясь кивка, Лаврентий Павлович аккуратно пристроил на краю стола для совещаний поднос с четырьмя стаканами с чаем и небольшой вазочкой с печеньем. Выглядел всесильный нарком… ну, эдак, по-домашнему, что ли: форменный френч расстегнут на две верхние пуговицы, рукава подкатаны. Прямо-таки радушный хозяин, встречающий долгожданных гостей. — Здравствуйте, товарищ командарм!

— Здравия желаю, товарищ нарком! — коротко кивнул Сергей, поскольку фуражка осталась на вешалке в приемной.

— Товарищ народный комиссар… — мгновенно вскинулся Виктор, вытягиваясь по стойке «смирно».

— Вольно, лейтенант, — отмахнулся Берия. — Сейчас мы станем чай пить. А чай у товарища Сталина хороший, грузинский. Он его не всем предлагает, так что цените!

— Ай, прекрати, Лаврентий Павлович, совсем наших гостей засмущал, — отмахнулся Вождь. — Да присаживайтесь уже, чего ждете? Чтобы товарищ Сталин еще раз попросил?

Кобрин лишь мысленно хмыкнул, первым опускаясь на ближайший стул. Похоже, партитура встречи была до мельчайших подробностей расписана и оговорена заранее, и все происходящее рассчитывалось исключительно на Витьку: ну, не на него же самого, честное слово? Даже не смешно, Иосиф Виссарионович не настолько примитивен…

Зато Зыкина, судя по всему, проняло по полной — вон как глаза вылупил и челюсть отвисла, того и гляди об пол стукнет. Не ожидал своего самого главного начальника в таком виде и в такой обстановке увидеть. Ну, так, на то, похоже, и расчет.

Наткнувшись на ироничный взгляд товарища, лейтенант госбезопасности сморгнул и сделал пару нетвердых шагов, осторожно, будто под ним был не стул, а взведенная противопехотная мина, присаживаясь следом.

— Берите чай, товарищи, пока не остыл. Плохо, когда остывает, это я еще со времен ссылки помню. Холодный чай совсем не греет, да. — Сталин придвинул к себе подстаканник и шумно пригубил. — Не стесняйтесь, что же вы робеете? Мне докладывали, что вы оба — настоящие боевые командиры, с первых часов войны героически сражаетесь, много немцев набили, а вы робеете. Неужели товарищ Сталин страшнее немцев? Или как там вы их называете, фрицев, да? Может, мне неправильно докладывали?

— Вам все верно докладывали, товарищ Сталин, — за обоих ответил Сергей, делая глоток. Напиток и на самом деле оказался весьма неплох — уж точно, не та бурда, что он пил на фронте. Зыкин тоже автоматически отхлебнул из своего стакана, едва заметно дернув щекой: чай оказался достаточно горячим.

Видимо, сочтя, что на этом прелюдия завершилась, Вождь взглянул на Кобрина:

— Сергей Викторович… вы ведь не против, если я стану обращаться к вам именно так? Ведь это ваше настоящее имя?

— Разумеется, не против, Иосиф Виссарионович! Полагаю, вы более чем хорошо знаете, кто я на самом деле. В противном случае меня бы здесь просто не было.

— Вот и замечательно, — абсолютно серьезно кивнул Сталин. — Знаете, товарищ Кобрин, я долго думал, с чего начать наш разговор. А потом решил — наверное, вот с этого…

Хозяин кабинета, не глядя, взял верхнюю из лежащих на краю стола папок, протянув ее собеседнику.

— Прошу вас просмотреть эту информацию, тут не особенно много. Меня интересует, действительно ли все соответствует, гм, вашей истории? Будущей истории, понятно. Нет ли там каких-нибудь ошибок?

— Это то, что я думаю, товарищ Сталин? — принимая документы, переспросил Сергей.

— Ну, я все-таки не товарищ Мессинг, который, как люди говорят, чуть ли не мысли читает, — добродушно усмехнулся тот, — но ваш вопрос мне вполне понятен. Да, это сведения, полученные от ваших, — Сталин все же сделал крохотную паузу, прежде чем произнести все еще непривычное для него слово, — бывших реципиентов. Полагаю, вы ведь догадываетесь или даже знаете, что мы их нашли? И не только ваших, но и других… ваших товарищей?

— Разумеется, знаю, Иосиф Виссарионович. Точнее, догадываюсь. Во все подробности я и сам, откровенно говоря, не посвящен, но полагаю, что именно так и планировало мое руководство.

— Тогда читайте, товарищ Кобрин, не станем терять времени. Нам сегодня еще о многом нужно поговорить. И пейте чай, не нужно меня стесняться.

— Спасибо, товарищ Сталин. — Отхлебнув из стакана, Сергей раскрыл папку, быстро проглядев первый по счету машинописный лист. Как он и предполагал, внутри находилась краткая хронология будущих сражений Великой Отечественной, достаточно грамотно разбитая по месяцам и датам. Что ж, стоит признать, те, кто сводил воедино разрозненные данные, постарались на славу. А в том, что оные данные оказались именно разрозненными, Кобрин ничуть не сомневался: как ни крути, человеческий мозг — самая сложная штука во Вселенной. И поэтому любой из его бывших реципиентов практически наверняка интерпретировал оставшуюся в памяти информацию по собственному разумению, преломляя ее сквозь призму своей личности, воспоминаний, образования, опыта — и так далее.