И все-таки раньше Питри недооценивал природу этой ненависти. Он ее толком не понимал, пока сюда не приехал и все своими глазами не увидел: все эти ободранные стены и витрины магазинов, фасады, с которых сколотили барельефы и убрали статуи, толпы людей, заполняющие улицы Мирграда в определенные часы дня, чтобы побродить туда-сюда, — эти люди как будто знали, что пришло время почтить… в общем, почтить и уважить кого-то, но сделать ничего не могли и потому просто толпились. А еще он постоянно натыкался в городе на площади с круговым движением и тупики, где когда-то что-то стояло, — это чувствовалось кожей. Прежде здесь возвышалась грандиозная статуя, или часовня, полная запаха ладана, — а теперь все, ничего не осталось. Замостили камнем и воткнули фонарь. Или разбили чахлый муниципальный сквер. Или скамейку поставили.

В Сайпуре все абсолютно уверены в том, что за семьдесят пять лет Светские Установления радикально изменили на Континенте все. И местные смирились и свыклись с новой жизнью. Но здесь, в Мирграде, Питри явственно ощутил, что, конечно, кое-что поменялось: естественно, никто из жителей Мирграда более не упоминал, не чтил и не признавал существование Божественного ни в каком из его аспектов. Во всяком случае, вслух не упоминал. А на самом деле Светские Установления обернулись полным пшиком.

Город все помнит. И все знает. Прошлое вошло в его кровь и плоть и ныне разговаривает умолчаниями с теми, кто имеет уши и слышит.

Питри ежится. Холодно.

Впрочем, ему не очень-то хочется снова оказаться в посольстве, где все так и бурлит от беспокойства и суматохи, вызванных убийством доктора Ефрема Панъюя. Телеграфы выплевывают бумаги, словно пьяницы, блюющие на пороге бара. Неустанно брякают и звякают телефоны. Между дверями снуют секретарши, с жестокостью сорокопутов нанизывая бумаги на железные штыри.

Но одна-единственная телеграмма заставила всех замереть, как статуи:

«К-ПОС ТИВАНИ МИРГРАД ВОКЗАЛ ИМ. МОРОВА ПРИБЫТИЕ 3.00 ШКРГ512»

Судя по коду в конце телеграммы, прибыла она не от губернатора полиса, а из штаб-квартиры самого регионального губернатора. А это, чтобы вы знали, единственное место, где есть прямая связь с Сайпуром. А еще секретарша Департамента связи, трясясь от ужаса, сообщила, что туда телеграмму наверняка прислали аж из-за Южных морей из самого Министерства иностранных дел.

Тут все жарко заспорили, кто должен встречать этого загадочного Тивани, — ведь его же явно послали отыскать и примерно наказать виновных в смерти профессора! А как же иначе, Сайпур ведь должен отмстить за лучшего из своих сынов! Разве предпринятые профессором разыскания не должны были стать прорывом в науке? И тут все быстренько решили, что встречать гостя должен Питри. Потому что он молодой и приятный в обхождении. А возразить Питри не мог, потому что в комнате его как раз не было.

А потом все стали обсуждать непонятное «к-пос», в смысле «культурный посол». С чего бы им посылать сюда такую мелкую сошку? Ведь все знают: на эту должность набирают чуть ли не студентиков, зеленую молодежь с завиральными идеями насчет того, что, мол, надо изучать чужую культуру и историю. Уважающие себя сайпурцы из метрополии такого образа мыслей чурались. Обычно эти КП служили всего лишь украшением на приемах и праздниках. Так с чего бы теперь засылать одного из них в самую гущу крупнейшего дипломатического скандала нашего времени?

— А вдруг, — решился высказать коллегам свои мысли Питри, — это все никак не связано? Может, это просто совпадение?

— Ну конечно же, это никакое не совпадение! — заявил Нидайин, помощник заведующего Департаментом связи. — Телеграмма пришла буквально через несколько часов после нашего сообщения о случившемся! В Министерстве узнали и отреагировали.

— Но почему КП? Они б еще сантехника прислали. Или арфиста…

— А вдруг, — протянул Нидайин, — этот господин Тивани никакой не культурный посол? Мало ли кто он на самом деле!

— Ты на что это намекаешь? — испугался Питри, и у него нестерпимо зачесалась голова под тюрбаном. — Ты намекаешь, что официальная телеграмма содержит ложные сведения?!

А Нидайин только вздохнул и покачал головой:

— Ох, Питри. И как тебя только в Министерство взяли?

И теперь Питри стоит, мерзнет и мрачно думает: «Ненавижу тебя, Нидайин. Вот увидишь, когда-нибудь я приглашу твою красавицу-девушку на танец, и она без памяти влюбится в меня, и ты придешь домой и наткнешься на нас, мокрых и счастливых, в спальне, и подлое твое сердце пронзит страшная боль!»

Впрочем, что тут думать? Сглупил он, сглупил. Нидайин-то хотел сказать, что у этого Тивани просто удостоверение КП выправлено, а на самом-то деле он тайный секретный агент, под прикрытием работающий на вражеской территории! Такие люди изничтожают врагов родины и в зародыше подавляют сопротивление сайпурским властям, да. Мысленному взору Питри тут же предстает крепко сбитый бородач, крест-накрест перетянутый патронташем со взрывчаткой, в зубах у него тускло блестит кинжал, испробовавший немало крови в темных закоулках… Чем больше Питри о таком думает, тем больше он боится загадочного Тивани. А вдруг он выскочит из вагона подобно огнеглазому джиннифриту и заплюет его, Питри, черным ядом из острозубой пасти?! Очень, очень страшно все и непонятно…

С востока доносится гул. Питри оборачивается к городским стенам — вот оно, крошечное отверстие у самого их подножия. Отсюда оно кажется проточенной червем дырочкой, а на самом деле это туннель в тридцать футов высотой!

В черном зеве тоннеля вспыхивает свет. Следом доносится грохот и скрежет, и из отверстия вырывается поезд.

Хотя какой это поезд — одно название: старый, на ладан дышащий паровоз тащит одинокий хлипкий вагончик. Ни дать ни взять шахтерская вагонетка, в такой только между терриконами кататься. Да уж, неподходящее средство передвижения для дипломата. Даже для культурного посла неподходящее.

А поезд тем временем с лязгом останавливается у платформы. Питри тут же подскакивает к дверям вагона, выпятив грудь и элегантно заложив руки за спину. Как он выглядит? Все пуговицы застегнуты? Тюрбан на сторону не съехал? Эполеты начищены? А кто их знает, может, и нет! И Питри судорожно облизывает палец и принимается натирать золоченое шитье. Тут дверь с диким скрипом отворяется, и там…

Красное. Нет, какое красное — бордовое. Там все бордовое, словно занавеску в проеме повесили. Занавеска сдвигается, и изумленному взгляду Питри предстает что-то длинное, белое и с пуговицами посередине.

Оказывается, это вовсе не занавеска. Это грудь мужчины в темно-бордовом пальто. Да не просто мужчины — а настоящего гиганта, Питри раньше таких видеть и не доводилось!

Гигант распрямляется и выдвигается из вагона. Ноги его бухают по доскам, обрушиваются на дерево подобно жерновам. Питри отшатывается назад — экая громадина! На ногах у незнакомца чудовищного размера черные сапоги, по голенищам их метет длинное бордовое пальто, рубашка расстегнута, шейного платка нет и в помине, а на голове красуется широкополая серая шляпа, лихо, по-пиратски, надвинутая на один глаз. Правая рука затянута в мягкую серую перчатку, на левой — только плетеный золотой браслет. Странно, зачем ему женская побрякушка?.. Росту в нем поболее, чем шесть с половиной футов, в спине и в плечах он невероятно широк, но тело поджарое, ни единой унции жира. И лицо худощавое, голодное какое-то. Кстати, о лице — ничего себе внешность у сайпурского посла! Кожа белая, испещренная розовыми шрамами, борода и волосы бледно-золотистые, а глаза — точнее, глаз, ибо глаз у незнакомца один, на месте второго зияет темный, прикрытый веком провал — тоже бледный-бледный, ледяного серого цвета.

Дрейлинг он. Северянин. Как это ни удивительно, но посол оказался дикарем-горцем, чужаком и для Сайпура, и для Континента.

Вот это Министерство отреагировало… И если это действительно их реакция, жди беды…

Гигант окидывает Питри ровным, равнодушным взглядом, словно бы прикидывая: наступить на этого мелкого сайпурца, раздавить как букашку — или повременить?

Питри сгибается в осторожном поклоне:

— Рад видеть вас, посол Тивани, в ч-чудесном городе Мирград! Меня зовут Питри Сутурашни. Надеюсь, вы хорошо доехали?

Молчание.

Застывший в поклоне Питри осторожно приподымает лицо и косится. Гигант разглядывает его, вздернув бровь, удивленно и чуть презрительно.

Откуда-то из-за спины гиганта доносится звук — кто-то прочищает горло. Гигант, ни полслова не говоря, разворачивается и топает к будке станционного смотрителя.

Питри задумчиво чешет в голове и смотрит ему вслед. Покашливание повторяется, и тут до него доходит, что в дверях вагона стоит еще кто-то.

Это маленькая, ростом даже ниже Питри, сайпурка. Темнокожая, очень просто одетая: голубой пиджак и платье — впрочем, платье приметное, сайпурского кроя. На носу у нее очки, и она внимательно смотрит на него через толстенные линзы. На женщине легкий серый плащ, голубая шляпка с узкими полями и бумажной орхидеей на тулье. Какие-то у нее глаза не такие… У гиганта взгляд невероятно спокойный, прямо до дрожи неживой, а у нее все наоборот: глаза большие, темные, они подобны глубоким колодцам, в которых плещутся рыбы.