— Владимир Петрович, вы меня простите, но я только пять минут назад сообразила… Это ведь вы Герой Советского Союза генерал Бат! — смущенно сказала Светлана, глядя на Батоныча как-то… по-новому.

— В смысле? — оторопел мой друг. — Ну да, это, конечно, я… Героя пару месяцев назад дали за разгром Моделя.

— Я же местная… Родилась и училась в Минске. Так в детстве я ходила в школу имени генерала Бата, а после… гм… замужества переехала на проспект Генерала Бата. Вы же настоящий герой! Спасли город от неожиданного захвата немцами, что помогло эвакуировать почти все население. В младших классах нам про ваш бой рассказывали. А я и забыла, представляете? Вернее — не поняла сразу, не сопоставила, что генерал Бат — это вы! И тот самый бой — это же… сегодняшний бой, правда?

Последний вопрос, похоже, адресовался мне — Света глядела на меня и хлопала своими длинными ресницами.

— Тот самый, правда… — кивнул я.

— И Владимир Петрович действительно должен был сегодня погибнуть — я теперь все вспомнила! — дрожащим голоском сказала Светлана. — И про 1-ю гвардейскую танковую дивизию — тоже! В школе на первом этаже большой стенд висел — там на карте был боевой путь нарисован. И заканчивался он… — женщина наморщила свой лобик, — в Вашингтоне!

— Где? — охнул от удивления Батоныч.

— В Вашингтоне, Володя, в Вашингтоне! — усмехнулся я. — Будет Третья мировая война, наши танки дойдут до Миссисипи!

Батоныч поперхнулся:

— Виталя, ты мне это потом все подробно расскажешь, ладно? В спокойной обстановке! Надеюсь, ядрен-батоном не махали?

— Нет, обошлось! Амеры до него даже не додумались — просто некому было. Всех нужных людей из Европы сотрудники товарища Берии выдернули. А наши не стали применять, хотя были желающие среди генералов — Сталин не разрешил.

— И про это тоже расскажешь! Пошли! — Батоныч решительно, но галантно взял Свету под руку и повлек к штабу. На полпути он обернулся ко мне и спросил: — А Боря? Наш Очкарик? Он как? Выживет?

— Боря всех переживет! — ответил я и рассмеялся. — Войну закончит полковником. Кавалер многочисленных боевых орденов… Дважды Герой Советского Союза и Герой Социалистического Труда! Единственный в истории главный маршал войск связи! Лауреат Нобелевской премии в области физики, знаменитый поэт-песенник!

— Виталик, да ты гонишь! — в свою очередь, рассмеялся Батоныч. — Лауреат Нобелевки — могу поверить, голова у лейтенанта Карикова светлая, но… поэт-песенник? Сейчас он на «разбор полетов» явится — спросим, какие такие песни он сочинил!

— Маршал Кариков тоже здесь? — Света даже остановилась. — Мы его песни и в школе, и в институте пели — он автор более сотни произведений! Вот эта была моей любимой в институте…

И, подняв глаза к темному небу, доктор медицинских наук запела красивым сопрано:


Медленно ракеты улетают вдаль.
Встречи с ними ты уже не жди!
И хотя Америки немного жаль,
У японцев это впереди! [Шуточная армейская песня. Существует несколько десятков вариантов текста. В них последовательно уничтожаются США, Великобритания, Китай, Япония, Европа. Достается даже Австралии. Поется на мотив песенки «Голубой вагон» из м/ф «Шапокляк» (1974 г.).]

Мы с Батонычем переглянулись и синхронно заржали. Сморкалова посмотрела на нас с возмущением.

— Это же гимн РВСН! Написан в середине Третьей мировой, когда все висело на волоске! — с каким-то надрывом в голосе сказала женщина.

— Прости, Света, но это… — я могучим усилием заставил себя прекратить смеяться. — Это…

— Хорошая песня! — вдруг серьезно сказал Батоныч. — Хоть и плагиат! Правда, кто настоящий автор — история умалчивает.

Военврач удивленно посмотрела на него и перевела взгляд на меня. Я пожал плечами, а генерал почесал в затылке здоровой рукой и сказал:

— Колись, Виталя! Светлана имеет право знать — она теперь с нами в одной лодке, и, мне кажется, неспроста.

— Вы о чем? — Соболиные брови Сморкалой встали домиком. Впрочем, ее лицо тут же разгладилось, и Света сказала очень деловым тоном: — Давайте уже куда-нибудь придем и займемся вашей перевязкой!

— Простите, Светлана! — Снова галантно взяв красавицу под локоток, генерал повлек ее по узкой тропинке и буквально через три минуты вывел в расположение штаба. Быстро оглядевшись по сторонам, Бат кивнул на стандартную палатку, стоящую в общем ряду. — Милости прошу к нашему шалашу!

Обстановка в генеральской палатке оказалась спартанская — раскладушка, сколоченный из досок стол, заваленный картами. На пустом снарядном ящике, изображавшем комод или бюро, стоял телефон — черный провод утягивался прочь. На центральном шесте висела керосиновая лампа типа «летучая мышь».

— Присаживайтесь. — Бат галантно предложил даме единственный табурет.

— Сами садитесь, — скомандовала дама, аккуратно пристраивая медицинскую сумку на углу стола. — Кто первый? Разоблачайтесь!

— Он, — указал я на Володю. — У него звание выше!

— Иди ты… — буркнул Батоныч, но тут же стянул с себя куртку и присел.

Сморкалова быстро сняла с него самодельную грязную повязку, обработала рану, забинтовала по новой.

— Следующий! — скомандовала докторица, и мы с генералом поменялись местами.

— Легкая у вас рука, Светлана Алексеевна! — поблагодарил Бат.

Светлана улыбнулась в ответ, но как-то механически — ее внимание уже переключилось на мою рану. Пальчики запорхали над повязкой, снимая пропитавшийся кровью бинт… И вдруг красавица отрывисто спросила:

— Так что я имею право знать?

— Мы с тобой из разных миров, Света!

— Чего? — Сморкалова даже прекратила свои манипуляции.

— Я ведь тебе уже говорил, что проваливаюсь в прошлое не первый раз?

— Да! — кивнула Светлана, и ее пальцы вернулись к исполнению своих служебных обязанностей — принялись аккуратно отдирать присохший бинт.

— Так вот: я не из твоего мира в прошлое «проваливался»!

— Как это? — не поняла Светлана.

— После каждой моей «перезагрузки» я возвращаюсь в новый мир. И сначала я все потерял — друзей, работу, квартиру… Угодил в лапы бандитам… — при этих словах Батоныч как-то смущенно кашлянул. — Но потом приобрел гораздо больше! А главное — история меняется в лучшую сторону от раза к разу. В моем мире война закончилась в 45-м и погибло двадцать семь миллионов наших!

— Этого не может быть! — Света, услышав страшную цифру, снова замерла.

— Но это было! — с чувством сказал я. — И СССР у нас развалился в 1991-м… А-а! Много чего случилось, гадского и бл… к-хм… нехорошего… В сравнении с моим миром — у вас просто рай!

Сморкалова слушала как зачарованная.

— Получается так, что некая сила будто бы стремится закрепить такую историческую последовательность, в которой и СССР сохранится, и войну мы быстрее закончим, и потери сведем к минимуму! — вывел я. — А мы этой цели как раз и добиваемся. Сначала я один такой был, «закрепляльщик», потом нас трое стало, а теперь и ты здесь.

Светлана закончила пеленать мое плечо и сказала задумчиво:

— Цель вполне себе благая. Но что это за сила?

Я пожал плечами и сморщился от боли в ране.

— Понятия не имею!

Сморкалова молча кивнула. Я встал и принялся носком сапога отгребать в сторону окровавленные бинты.

— Виталь, а ведь я тебя вспомнил! — внезапно сказал Батоныч.

— В смысле? — удивился я. — Так ты вроде не забывал!

— Нет, ты не понял… Я тебя… из прежней жизни вспомнил! — замялся Володя и продолжил, сопровождая свою речь большими паузами: — Представляешь — прикемарил я пару дней назад, когда мы в Брилевичах стояли… А до того дня три не спал — пока дивизию под Минск перебрасывали. И мне словно… пригрезилось… Но такая картинка яркая была, словно я это по-настоящему когда-то видел, а тут вдруг вспомнилось! Словно мы с тобой в каком-то большом помещении, похожем на канцелярию. Вот только я знал, что зовется оно смешным словом «офис». И ты сидишь за столом, заваленным какими-то бумагами вроде бухгалтерских, и со Сталиным по телефону разговариваешь. А вокруг стоит полдесятка мужиков и тебя слушают. И вроде бы я начальник над всеми вами. И вот разгоняю я их по своим рабочим местам, а тебе тихо говорю: будь у меня такая возможность, я бы такого…

— Насоветовал… — закончил я его фразу и в некотором обалдении добавил: — Этот случай действительно был… в моей первой реальности. Тогда звонок от Вождя поступил на мой служебный телефон, и я минут сорок Сталина инфой грузил, а услышав наш разговор, половина офиса сбежалась.

— Был, значит, такой случай… — Володя выдохнул с явным облегчением. — А то я уже подумал, что крыша от переутомления поехала! Тогда, может быть, и вторая картинка правдой окажется… Прошлой ночью, когда мы на рубеж атаки вышли, меня прямо в танке на пять минут сморило и… Увидел я, как мы с тобой сидим в большой брезентовой палатке. И на нас какая-то странная военная форма, с накладными карманами на бедрах и рукавах бушлатов. На ногах вместо сапог — высокие ботинки, сплошь жирной коричневой грязью перемазанные. На плечах — какие-то хлястики, но с зелеными звездочками — у тебя по четыре маленьких, у меня по одной большой. Стол самодельный, чуть аккуратней, чем сейчас здесь стоит, а на столе бутылка пластиковая с разведенным спиртом и банка тушняка. И вот пьем мы спиртягу из жестяных кружек и по очереди из одной банки закусываем… А вокруг палатки — горы Кавказа! Это я почему-то точно знаю. И еще знаю, что рядом мои танки стоят и твои мотострелки.