Глава 2
Олив
334◦П.◦В
Пожалуй, впервые в жизни Лиша не нашлась с ответом. Она с разинутым ртом уставилась на Уонду, и мысли пустились вскачь. Комната оглашалась детским криком.
Рождение младенца с мужскими и женскими органами не было чем-то неслыханным. Подобные случаи описывались в научных книгах старого мира, но совсем другое дело — узреть такое дитя вживую.
Свое родное дитя.
Тариса заглянула через плечо Уонды, ахнула и отвернулась.
— Дайте взглянуть, — потянулась Лиша.
Дарси перехватила ее руку и прижала к столу:
— Лиша Свиток! Еще раз дернетесь, когда мы работаем, и я вас свяжу.
С порога донесся крик, и Лиша увидела оживший кошмар: охранница Уонды отшатнулась, пропуская разъяренную Элону Свиток.
— Эй, Бекка! — гаркнула Уонда. — Сказано же никого не впускать!
— Прости, Уон! — крикнула Бекка. — Она ущипнула меня за сосок и прорвалась!
— Я ущипну сильнее, если вы не подпустите меня к дочери, — предупредила Элона. — Почему меня не…
Слова застряли у нее в горле, когда Уонда повернулась и Элона увидела ребенка. Она бросилась к нему, простерши руки, но Уонда проворно шагнула в сторону. Взгляд, который послала ей Элона, устрашил бы подземника, но Уонда оскалила зубы.
— Все в порядке, — сказала Лиша, и Уонда, уступая, нехотя разрешила Элоне взять младенца.
Мать прослезилась:
— Кожа как у отца, но глаза твои. — Элона откинула пеленку. — Это мальчик или…
Она застыла, осветившись меточным светом, так как Аманвах запустила целительную магию.
Прилив энергии был подобен глотку воздуха для утопающего. Она пронизала тело Лиши, устраняя причиненный ущерб и наполняя новой силой. Когда свет померк, Лиша приподнялась.
— Постойте, не двигайтесь… — всполошилась Дарси.
Лиша проигнорировала ее:
— Уонда, будь добра, помоги мне лечь на кровать.
Уонда легко подняла ее и перенесла на огромную пуховую перину. Лиша протянула руки, и Элона безмолвно передала ей ребенка. Тот посмотрел на нее ясными голубыми очами, и Лиша дрогнула от затопившей ее любви.
«Милый мой, Уонда Лесоруб не единственная, кто умрет за тебя. Горе всем, кто захочет нас разлучить, — и людям, и демонам».
Она поцеловала прекрасное, совершенное личико и, освободив дитя от пеленки, положила его себе на грудь, чтобы поделиться теплом. Ребенок засуетился, и Лиша помассировала грудь, подготовив ее для кормления. Ротик распахнулся, и она ловко и плотно вставила сосок.
Сколько же матерей она наставила на этом важнейшем этапе? Сколько новорожденных поднесла к соску? Это не шло ни в какое сравнение с личным опытом — картиной того, как насыщается родное дитя. Она задохнулась от силы его хватки.
— Все хорошо? — спросила Дарси.
Лиша кивнула:
— Сильный какой.
Она чувствовала себя опустошенной, но знала, что стерпит любую боль, только бы накормить ребенка. В последние месяцы она отчаянно боялась за его жизнь, но теперь он был рядом. Живой. В безопасности. Она всхлипнула от счастья.
Возникла Тариса с мокрой тряпицей. Она утерла ей слезы и пот:
— Все матери плачут при первом кормлении, миледи.
Лиша разрыдалась, и слезы помогли ей расслабиться, но без ответа оставалось слишком много вопросов, чтобы она раскисла надолго. Когда дыхание успокоилось, она позволила Тарисе в последний раз утереть глаза и отвела пеленку.
Уонда не ошиблась. На первый взгляд младенец казался крепким мальчиком с нормальными пенисом и яичками. И, только приподняв мошонку, Лиша увидела идеально сформировавшееся влагалище.
Она вздохнула, отстранилась и приступила к полному осмотру. Ребенок был крупный, слишком большой, чтобы пройти по родовому каналу без риска для нее и себя. Аманвах не ошиблась. Операция спасла обоих.
Он был силен — и голоден. Младенец родился здоровым во всех отношениях, без каких-либо других отличительных мужских и женских признаков.
Она надела меченые очки, вникая глубже. Аура ребенка была яркой — ярче, чем приходилось видеть Лише у всех, кроме Арлена и Ренны Тюк. Он был могуч и… жизнерадостен. Ребенок получал от материнской заботы не меньшее удовольствие, чем она. Глаза Лиши снова наполнились слезами, и она была вынуждена смахнуть их, чтобы продолжить обследование.
Осмотрев паховую зону, Лиша убедилась в диагнозе. Мужские и женские органы, здоровые и исправные.
Она кивнула Уонде:
— И то, и то.
— Недра, как же это возможно? — спросила Элона.
— Я читала о таком, — ответила Лиша, — хотя воочию ни разу не видела. Это значит, что при оплодотворении возникло два зародыша, но один поглотился…
Слова застряли, у нее перехватило горло.
— Это моя вина, — выдохнула она.
— То есть? — не поняла Дарси.
— Магия. — Лише казалось, что стены огромной опочивальни смыкаются и грозят раздавить ее. — Я очень много ею пользовалась. Начала, когда мы с Инэверой боролись с мозговым демоном в первую ночь после того, как мы с Ахманом…
У нее вытянулось лицо от полного осознания ужаса случившегося.
— Я сплавила их воедино.
— Демоново дерьмо! — бросила Элона. — Это нельзя предугадать. Сама сказала, что в книгах прочла.
— Не каждый день я соглашаюсь с Элоной, госпожа, — заметила Дарси, — но сейчас ваша матушка права. Незачем приплетать сюда магию.
— Она подействовала, — настойчиво возразила Лиша. — Я почувствовала.
— А хоть бы и так? — скривилась Уонда. — Лучше было перед демоном раскорячиться?
— Конечно нет.
— Бруна говорила, что, коли дерешься и входишь в раж, корить себя незачем, — напомнила Дарси. — Задним числом…
— …все умны, — докончила Лиша.
— Я читала те же самые книги, — продолжила Дарси. — Там сказано, как это лечить.
— Лечить? И как же? — спросила Элона. — Какая-нибудь трава закроет щелку или высушит стручок и он отвалится?
— Разумеется, нет, — пожала плечами Дарси, рассматривая ребенка. — Мы просто… выберем что-то одно. Такая красивая девочка легко сойдет за мальчика.
— А такой милый мальчик — за девочку, — подхватила Элона. — Это ничего не излечит.
— Да, — кивнула Дарси на операционный стол, за которым еще трудилась Аманвах, — но в сочетании с несколькими надрезами и стежками…
— Уонда, — позвала Лиша.
— Да, госпожа? — откликнулась та.
— Если кто-нибудь еще захочет сделать ребенку операцию — пристрели.
Уонда скрестила на груди руки:
— Да, госпожа.
Дарси вскинула ладони:
— Я только…
Лиша пошевелила пальцами:
— Я знаю, Дарси, что ты не желаешь зла, но это был варварский обычай. Мы не прибегнем к хирургии, если не возникнет угрозы здоровью ребенка. Я понятно выразилась?
— Да, госпожа, — ответила Дарси. — Но люди спросят, кто родился — мальчик или девочка. Что им сказать?
Лиша взглянула на Элону.
— Не смотри на меня, — отрезала мать. — Мне лучше других известно, что мы лишены права голоса в этих вопросах. На все воля Создателя.
— Хорошо сказано, жена Эрни, — подала голос Аманвах.
Она последней отошла от операционного стола, и ее руки были красны от родильной крови. Она воздела их перед Лишей:
— Теперь пора, госпожа. Нет гадания более верного, чем при рождении.
Лиша поразмыслила. Если Аманвах омоет алагай хора в крови и родовых водах, ей откроется будущее и Лиши, и младенца. Даже при полном сотрудничестве, которым дама’тинг никогда не славились, она узнает слишком много и не скажет всего. У нее навсегда останутся тайны, секреты, разгадка которых Лише, быть может, остро понадобится.
Однако в ауре Аманвах золотом прописалась забота о ребенке, ее сводном брате-сестре. Она защитит его грудью.
— Есть условия, — ответила Лиша. — И они не подлежат обсуждению.
— Все, что угодно, — склонилась Аманвах.
Лиша выгнула бровь:
— Ты прочтешь свои молитвы по-тесийски.
— Разумеется.
— Всем, что увидишь, ты поделишься со мной, и только со мной, — продолжила Лиша.
— Э, я тоже хочу взглянуть! — воскликнула Элона, но Лиша не свела глаз с Аманвах.
— Да, госпожа, — ответила та.
— И это навсегда, — сказала Лиша. — Если через двадцать лет я спрошу, что ты видела, ты выложишь все полностью и без заминки.
— Клянусь Эверамом.
— Ты не тронешь костей, пока мы не снимем для меня копию расклада.
Теперь Аманвах помедлила. Чужакам запрещалось изучать алагай хора дама’тинг — тем паче вырезать собственные. Инэвера снимет с Аманвах голову, если та согласится с этим требованием.
Но мигом позже дама’тинг кивнула:
— У меня есть глиняные кости, которые можно зафиксировать на месте.
— И ты научишь меня по ним читать, — сказала Лиша.
В комнате воцарилось молчание. Дерзость запроса почувствовали даже женщины, незнакомые с красийскими обычаями.
Аманвах прищурилась:
— Да.
— Что ты увидела в Энджирсе, когда сделала на ребенка расклад? — спросила Лиша.
— Первое, на что учила обращать внимание мать, — ответила Аманвах.
Лиша разложила меченые клаты вокруг древней королевской реликвии, временно ставшей операционным столом. Они с Аманвах склонились, изучая светящиеся кости, а ожившие метки заключили их в звуконепроницаемый пузырь.
Аманвах указала длинным накрашенным ногтем на четко обозначенный символ: