Роман Брюсов

Позывной «Кот»

Первый раз я умер еще в раннем детстве. Полез купаться и утонул. Сердце не билось почти сорок секунд, если верить спасателям. Срок не большой, поэтому сам факт моей смерти меня лично тогда не особо волновал.

Остановлюсь лишь на том, что ни света в конце тоннеля, ни ангелочков, ни гласов и труб я не услышал. Может, я умер «мало»?

С тех пор прошло двадцать с небольшим лет, за которые я успел закончить школу, поступить в институт и бросить его, добровольно уйти в армию и, вернувшись из нее, попытаться жить так, как жил последние два года.

Именно два года. Это сейчас в армию уходят на год, а в те времена, когда довелось служить мне, — двадцать четыре месяца, и не меньше, такие дела. Именно в армии я умер второй раз. Редкая аллергия заставила распухнуть лимфоузлы, и асфиксия чуть было не отправила меня на тот свет, но у врачей-реаниматологов было другое мнение, так что, записав на свой счет еще одно очко, я был уволен из рядов вооруженных сил и выставлен на гражданку — без малейших идей, мыслей и с погашенной инициативой. Иной раз размышляя над всем этим, я чувствовал себя кошкой, неразумным мяукающим существом, которое тратит свои шансы один за одним, не задумываясь о последствиях. А ну как эти две жизни могли мне пригодиться? Не уследил, не уберег.

Кстати, совсем забыл представиться. Зовут меня Антон Семенович Шпак — да, именно так. Только не смейтесь. Досталось мне в свое время за это и в школе и в институте, в армии тоже, и если школьные подковырки приятелей были хоть как-то понятны, дети по своей сути очень злы, то все последующие этапы насмешек объяснить не получалось.

Закончил я обычную ленинградскую среднюю школу. Отец, Семен Абрамович Шпак, биолог в анамнезе, скончался, когда мне было восемь лет. Укатали сивку социалистические горки. Мама, Анна Петровна, воспитывала меня одна, умудряясь работать и халтурить, так что маленький Антон, приходя из школы, был предоставлен сам себе. В отличие от многих своих сверстников, которые жили в неполных семьях, я интересовался книгами, зачитывая до дыр Зилазни и По. Еще одним моим увлечением была радиоэлектроника, а журнал «Юный техник» фактически стал настольной книгой. Так и жили, ни шатко, ни валко — бедненько жили.

Институт я бросил по неведомым для себя причинам. Надоело все, ничего не интересовало, да и возраст был такой, когда хочется перемен в жизни, а денег для этого нет. Армия мне особо на пользу не пошла, особенно если учитывать мои приключения с лимфоузлами. После этого случая меня, что удивительно, сразу не комиссовали, а посадили на спецпаек, так что радужные перспективы скорого дембеля отодвинулись еще на несколько месяцев.

На гражданке устраивался, как мог. Кем только и где только не работал. Таскал ящики на складе, подвизался в ремонтах, пристроившись в маленькую строительную конторку, торговал пиратскими дисками. Карьеры не сделал, миллионы не заработал — так, существовал…


День был замечательный, солнечный. На небе не наблюдалось ни одного облачка, а приятный южный ветерок приятно обдувал тело. В это самое утро я вышел на улицу не просто так, а по наиважнейшему для себя делу. Деньги заканчивались. Сумма, которую я откладывал несколько лет, подошла к концу, а занимать у родственников было не в моих правилах, так что, взяв себя в руки, я решил устроиться на работу. Накануне купил в ларьке пухлую газету, по заголовкам обещающую обрушить на меня если не золотой, то серебряный дождь, и придирчиво начал рассматривать все предложенные вакансии, пока, наконец, не понял, что мне ничего не светит. В одном месте требовался опыт работы, в другом были слишком жесткие требования, в третьем так вообще предлагали работать за копейки, что меня абсолютно не устраивало. Одно объявление, впрочем, заинтересовало. «Зарплата достойная, условия отвратные, опасно», и адрес. Хмыкнув, я обвел карандашом текст и отложил газету в сторону. Знал бы я тогда, во что ввязываюсь, сжег бы к чертовой бабушке.

Итак, был чудесный день, светило солнце, пели птицы, и я с приподнятым настроением и газетой под мышкой отправился на собеседование, надев свой лучший костюм, который, кстати, был и единственным — остался со школьного выпускного. Странная, на самом деле, традиция — приходить на выпускной в костюме, но против правил не попрешь.

Костюм немного жал. Не скажу, что я был здоровяком, скорее уж наоборот. Узкие плечи, сутулость от постоянного чтения сидя и лежа, очки на носу по той же причине, и в кармане последние триста рублей. Жених, не иначе.

Дом, указанный в объявлении, находился на другой стороне города, так что пришлось выложить за проезд. Утром субботы в маршрутке было пусто, и водитель-узбек, отсчитав сдачу с сотни, не спеша покатил по пустынным улицам, давая мне возможность насладиться поездкой. Доехав до своей остановки, я еще раз сверился с адресом, указанным в газете, и направился к нужному подъезду. В отличие от остальных объявлений, в моем была указана квартира, так что тот факт, что я попал в спальный район, меня нисколько не удивил. Сомневаться, впрочем, не приходилось, ибо финансы катастрофически заканчивались.

Подойдя к домофону, я нажал на нужный номер и принялся ждать. Долго не подходили. Наконец, когда я уже совсем было махнул рукой, домофон мелодично щелкнул, и из динамика раздался недовольный, чуть хриплый голос:

— Кого там принесло?

— Здравствуйте, я по объявлению, — вкрадчиво начал я.

— Ну, конечно, — раздалось из домофона, — в субботу и утром. Конечно по объявлению.

— Понимаете, — смутился я, — тут не указан был телефон, наверное, в редакции газеты забыли, так что я не мог узнать точного времени.

— Проходи, коли пришел, — послышалось после секундной паузы, и электронный замок щелкнул, пропуская меня внутрь.

Дверь мне открыл невысокий лысоватый мужчина, нисколько с голосом в домофоне не контрастирующий. Майка-алкоголичка, тренировочные штаны с вытянутыми коленками и шлепанцы на босу ногу — самый будничный вид. Скептически оглядев меня, он минуту пожевал сигаретный фильтр и кивнул, проходи, мол.

— Ботинки снимай, наследишь, — велел мужик. — Топай в кухню. Я чай пью, будешь?

— Что? — не сразу понял я.

— Чай, говорю, пью, — повторил хозяин квартиры. — Чаю хочешь?

— Не откажусь, — кивнул я и проследовал на кухню.

Разлив по чашкам недурственный, надо заметить, чай, мужчина уселся напротив и снова принялся меня скептически осматривать.

— Должен предупредить, — засомневался я, — я — натурал.

— Это хорошо, — кивнул мой собеседник. — Натурал — это завсегда хорошо. Меньше соплей.

— Так что за работа? — поинтересовался я. — Если что, я на криминал не подвяжусь.

— Не криминал, — мужик хмыкнул и отхлебнул из чашки. — Ну, или почти не криминал. Как зовут-то тебя?

— Антон. — Я протянул руку, но мой собеседник покачал головой:

— Ты уж, Антон, не серчай, но руку тебе жать не буду. Профессиональная привычка.

— Как скажете, — согласно закивал я.

Отхлебнув еще глоток, хозяин квартиры сморщился и, встав из-за стола, прошествовал к раковине, в которую и перелил содержимое кружки. Опустошив её таким образом, он открыл холодильник и, выудив оттуда початую бутылку коньяка, плеснул себе на два пальца.

— Не, спасибо, — замотал я головой, видя, что хозяин предлагает алкоголь и мне. — Я по утрам не пью.

— Ну, как знаешь, — пожал плечами мужик и выпил коньяк залпом, как водку. Зажмурившись от удовольствия, он простоял секунд пятнадцать. — Зовут меня Федор Павлович, — наконец представился он.

— Очень приятно, — улыбнулся я. — Так что за работа?

— Экий ты нетерпеливый, — Федор Павлович вновь уселся на стул напротив меня и подпер голову руками. — Работа, Антон, необычная. Своеобразная, так сказать. Выходных нет, отпуск не оплачивается, зато доход приличный, хоть и по сезону. Я вот не жалуюсь, но в последнее время справляться стало сложнее.

— А в чем конкретно будут заключаться мои обязанности? — не унимался я.

— Не гони, — Федор Павлович вновь плеснул себе в кружку коньяку, явно пренебрегая стоящими тут же на полке коньячными бокалами. — Ты лучше вот что скажи, книжками увлекаешься?

— Да, — уверенно кивнул я.

— А писатель любимый есть?

— Эдгар Алан По, — подтвердил я. — Только не очень понимаю, как это нам может помочь.

— Крещеный? — невозмутимо продолжил Федор.

— Нет, — развел я руками, — а это обязательно?

— Как раз наоборот, — потер руки он, — этого они особенно не любят. По одному запаху могут крещеного вычислить, а это в нашей работе совсем не хорошо.

— Они — это кто? — вновь не понял я.

— Нечисть, — Федор Павлович вновь опростал чашку с коньяком. — Вампиры, оборотни, домовые, ведьмы — все те, кто сидит на территории Российской Федерации и не дает спокойно спать обычным избирателям и честным налогоплательщикам.

— Так, — я с сомнением оглядел кухню, — это розыгрыш? Я в телевизор попаду? Камеры где?

— Нету камер, — развел руками мой собеседник, — может, все-таки по сто граммов?

— Да не пью я с утра, — отмахнулся я и еще раз огляделся, пытаясь вычислить местоположение скрытой камеры и микрофонов.