— Так, я заинтригован, — заявляет Питри.

— Я же сказал — это неважно, — упирается Нидайин.

— Тебе откуда знать? — сердится Питри.

— Уж я-то знаю, — заявляет Нидайин. — Просто у меня под рукой нет справочных материалов. А я бы не хотел давать непроверенную информацию.

— Чепуха какая, — не сдается Питри.

Сигруд тихонько вздыхает. По его меркам, это все равно, что кулаком по столу треснуть.

Шара прочищает горло и говорит:

— В университете шесть камер, потому что континентцы представляли себе мир в виде сердца с шестью камерами, и каждая считалась домом определенного Божества. От Божества к Божеству перетекала сила — и так рождалось течение времени, судьбы, событий. Так обращалась кровь мира. Университет — это микрокосм, отражающий общее устройство вещей. Приходя сюда, можно было научиться всему обо всем. Во всяком случае, так было задумано.

— Это правда? — изумляется Питри.

— Да, — кивает Шара. — Но это — не изначальный университет. Настоящий был уничтожен во время Войны.

— Во время Мига, хотели вы сказать, — поправляет ее Нидайин. — Исчез вместе с большинством построек Мирграда. Правильно?

Шара не обращает на него ровно никакого внимания.

— Университет выстроили заново, основываясь на довоенных изображениях и рисунках. Мирградцы настаивали, чтобы здание восстановили в прежнем облике. Они даже разобрали огромное число старинных зданий, чтобы строительство велось из подлинного древнего камня. Они хотели вернуть ему подлинный облик — правда, с некоторыми оговорками, — тут она осторожно дотрагивается до газового рожка, — ведь им пришлось согласиться на кое-какие современные новшества.

— Откуда вы все это знаете? — спрашивает Питри.

Шара поправляет очки:

— Что здесь сейчас преподают?

— Мгм… сейчас — в основном экономику, — отвечает Нидайин. — Основы торговли. Базовые рабочие навыки. В основном, потому, что полис приложил массу усилий, чтобы войти в число мировых финансовых игроков. Это все дело рук движения «За Новый Мирград». Правда, в последнее время они не столь активны — некоторые люди воспринимают их действия как призыв к модернизации. Что так и есть, на самом деле. Так что вокруг кампуса время от времени проходят демонстрации протеста. Либо из-за «Нового Мирграда», либо, мгм…

— Из-за доктора Панъюя, — продолжает за него Шара.

— Да.

— Я так понимаю, — говорит Питри, отсутствующим взглядом скользя по дверям, — что они не могут преподавать историю.

— В большом объеме — нет, — соглашается Нидайин. — Материалы курса строго цензурируются на предмет соответствия СУ. Из-за Светских Установлений у них, по правде говоря, ничего толком преподавать здесь не получается. И у них проблемы с обучением естественным наукам и базовым физическим законам. Потому что в прошлом здесь не работали базовые физические законы. А в некоторых местах — так и до сих не работают.

«Естественно, — думает Шара. — Как здесь преподавать естественные науки, если каждый здешний рассвет опровергает законы природы?»

Сигруд резко останавливается. Дважды принюхивается, а потом оборачивается к одной из дверей по правой стороне коридора. Она ничем не отличается от других дверей: толстое дерево, толстое стекло посередине. Никаких надписей.

— Это кабинет доктора Панъюя? — спрашивает Шара.

— Да, — отвечает Нидайин. — А как он…

— Сюда кто-нибудь, кроме полицейских, заходил?

— Не думаю.

Но Шара все равно морщится. Одна полиция чего стоит…

— Нидайин, Питри, — я была бы признательна, если бы вы прошлись по комнатам и кабинетам этой камеры университета. Нам нужно знать, кто из сотрудников мог находиться рядом, а также в каких отношениях эти сотрудники состояли с доктором Панъюем.

— Вы уверены, что нам следует начинать расследование таких масштабов? — спрашивает Нидайин.

Шара одаривает его не то чтобы холодным — так, еле теплым взглядом.

— В смысле… я бы не хотел показать грубым, но… вы же просто исполняете обязанности Главного дипломата, — выговаривает он.

— Да, — соглашается Шара. — Исполняю. И следую приказам губернатора полиса, в чем вы сейчас убедитесь.

И предъявляет ему розовую ленточку телеграммы.

Нидайин открывает ее и читает:

«К-ПОС ТИВАНИ ПРЕДВ РАССЛЕД ПОЛИС ОКАЗ ВСЕМЕРН СОДЕЙСТВ ТЧК ГШК512»

— Вот оно что, — говорит Нидайин.

— Всего лишь предварительное расследование, — кивает Шара. — Но по свежим следам работать проще, и мы должны этим воспользоваться. Во всяком случае, так меня учили. Вы согласны?

— Да, — кивает Нидайин. — Согласен совершенно.

И они с Питри принимаются обходить соседние кабинеты. Отойдя на двадцать шагов, они снова начинают ругаться.

Ничего, это их должно занять на какое-то время…

Она засовывает телеграмму в карман пальто. Скорее всего, эта бумага больше не потребуется.

Естественно, губернатор полиса Мулагеш никакой телеграммы не отправляла, просто хорошо, когда у тебя в любом Департаменте связи сидят друзья, готовые помочь в любом деле.

— А теперь, — бормочет Шара, — посмотрим, что там.

* * *

Кабинет доктора Ефрема Панъюя по колено заполнен, как водой, клочками бумаги, и письменный стол плывет по этому желтоватому морю подобно огромной барже. Шара включает газовые лампы и оглядывает комнату, пытаясь представить масштабы бедствия: стены увешаны пробковыми досками, в них торчат бесчисленные кнопки. На некоторых еще остались обрывки бумаги.

— Полицейские их содрали, все до единого, — тихо говорит она. — Уверена, что так и было.

Кабинет мал и грязен — и совсем не подходит для такого известного исследователя. В стене окно, но оно забрано витражным стеклом таких темных тонов, что вовсе не пропускает света.

— Нам придется сложить это все в пакеты и отвезти в посольство.

Она делает паузу. Потом спрашивает:

— Скажи мне. За нами следили по дороге сюда, сколько их было?

Сигруд поднимает два пальца.

— Профессионалы?

— Вряд ли.

— Нидайин или Питри их заметили?

Сигруд одаривает ее красноречивым взглядом: сама-то, мол, как думаешь?

Шара улыбается:

— Я же тебе говорила. Развороши гнездо шершней… Впрочем, к делу. Что ты об этом думаешь?

Сигруд принюхивается и трет нос:

— Ну… Очевидно, кто-то что-то искал. Но я думаю, что не нашел.

Шара согласно кивает — приятно, когда кто-то подтверждает правильность твоих выводов. Единственный серый глаз Сигруда обшаривает волны бумажного моря.

— Если бы они что-то искали и нашли это, они бы остановились. Но, судя по тому, что я вижу, они не останавливались.

— Отлично. Я вижу то же самое.

Остается главный вопрос: а что же они искали? Записку из галстука Панъюя? Шара еще не уверена, но ей все больше кажется: нет, Ефрема убили вовсе не из-за того, что он, еретик и чужак, приехал в город богов.

«Предположения ничего не стоят, — напоминает себе Шара. — Ты ничего не знаешь наверняка, пока не узнаешь это наверняка».

— Ну хорошо, — говорит Шара. — Где?

Сигруд снова принюхивается, пробирается сквозь горы обрывков к столу и ногой разгребает бумагу не со стороны, с которой ставят стул, а с противоположной. На каменном полу четко просматривается темное большое пятно. Она подходит все ближе и наконец чувствует запах с медным привкусом — пахнет засохшей кровью.

— Значит, когда сюда вошли, он не сидел за столом, — бормочет Шара.

— Думаю, что нет.

Если бы только знать, как профессор лежал, когда его нашли, что было рядом, что было на нем… В полицейском отчете что-то такое написали, но, как ему доверять, этому отчету, если они даже изрезанную одежду Панъюя не упомянули. Значит, надо работать с тем, что есть.

— Не мог бы ты принести мне сумку для этих бумаг? — тихо говорит она.

Сигруд кивает и уходит.

Шара оглядывается. Делает осторожный шаг вперед, наклоняется и поднимает обрывок бумаги:

…проблема в том, что биография каджа и в особенности необычная история его восхождения к власти не делают менее значимыми его действия. Да, его отец был из коллаборационистов, но нам ничего не известно о его матери. Мы знаем, что кадж был ученым, увлекался естественными науками и экспериментаторством, и, хотя никто из его близких не погиб в резне, он…

Она поднимает другой:

…остается только догадываться, в каких целях использовалась в изначальном университете камера Олвос. Рассказывали, что она не одобряла действия континентцев и других Божеств. Она считалась Божеством надежды, света и стойкости, и, когда Олвос покинула мир в 775 году, на заре Золотого Века Континента, это восприняли как огромную трагедию. Точные причины ее ухода стали предметом жаркой дискуссии: появился ряд текстов, в которых прямо говорилось, что Олвос предсказала: на пути, избранном другими Божествами, всех ждет лишь горе. Многие из этих текстов были мгновенно уничтожены, возможно другими Божествами…

И еще один:

…судя по всему, пребывание каджа на Континенте, до самой его смерти от инфекции в 1646 году, не изобиловало событиями. Он спал, ел, жил один, к другим обращался, только чтобы отдать приказ. Его бессменный помощник Сагреша вспоминает в одном из своих писем: «Он словно бы увидел родину тех, кто нас завоевал и так долго нами правил, и до боли разочаровался. И хотя он ни разу не сказал этого вслух, я словно бы слышала его мысли: „Разве не должна земля богов быть под стать богам?“» И хотя кадж, конечно, не мог знать, что на нем лежит прямая ответственность за бедственное состояние земель Континента, ибо именно кадж убил Божество Таалаврас, и именно это вызвало Миг…