Путрик позеленел.

— А раз устраивает, так зачем было в очередь вставать? — прошипел он. — Тоже подпишетесь под прошением в защиту Дросселя?

— Есть такое прошение?

Оказалось, преподаватели уже составили документ — ни много ни мало на имя императора, поскольку университетское начальство отказывалось решать вопрос.

— И кто, вы думаете, в первых рядах? — ядовито осведомился Путрик. — Протопотап наш блаженный, кто же еще! Он кашу заварил.

Все знали, что Александр Иванович — либерал, каких свет не видывал. Держит кукиш в кармане, иногда показывая его властям. Что не мешает ему состоять в нежнейшей дружбе с настоятелем храма Кирилла и Мефодия, просветителей славянства, протоиереем Потапом Соловьевым (в просторечье Протопотапом). Последний вечно пьет у Дросселей чай с малиновым вареньем, и вовсе не он распустил по факультетам слух, будто Александр Иванович держит в подвале портрет Дарвина, правда, вниз головой.

— Вообще-то я подпишу прошение, — медленно произнесла Коренева.

Путрик, которого, как видно, очень разозлили, даже не попрощался. Он исчез с каким-то дьявольским щелчком, и немедленно на его месте материализовались влюбленные. Они были не то чтобы недовольны, а просто опасались, что испорченное настроение экзаменатора отольется им плохой отметкой. Но стоило мальчику открыть рот, как опять зазвонил телефон.

На сей раз Кореневой домогался Протопотап. Да что сегодня за день?!

— Дева, — начал настоятель глубоким прочувствованным басом, — отрадно, что ты уподобляешься не Елене Прекрасной, из-за которой пала Троя, а Елене, матери императора Константина, благодаря усердию которой был обретен Честный Крест Господень. В смысле, спасибо за Дросселей. Мне Путрик только что позвонил — ругался. Так ты отказываешься?

Коренева поколебалась: очень большой соблазн — жить в лесу.

— Отказываюсь, — наконец сказала она и чуть не заплакала. — В следующий раз, батюшка, когда будете говорить с дамами, подчеркните не только их благочестие, но и привлекательность. Отлично выглядите, например. Или: недавно отдохнули? Новая прическа?

Она не стала договаривать и отключилась — экзамен, в конце концов!

* * *

Настало время для «твигс». Билет № 36. «Новое этническое формирование. Итоги и перспективы».

— Ну? О чем речь? — Елене очень не хотелось слушать, но она крепилась как могла.

Джентльмен первым пал на амбразуру.

— Формирование, эта, нового этноса в России происходило в течение всего XXI века. Но и сейчас многие типа входят в состав…

— Кто «многие»? — съехидничала Коренева.

— Люди, — удивился студент.

— Ты не с того начал, — зашептала девочка, — надо было с Менделеева.

— Попробуй, Наташа, — кивнула профессор.

— Великий русский ученый Дмитрий Иванович Менделеев, занимавшийся не только химией, но и демографией, в конце XIX века подсчитал, что при сохранности прежних условий: рождаемости, смертности, продолжительности жизни и миграции с территории Германии в России, — к концу XX столетия численность населения будет составлять 400 миллионов русских и порядка 70 миллионов немцев. Остальные народности существенно уступят. Начнется интенсивное освоение Сибири и земель, примыкающих к Монголии.

Пока все было по лекциям. Никаких сюрпризов.

— И что произошло? — ласково подбодрила собеседницу Коренева.

— Двадцатый век, — едва ли не с ужасом выдохнула Наташа. — Две мировые войны, гражданская, коллективизация, диктатура, репрессии, церковные гонения, нравственная угнетенность, поголовное пьянство, моральный отказ многих граждан от деторождения.

Когда незачем жить, вымирают. Какой смысл приводить младенцев в такой мир?

— Какие две демографические теории в первой четверти XXI века вступили в столкновение?

Наташа быстро опустила глаза в недосягаемое для преподавателя пространство под столом. Видимо, там лежала шпаргалка.

— Ефим Фридман, известный журналист, вывесил в информационной сети статью «Генетический мусор». Его рассуждения состояли в том, что международному сообществу следует признать геноцид в отношении русских, совершившийся в первой половине XX века. Этот геноцид был направлен на наиболее образованных, состоятельных и трудолюбивых. В результате в живых остались только бедные и неграмотные. Население нашей страны состоит из их потомков.

Елена Николаевна прервала девочку жестом. Она заметила, что ее друг все это время смотрел под стол. Значит, примерно представлял, что говорить дальше.

— Коля?

— Первая теория вызвала множество споров именно благодаря своей медийности. Для внедрения второй в массовое сознание потребовались усилия интернет-сообщества, поддержка правительства и солидарная симпатия граждан. Она принадлежала доктору медицинских наук Петру Сергеевичу Марычеву, директору Центра акушерства города Москвы. Он заявил, что на основании генетических данных следует говорить об «избирательной выживаемости» в XX веке. То есть сумели сохранить себя и свои семьи наиболее приспособленные, именно они зацепились за жизнь и передали свою наследственность потомкам. В тот момент многие полезные гены находились в спящем состоянии, а сам этнос был до крайности истощен.

— Покажите шпаргалку, — потребовала Елена Николаевна. — А то вы говорите как по писаному.

Очень пристыженная парочка вынула свою «домашнюю заготовку». Профессор не могла взять ее в руки, но даже на расстоянии, в виде голограммы, та восхищала. Целая пачка листиков, исписанных мелким девичьим почерком и умело распределенных по темам, — маркирование заглавий цветом и заклеивание прозрачной лентой, чтобы удобнее было брать. Явно мужская рука.

Если поставить им на двоих четверку, то как раз выйдет по паре. Но Елена Николаевна поощряла и насаждала шпаргалки. Так легче запоминать.

— Коля, быстро, какие способы выхода из кризиса были избраны? И идите уже с хорошими отметками.

Дети обрадовались и заверещали, перебивая друг друга.

— Этническая незамкнутость как фактор самосохранения. Способность принимать в себя целые народы и отдельных представителей чужих национальных групп. Поощрение рождаемости…

— А какая теория правильная? — поддразнила Коренева.

«Твигсы» застыли. Они честно не знали. А врать не хотели. Очень приятно чувствовать себя человеком, пережившим все прошлые беды без потерь. Но и в горьких словах Фридмана была своя обидная логика.

— Если бы Ефим Иосифович был прав, — протянула Елена, — мы не смогли бы принимать и растворять другие народы, абсорбировали бы нас. — Коренева помедлила. — Но удар был нанесен страшный. Поэтому и оказался неизбежен приток чужой — теперь уже родной для нас — крови.

* * *

Она сделала студентам знак: идите — и те с облечением отключились.

— Хотите возразить, Лугбек? — Коренева устало глянула на последнего из пятерки.

— Не-а. — Низенький веселый парень привычно улыбнулся ей. — Вот что… я за своих скажу. Есть белый царь, мы будем ему служить. Нет белого царя, который нас жалеет…

— Жалует, — машинально поправила Елена.

— Жалует, — послушно повторил студент, — то и мы уйдем. За кого стоять? Кто нас в обиду не даст? Уйдем, клянусь Аллахом!

— Куда вы уйдете, Лугбек? — рассмеялась Елена. — Ваша зачетка у меня. — Она помахала в воздухе пластиковой карточкой со светящимися электронными графами. — Начинайте.

Лугбеку она нарочно подложила простоту. Билет № 5. «Разделение властей». Парень довольно сносно изложил суть системы, при которой законодательная власть (Дума), исполнительная (Кабинет Министров), судебная (Сенат) существуют раздельно, не имея возможности влиять друг на друга. Император венчает пирамиду. Он может выступать с законодательной инициативой, а может наложить на принятый указ вето. Может приказать правительству в срочном порядке заняться каким-нибудь делом, которое даже не стояло в повестке дня. Наконец, он может изменить приговор, хотя делает это крайне редко и неохотно: закон есть закон.

— А вот у нас было, в Темир-хан-шуре, — Лугбек сверкнул глазами, — заворовался наместник, всех подкупил, по суду ничего, Шаруков ему фамилия, помните?

Елена Николаевна кивнула. Да, она помнила эту историю. Суд не нашел злодея виновным ни в чем. Была назначена Сенатская проверка. Опять вышел сухим из воды. Только безопасность собрала нужную информацию. Император был завален жалобами с места и вдруг своим личным решением приговорил вора к каторжным работам на хребте Ломоносова в Арктике.

— У нас даже люди на улицах плясали. Вынесли из домов столы, принесли угощение…

— А у нас было наоборот. — Коренева понизила голос. — Мэра Собакина уж так не любили, весь город перекопал! Жители его поймали, хотели по старому обычаю разорвать на развязке дорог двумя экскаваторами. Жандармы вмешались. Государь помиловал. А вот зачинщиков беспорядков закатали на Марс трубопровод строить через болота от Нового Неро до Тихой.

— Я бы разорвал, — с явным сожалением заметил Лугбек.

— У нас нет смертной казни, — напомнила профессор.

— Почему? — Юноша был явно не согласен, считая такое мягкосердечие слабостью.

— Ты можешь оживить человека? — напрямую спросила Елена. — Вот и нечего дурить. Богу богово. Император оставил за собой кесарево. — Она досадливо глянула за окно. И так дни короткие, а из-за снега темнело едва не в четвертом часу пополудни. Метель продолжалась уже на тусклом, лишенном солнца фоне. «Мутно небо, ночь мутна…»