— По крайней мере, о греческом они слышали, — медленно сказал он и произнес еще несколько слов по-гречески, но ему никто не ответил.

Ап Сеорн прорычал что-то одному из своих людей, тот поклонился и вышел. Воцарилось молчание.

Эверард вдруг обнаружил, что будущее его больше не страшит. Да, он попал в переделку, смерть стоит у него за плечами, но, что бы с ним ни случилось, все это сущая ерунда по сравнению с тем, что произошло со всем миром.

«Боже милостивый! Со всем мирозданием!»

С этим было трудно смириться. Перед его мысленным взором поплыли картины Земли, которую он знал, — ее широкие равнины, высокие горы и гордые города. Как живой, встал перед ним отец, и он вспомнил, как в детстве отец, смеясь, подбрасывал его высоко вверх. И мать… Они прожили неплохую жизнь.

А еще там была девушка, с которой он познакомился в колледже, самая прекрасная девчонка из всех — любой парень гордился бы возможностью прогуляться с ней, даже под дождем… Берни Ааронсон — и ночные беседы за кружкой пива, в табачном дыму… Фил Брэкни, который под пулеметным огнем вытащил его с поля боя во Франции… Чарли и Мэри Уиткомб — и крепкий чай у горящего камина в викторианском Лондоне; Кит и Синтия Денисон в их нью-йоркском хромированном гнездышке; Джон Сандоваль среди рыжеватых скал Аризоны… Собака, которая когда-то у него была… Суровые терцины Данте и гремящие шекспировские строки, великолепие Йоркского собора и мост Золотые Ворота… Господи, там была целая человеческая жизнь и жизни тех, кого он знал, — миллиарды людей, которые трудились, страдали, смеялись и уходили во прах, чтобы уступить место своим сыновьям… Всего этого никогда не было.

Подавленный масштабами катастрофы, которых он так и не смог до конца осознать, Эверард только покачал головой.

Солдаты принесли карту и разложили ее на столе. Ап Сеорн повелительно махнул рукой, и Эверард с ван Сараваком склонились над ней.

Да, это было изображение Земли в меркаторовой проекции, правда, как подсказывала им зрительная память, довольно грубое. Континенты и острова были раскрашены в разные цвета, но границы между государствами проходили по-другому.

— Ты можешь прочесть эти названия, Пит?

— Буквы древнееврейские — можно попробовать, — сказал венерианин и начал читать вслух. Ап Сеорн ворчливо его поправлял.

Северная Америка вплоть до Колумбии называлась Инис ир Афаллон — по-видимому, одно государство, разделенное на штаты. Крупнейшей страной Южной Америки была Хай Бразил; кроме нее, там имелось несколько небольших государств с индейскими названиями. Австралазия, Индонезия, Борнео, Бирма, восток Индии и почти все тихоокеанские острова принадлежали Хиндураджу. Афганистан и остальная часть Индии назывались Пенджабом. Китай, Корея, Япония и восток Сибири входили в состав государства Хань. Остальная Россия принадлежала Литторну, который захватывал и большую часть Европы. Британские острова назывались Бриттис, Франция и Нидерланды — Галлис, Пиренейский полуостров — Кельтин. Центральная Европа и Балканы были разделены на множество небольших государств, носивших в большинстве своем гуннские названия. Швейцария и Австрия составляли Гельвецию, Италия называлась Симберленд, Скандинавский полуостров был разделен почти посередине: северная часть называлась Свеа, южная — Готланд. Северная Африка представляла собой, по-видимому, конфедерацию, простиравшуюся от Сенегала до Суэца, а на юге доходившую почти до экватора; она называлась Карфагалан. Южная часть континента состояла из мелких государств, многие из которых носили явно африканские названия. Ближний Восток включал Парфию и Аравию.

Ван Саравак поднял глаза, полные слез.

Ап Сеорн что-то прорычал и ткнул пальцем в сторону карты. Он хотел знать, откуда они.

Эверард пожал плечами и показал вверх. Сказать правду он все равно не мог. Патрульные решили утверждать, что прилетели с другой планеты, поскольку в этом мире вряд ли знали о космических полетах.

Ап Сеорн сказал что-то полицейскому, тот в ответ кивнул. Пленников отвели назад в камеру.

3

— Ну и что теперь? — Ван Саравак тяжело опустился на койку и уставился в пол.

— Будем им подыгрывать. — Эверард помрачнел. — Любым способом нужно добраться до роллера и бежать отсюда. Когда освободимся, тогда и разберемся, что к чему.

— Но что здесь произошло?

— Я же сказал — не знаю! На первый взгляд что-то случилось с греко-римским миром, и победили кельты, но я не могу понять, что именно.

Эверард прошелся по камере. У него созревала печальная догадка.

— Вспомни основные теоретические положения, — начал он. — Каждое событие — результат взаимодействия множества факторов, а не следствие единственной причины. Поэтому-то изменить историю так трудно. Если я отправлюсь, скажем, в Средние века и застрелю одного из голландских предков ФДР [ ФДР — Франклин Делано Рузвельт, президент США.], он все равно родится в конце девятнадцатого века, потому что его гены и он сам сформированы целым миром предков, — произойдет компенсация. Но время от времени случаются ключевые события. В какой-то точке переплетается такое множество мировых линий, что этот узел определяет все будущее в целом… И вот, где-то в прошлом, кто-то зачем-то разрубил такой узел.

— Не будет голубых вечеров возле канала, — бормотал ван Саравак, — нет больше Города Вечерней Звезды, нет виноградников Афродиты, нет… Ты знаешь, что на Венере у меня была сестра?

— Заткнись! — Эверард едва не сорвался на крик. — Знаю. К черту все это! Нужно думать о другом… Слушай, — помолчав, продолжал он, — и Патруль, и данеллиане пока вычеркнуты из истории. (Не спрашивай, почему они не вычеркнуты навсегда, почему мы, вернувшись из прошлого, впервые попадаем в измененное будущее. Мы здесь, вот и все.) Но как бы то ни было, управления и курорты Патруля, находившиеся до ключевой точки, должны уцелеть. А это — несколько сот агентов, которых можно собрать.

— Если нам удастся туда вернуться…

— Тогда мы сможем найти это ключевое событие и предотвратить вмешательство в историю, в чем бы оно ни состояло. Мы сделаем это!

— Прекрасная мысль. Но…

Снаружи послышались шаги. В замке щелкнул ключ. Пленники отступили к стене. Затем ван Саравак внезапно просиял и, шаркнув ногой, галантно поклонился. Эверард изумленно разинул рот.

Девушка, которую сопровождали трое солдат, была сногсшибательна: высокая, с гривой медно-красных волос, ниспадавших до тонкой талии, зелеными глазами, сиявшими на прекрасном лице, вобравшем в себя красоту не одного поколения ирландок… Длинное белое платье облегало фигуру, словно сошедшую сюда со стен Трои. Эверард уже заметил, что здесь пользуются косметикой, но девушка в ней не нуждалась. Он не обратил внимания ни на золотые и янтарные украшения, ни на пистолеты охранников.

Смущенно улыбнувшись, девушка спросила:

— Вы меня понимаете? Здесь решили, что вам, возможно, знаком греческий.

Она говорила скорее на классическом, чем на современном языке. Эверард, которому довелось как-то поработать в Александрии, не без некоторого напряжения разобрал то, что она сказала.

— Конечно понимаю, — торопливо ответил он, глотая окончания слов.

— Что ты там бормочешь? — требовательно спросил ван Саравак.

— Это древнегреческий, — ответил Эверард.

— Что и следовало ожидать! — Глаза венерианина блестели, недавнего отчаяния как не бывало.

Эверард назвался и представил своего товарища. Девушка сказала, что ее зовут Дейрдре Мак-Морн.

— Нет! — простонал ван Саравак. — Это уж слишком. Мэнс, немедленно научи меня греческому!

— Помолчи, — попросил Эверард. — Мне не до шуток.

— Но я ведь тоже хочу с ней пообщаться!

Эверард перестал обращать на него внимание и предложил девушке сесть. Сам он устроился рядом, а его напарник в отчаянии метался вокруг них. Охранники держали оружие наготове.

— Неужели на греческом еще говорят? — спросил Эверард.

— Только в Парфии, да и там он сильно искажен, — ответила Дейрдре. — А я занимаюсь классической филологией. Саоранн Синит ап Сеорн — мой дядя, и он попросил меня, если удастся, поговорить с вами. В Афаллоне мало кто знает язык Аттики.

— Что ж… — Эверард невольно улыбнулся, — я очень признателен вашему дяде.

Она посерьезнела.

— Откуда вы? И как вышло, что из всех существующих языков вы знаете только греческий?

— Я знаю и латынь.

— Латынь? — Она нахмурилась. — Это ведь язык римлян? Боюсь, здесь о нем почти никто не знает.

— Греческого достаточно, — твердо сказал Эверард.

— Но вы так и не ответили, откуда вы? — настойчиво повторила девушка.

Эверард пожал плечами.

— С нами тут обошлись не очень любезно…

— Мне очень жаль. — Она казалась искренней. — Но люди сейчас так взвинчены… Особенно при нынешней международной обстановке. И когда вы появились прямо из воздуха…

Эверард кивнул. Международная обстановка? Знакомые слова, хотя и не очень приятные.

— Что вы имеете в виду? — спросил он.

— Разве вы не знаете? Вот-вот начнется война между Хай Бразил и Хиндураджем, мы беспокоимся о последствиях. Когда воюют великие державы…

— Великие? Но, если судить по карте, Афаллон тоже не очень мал.

— Силы нашей конфедерации подорваны еще двести лет назад в изнурительной войне с Литторном. Из-за бесконечных разногласий штатов невозможно выработать единую политику… — Дейрдре посмотрела ему в глаза. — Почему вы этого не знаете?

Эверард проглотил комок.

— Мы из другого мира.

— Что?

— Из другого мира. Наша планета… — «Нет, по-гречески это „странник“…») — Наше небесное тело вращается вокруг Сириуса. Так мы называем одну звезду…

— Но… что вы имеете в виду? Мир, связанный со звездой?

— Неужели вы не знаете? Звезды — это такие же солнца.

Дейрдре отшатнулась, сделав пальцем какой-то знак.

— Великий Ваал, охрани нас! — прошептала она. — Или вы безумцы, или… Звезды прикреплены к хрустальной сфере.

«Нет!»

— Какие блуждающие звезды вам известны? — медленно спросил Эверард. — Марс, Венера и…

— Этих названий я не знаю. Если вы говорите о Молохе, Ашторет и других, это, конечно, миры вроде нашего, и они также связаны с Солнцем… На одном обитают души мертвых, другой населен ведьмами, третий…

«Все это наряду с паровыми автомобилями!»

Потрясенный, Эверард выдавил из себя улыбку.

— Раз вы мне не верите, то кто же мы, по-вашему?

Дейрдре взглянула на него широко открытыми глазами.

— Должно быть, вы — колдуны.

Ответить на это было нечем. Эверард задал еще несколько вопросов, но узнал не слишком много. Этот город назывался Катувеллаунан и был промышленным и торговым центром. Дейрдре полагала, что в нем живет около двух миллионов человек, а во всем Афаллоне — миллионов пятьдесят. Сказать точнее она не могла — переписей здесь не проводили.

Неясна была и дальнейшая участь патрульных — сейчас по этому поводу шли горячие дебаты. Военные конфисковали роллер и другие их вещи, но так и не посмели к ним притронуться. У Эверарда сложилось впечатление, что все правительство, включая руководство вооруженных сил, занято здесь бесконечным выяснением отношений. Сам Афаллон представлял собой конфедерацию бывших колоний Бриттиса и индейских племенных государств (индейцы быстро переняли европейскую культуру), и каждый субъект ревниво относился к своим правам. Древняя империя майя, потерпевшая поражение в войне с Техасом (Теханной), была аннексирована, но еще не забыла своего былого величия и направляла в Совет конфедерации самых упрямых делегатов.

Майя хотели заключить союз с Хай Бразил — возможно, потому, что те тоже были индейцами. Штаты западного побережья, опасаясь Хиндураджа, старались задобрить эту империю, подчинившую всю Юго-Восточную Азию. На Среднем Западе (и в этой истории) царил изоляционизм, а восточные штаты, несмотря на мелкие различия политического курса, находились в целом под влиянием Бриттиса.

Здесь существовало рабство — правда, не на расовой основе. Когда Эверард узнал об этом, он было подумал, что историю могли изменить рабовладельцы Юга, но тут же оставил эту мысль.

Ему хватало собственных забот.

— Мы с Сириуса, — надменно повторил он. — Ваши представления о звездах неправильны. Мы пришли сюда как мирные исследователи, и если с нами что-нибудь случится, то наши соплеменники отомстят вам.

Дейрдре так испугалась, что ему стало стыдно.

— А детей они пощадят? — взмолилась она. — Ведь дети не виноваты…

Эверард сразу догадался, какая картина стоит перед ее мысленным взором: маленькие плачущие пленники, которых ведут на рынки рабов в мире ведьм.

— Вам ни о чем не придется беспокоиться, если нас освободят и вернут наше имущество, — сказал он.

— Я поговорю с дядей, — пообещала девушка, — но, даже если и смогу его убедить, он один ничего в Совете не решит. Когда люди узнали о вашем оружии, то прямо посходили с ума.

Она поднялась. Эверард взял ее за руки (они были теплыми и мягкими) и широко улыбнулся.

— Не дрейфь, крошка, — сказал он по-английски. Она вздрогнула, выдернула руки и снова сделала тот же охранительный жест.

Когда патрульные остались одни, ван Саравак насел на Эверарда:

— Ну давай выкладывай, что ты выяснил?

После рассказа он погладил подбородок и промурлыкал:

— Редкостное сочетание синусоид. Есть миры и похуже.

— И получше, — оборвал его Эверард. — Здесь нет атомных бомб, но, готов поспорить, нет и пенициллина. А наша работа состоит не в том, чтобы корчить из себя богов.

— Конечно, конечно. — Венерианин вздохнул.

4

День прошел беспокойно. А ночью в коридоре замелькали фонари, и охранник в мундире отпер их камеру. Без лишних разговоров пленников вывели через заднюю дверь — там уже ждали два автомобиля. Их посадили в первую машину, и отряд двинулся через город.

Улицы в Катувеллаунане не освещались, и по ночам на них было довольно пустынно. Возможно, поэтому погруженный в темноту город казался нереальным. Эверард заинтересовался устройством машины. Как он и предполагал, двигатель был паровым, топливом служил измельченный уголь. Колеса с резиновыми шинами, обтекаемый корпус с заостренным носом, на котором красовалась фигура змеи, — машина была добротно сделана и проста в управлении, хотя ее конструкция и оставляла желать лучшего. Очевидно, в этом мире техника пребывала на кустарном уровне, а в знаниях не было никакой системы.

По уродливому металлическому мосту они проехали на Лонг-Айленд, который и здесь населяли состоятельные люди. Скорость они не снижали, несмотря на то что масляные фары почти не давали света. Дважды они чуть было не столкнулись с другими машинами: никаких дорожных знаков здесь не существовало, а водители, по-видимому, презирали осторожность.

Управление государством, уличное движение… Все это очень напоминало Францию, конечно исключая те редкие периоды, когда ею управляли Генрих Наваррский или, скажем, Шарль де Голль. В мире Эверарда даже в двадцатом веке Франция оставалась типично кельтской страной. Он никогда всерьез не относился к болтовне относительно врожденных расовых различий, но, надо признать, у людей действительно существуют неистребимые привычки, столь древние, что они становятся неосознанными. Если представить, что в западном мире возобладали кельты, а германские народы сохранились лишь в виде небольших групп… Да это же Ирландия из его мира! Можно вспомнить и восстание Верцингеторига, которое погубила племенная рознь… А как же Литторн? Стоп! В его мире в раннем Средневековье Литва была могущественным государством: долгое время она сдерживала немцев, поляков и русских и вплоть до пятнадцатого века не принимала христианства. Если бы не соперничество с немцами, Литва могла бы продвинуться далеко на восток…

Несмотря на свойственную кельтским странам политическую нестабильность, этот мир состоял из крупных государств, которых было гораздо меньше, чем в мире Эверарда. Это говорило о более древней культуре. Если в его мире западная цивилизация возникла на развалинах Римской империи, скажем, в шестом веке от Рождества Христова, то здесь кельты должны были возобладать гораздо раньше.

Эверард начал понимать, что случилось с Римом, но делиться своими выводами пока не торопился.

Машины остановились около украшенных орнаментом ворот в длинной каменной стене. Водители обменялись несколькими словами с вооруженными охранниками, которые были одеты в ливреи и носили тонкие стальные ошейники рабов. Ворота распахнулись, и машины двинулись по аллее, мимо деревьев и лужаек. В самом конце аллеи, почти у берега, стоял дом. Сопровождающие жестами приказали патрульным выйти из машины и повели их к нему.

Здание трудно было отнести к какому-то определенному стилю. В свете газовых фонарей у входа виднелись его деревянные стены, раскрашенные разноцветными полосами. Конек крыши и концы опорных балок украшали резные головы драконов. Слышался шум моря. Убывавшая луна давала достаточно света, и Эверард сумел разглядеть шедшее к берегу судно с высокой трубой и носовым украшением — по-видимому, грузовое.

Из окон лился желтый свет. Раб-дворецкий пригласил их войти. Стены внутри были обшиты резными деревянными панелями, на полу лежали толстые ковры. Пройдя через прихожую, они оказались в уставленной мебелью гостиной. Здесь висело несколько картин, написанных в довольно традиционной манере, в огромном камине весело плясал огонь.

Синит ап Сеорн и Дейрдре сидели в креслах. Как только вошли патрульные, девушка отложила книгу и поднялась им навстречу. Улыбнувшись, она предложила им сесть. Саоранн с мрачным видом курил сигару. Он проронил несколько слов, и охранники исчезли. Дворецкий принес вино и бокалы.

Эверард отпил из своего бокала (превосходное бургундское!) и прямо спросил:

— Зачем мы здесь?

Дейрдре ослепительно улыбнулась.

— Этот дом наверняка будет приятнее тюрьмы.

— Конечно. Он красивее. Но я все же хочу знать — мы освобождены?

— Вы… — Она замялась, но ее природная искренность в конце концов победила. — Вы здесь гости, но покидать это имение вам нельзя. Мы надеемся, что вы согласитесь оказать нам помощь. Вас щедро наградят.

— Помощь? Какую?

— Покажите нашим ремесленникам и друидам, как делать ваше оружие и волшебные повозки.

Эверард вздохнул. Объяснять было бесполезно. У них не было инструментов, чтобы изготовить инструменты, с помощью которых только и можно изготовить то, что им надо, но как втолковать это людям, верящим в колдовство?

— Это дом вашего дяди? — спросил он.

— Нет, мой, — ответила Дейрдре. — Мои родители умерли в прошлом году. Они были из очень богатого и знатного рода, а я их единственная наследница.

Ап Сеорн снова что-то сказал. Дейрдре перевела, встревоженно нахмурившись.

— О вашем появлении знает уже весь Катувеллаунан, а в нем полно шпионов. Здесь мы можем вас от них спрятать.

Эверард поежился, вспомнив, как вели себя спецслужбы союзников и держав оси в маленьких нейтральных государствах вроде Португалии. Когда надвигается война, эти люди готовы на все, и в отличие от афаллонцев церемониться они не будут.

— О каком конфликте вы говорили? — спросил он.