— Во дает! — негромко посмеялся Виталик, когда мальчишки тащили сломанную ветку через дорогу, — костюм, наверное, вчера купил и до утра обмывал его, чудила!

Вышеозначенный чудила между тем оказался в опасной близости от открытого люка, коего он, кажется, не замечал.

— Извините! — позвал прохожего Валька. — Можно вас на минутку?

— Эй, дядя! — крикнул и Виталик. — Ты глаза-то разуй! Смотри, куда идешь!

Рыжий обернулся к мальчишкам, но не остановился, даже не замедлил движения.

— Детушки! — широко улыбаясь, заплетающимся языком заговорил он. — Чадушки! Возрадуйтесь со мной, ибо повод для сего есть великий…

Оставаясь по ходу своего движения лицом к мальчишкам, он уже шел спиной вперед — прямо на открытый люк.

— Возрадуйтесь! — повторил он и неожиданно достал из внутреннего кармана пиджака краснокорочное удостоверение, в котором была стиснута толстая пачка денег. Прохожий вытащил из пачки одну новенькую купюру. — Сказано: блажен, аки милует чада маловозрастные… На-ка, пацанчики, денежку, пока дядя добрый!

— Во! — толкнул локтем в бок Вальку Виталик. — Смотри-ка, только хотели доброе дело сделать, а нам уже из межпространства колебания возвращаются. Авансом, наверное…

— Стойте! — отодвигая Виталика, крикнул Валька, отпуская ветку. — Стойте, куда ж вы?..

Прохожий исчез в черной пасти открытого люка мгновенно и бесшумно — будто дыра всосала его. Мальчишки бросились к люку, упали на колени, заглянули вниз, морщась от зловонной сырости, пахнувшей на них. И ничего не увидели, кроме холодной темноты. Все случилось так быстро и неожиданно, что они даже не испугались.

— Эй! — несмело позвал Виталик. — Дядя, ты живой? Ответа не последовало.

— Надо в «скорую» звонить! — сказал Валька. — Скорее!

— Да какую «скорую», сначала спасателям. Его ж вытаскивать еще надо!

— Звони «сто двенадцать», это единый номер…

Виталик поспешно достал из кармана дешевенький мобильный телефон.

* * *

Минут через сорок у открытого люка уже собралась толпа зевак, среди которых было и немало детдомовцев, покинувших территорию вопреки строгому запрету директора. У обочины проезжей части стояли три «газели»: полицейская, МЧС и «Скорая медицинская помощь». Извлеченного из люка бедолагу-прохожего, слабо мычащего и перепачканного вонючей грязью с головы до ног, укладывали на носилки. К носилкам подошел полицейский. Один из медиков протянул ему удостоверение пострадавшего. Денежной пачки в удостоверении уже не было.

— Ваш, — сказал медик полицейскому. — Сержант ППСП Монахов Алексей Викторович.

Полицейский сунул удостоверение в карман.

— Погулял парень… — неопределенно высказался он и обернулся к Вальке и Виталику, топтавшимся тут же рядышком. — А вам чего, цирк здесь? Детдомовские? Ну-ка, давайте отсюда!..

— Мы спросить только, — подал голос Валька. — Это мы ведь вас вызвали…

— Он живой останется? — осведомился Виталик у медика, взявшегося за ручки носилок.

— А чего ж нет? — добродушно отозвался тот. — Поживет еще.

— И ходить будет?

Медик хмыкнул:

— А то как же! Будет ходить! Только — исключительно под себя. С позвоночником шутки-то плохи…

Мальчишки отошли в сторону.

— Вот тебе и раз, — вздохнул Виталик. — А вроде нормальный такой дядька. Денежку нам подарить хотел… Несправедливо все-таки мир устроен. Вот за что ему такой подарок?

Валька поправил очки и посмотрел на приятеля очень серьезно. Кажется, там, на дереве, задумавшись после разговора, он решил для себя что-то очень важное.

— Может, и ни за что, — ответил он. — Но я думаю, все же… не просто так. Олег ведь — помнишь? — говорил еще, что случайностей не бывает…

Эпилог

Их было полсотни, восемнадцати — двадцатилетних парней, рассевшихся вдоль крашенных зеленой казенной краской стен, кто на лавках, кто на колченогих стульях, кто просто на полу, на корточках: с сумками, рюкзаками, объемистыми матерчатыми сумками, одетых в поношенные вещи — словно пассажиры, ожидающие прибытия электрички до дачного поселка. Полсотни парней, самых разных: долговязых и коренастых, хлипких и крепких, смуглых, белолицых, темноволосых, белобрысых, рыжих… Кое-кто, сбившись в кучки, оживленно разговаривал, погогатывая; кто-то, поместившись подчеркнуто отдельно, застыл в позе, предполагающей независимость, и взглядывал на остальных по-волчьи, исподлобья; кто-то, напротив, то и дело принимался прохаживаться расслабленной, вразвалочку, походкой, демонстрируя, что все ему нипочем, так как человек он тертый и ничему удивляться или по какому-то поводу расстраиваться не намерен… но большинство все-таки выглядели растерянно и даже затравленно.

И все, кажется, вообще все, без исключения — курили. Одну сигарету за другой, сплевывая под лавки, под стулья, себе под ноги, морщась и кривясь, зеленея от табачного дыма, грязно-серыми лохматыми клубами перекатывающегося в душном воздухе коридора областного армейского сборного пункта.

Так тошнотворно накуренно было в этом коридоре, что дежурный — отслуживший уже полгода бывалый суровый боец — уже не единожды вставал из-за своего стола и выходил то в комнату отдыха, то в спальню, каждый раз изображая на своем лице служебную озабоченность: мол, ждало его там какое-то неотложное дело. Призывникам же без особого распоряжения входить и в комнату отдыха, где имелся телевизор и еще несколько лавок, и в спальню, где в два ряда стояли десять двухъярусных коек, строго воспрещалось. Оно и понятно: в два счета заплюют и загадят и эти помещения, как заплевали и загадили коридор. Кроме дверей, ведущих в спальню и комнату отдыха, в коридоре наличествовали еще две двери. На одну из них, с прикрепленным кнопкой листом бумаги, на которой размашисто было выведено: «Медосмотр», призывники время от времени поглядывали с тоскливым ожиданием. Вторая дверь никаких опознавательных знаков не имела и была заперта.

Тяжелая входная дверь, снабженная могучей пружиной, с душераздирающим скрипом отворилась, впустив в коридор сборного пункта сначала поток холодного горьковатого октябрьского воздуха, а потом — одного за другим двух рядовых. Юные военнослужащие, облаченные в серо-зеленый камуфляж рисунка «битые пиксели», вошли вальяжно и уверенно. Неторопливо проследовали по коридору, оценивающе оглядывая невольно притихших призывников, дошагали до стола дежурного, вялыми кивками поздоровались с ним (с дежурным, конечно, а не со столом) и повернули назад. На обратном пути они чуть задержались.

— Ты, ты и ты, — поочередно ткнул пальцем один из рядовых в троих призывников. — Поднимайтесь и марш на выход. «Сидора» свои можете тут оставить.

Избранные парни медленно, поглядывая друг на друга и на прочих собратьев по призыву, поднялись.

— Чего тормозите, тараканы?! — рявкнул второй рядовой. — Давай во двор мухой!

Призывники ускорили шаг, подтянулись и гуськом выбежали за дверь. Рядовые вышли за ними.

Через минуту стихший было нестройный гул в коридоре вновь забурлил. Единственным направлением разговора теперь являлось, конечно, изложение версий по поводу дальнейшей судьбы троицы, уведенной в неизвестность обнесенного высоким забором двора.

— А что тут гадать? — заявил кто-то со знанием дела. — «Дедушек» начальство припахало делать что-нибудь, а они этих лошков вместо себя подтянули.

— Они разве право имеют? — спросили «знатока» со стороны.

— Какое там! — развернулся к спрашивающему «знаток». — Ты видал, они прошли туда-сюда, просекли, кто лоховатее, и дернули. Нормальных пацанов-то не стали трогать. Чуют, собаки, что нормальный пацан бесплатно пахать не будет. Я бы лично прописал этим дедушкам в бороду — и весь базар.

— Чего ж ты, нормальный пацан, за братву не впрягся? — поинтересовался еще кто-то.

— А я не конь, чтобы за всех впрягаться! — немедленно ощерился «знаток». — Я за себя ответ держу, понял? И каждый нормальный пацан должен за себя ответ держать. А если ты по жизни чмо, так это твои проблемы. Значит, так и будешь всю дорогу ушами хлопать и за другими дерьмо подтирать…

Очень скоро входная дверь, еще раз резанув по ушам призывников пронзительным воем, отворилась снова. На пороге, с трудом удерживая дверь открытой, остановился один из «дедушек».

— Так, — громко проговорил он. — Еще один на выход. Вот ты давай.

На этот раз выбор пал на «знатока». Тот вздрогнул и оглянулся, точно в поиске поддержки.

— Ты не башней, ты ногами крути, — подбодрил его рядовой. — Быстро! Учись приказы на лету схватывать, дух ты бесплотный!

— А че я-то? — не совсем уверенно уперся «знаток».

— Ты еще выступать будешь, таракан? — удивился «дедушка». — Кому сказано: выходи во двор!

— А че я таракан-то? — совсем уже упавшим голосом осведомился «знаток».

— Я пойду, — вдруг поднялся один из призывников, среднего роста парень, одетый похуже других, с тощим целлофановым пакетом, закрученным на кисти левой руки.

«Дедушка» удивился еще того пуще. Не меньше поразила выходка парня и призывников. Полсотни пар глаз впились в спокойное его лицо, прощупали с макушки до пяток ладную фигуру.

— Ну, ладно, — пожал плечами рядовой. — Значит, и ты тоже. Пошли, тараканы…

Парень, вызвавшийся добровольцем, вышел во двор первым. За ним, понуро опустив плечи, ни на кого не глядя, просеменил «знаток».

Дверь захлопнулась, проверещав пружиной.

— Дебил какой-то… — тут же зашелестели призывники. — Поперек батьки лезет… Выслуживается, баран…

— А что это за типок? Кто знает?

— Да хрен его…

— Вторые сутки здесь сидим, что — никто с ним не говорил, что ли? Ну, прикурить хотя бы просили у него?

— Да он, вроде, не курит…

— Это детдомовский, — вспомнил вдруг кто-то из призывников. — Их двое было. Один, Борян, здоровый такой парняга, вчера в часть уехал, куда-то на Кавказ, в горы. В ВДВ, что ли, его взяли… А этого не взяли, хотя он и просился.

— Слабоват, получается, для ВДВ…

— А, вспомнил, как его зовут! Василий! Васька, то есть! Они с Боряном общались, я слышал. И фамилия такая простая еще… Иванов, вот! Точно — Вася Иванов!

— Сознательный гад этот Вася Иванов…

— Из таких сознательных стукачи получаются хорошие…

Дискуссия продолжалась недолго — всего пару минут. И прервалась в самом разгаре, когда входная дверь опять распахнулась, да так резко, что, плаксиво взвизгнув, слетела пружина. В прокуренный коридор вбежал тот самый «дедушка», который совсем недавно увел за собою «знатока» и неприметного Васю. Рядовой вид имел ошарашенный. Вбежав, он заметался, а потом оглянулся и рванулся прочь от открытой двери — прямо к столу дежурного. Дежурный, разинув рот, поднялся.

Следом показался призывник Василий Иванов. Он целеустремленно шагал к дежурному, волоча за ухо второго «дедушку», тоненько ойкающего и размахивающего руками. Пониже левого глаза «дедушки» наливался ярко-красным свежайший кровоподтек.

Призывники смолкли точно по команде. Первый «дедушка», добежав до конца коридора, укрылся за спиной оторопевшего дежурного. Призывник Иванов, дотащив до стола второго «воина», выпустил его. «Дедушка», еще раз ойкнув, схватился обеими руками за вспухшее ухо и присел на корточки.

— Извольте доложить начальству о противоправных действиях этих господ рядовых, — выдал дежурному тираду, режущую слух всех присутствующих не хуже той самой дверной пружины, призывник Иванов. — Поскольку призывники, покуда не примут присягу, не могут считаться военнослужащими, постольку они не обязаны подчиняться приказам других военнослужащих. И — бессомненно — еще более недопустимо принуждать их к чему-либо посредством побоев…

Так изумлены были все, кто находился в тот момент в коридоре сборного пункта, что появления в этом коридоре целой делегации: пузатого белоусого майора с толстой картонной папкой под мышкой, длинного и тонкого лейтенанта, несущего целую кипу подобных папок, капитана с унылым вытянутым лицом, военного медика в белом халате и еще какого-то серолицего мужичка в гражданском костюме — никто не заметил. Никто не заметил и робкую вереницу призывников во главе с обалдело хлопающим глазами «знатоком», втянувшуюся в коридор сразу за воинским начальством.

— Эт-то что еще за хрень?! — оглушительно гавкнул майор, топнув ногой. — Рядовые Катчинский и Валуев, вы что здесь делаете? Кому было сказано: очистить территорию двора от мусора? А? Быстро выполнять приказ, тараканы!

Призывник Иванов, хотя его никто пока ни о чем не спрашивал, опять попер на рожон. Он шагнул к майору, быстро и четко поклонился ему, прижав ладонь к левой стороне груди. И заговорил, чеканя каждый слог:

— Господин майор, разрешите обратиться?

— Эт-то что еще за хрень?! — отреагировал на непорядок все той же фразой майор. — Ты что еще за гусь, таракан?

И тут серолицый мужичок, скользнув к белоусому, шепнул ему на ухо несколько слов. И слова эти произвели такое впечатление, что майор осекся, нахмурился и свободной рукой покрутил ус.

— Фамилия, имя, отчество, призывник? — уже тише и голосом не гневным, а привычно командирским, спросил он.

— Иванов Василий Морисович, — выпалил призывник Иванов.

Майор оглянулся на серолицего. Тот кивнул.

— Пройдите в кабинет, призывник Иванов, — приказал майор.

И все шестеро, включая призывника, скрылись за дверью, на которой прикноплен был лист с надписью «Медосмотр».

Призывники взволнованно загомонили, окружив четверку и наперебой выясняя подробности из ряда вон выходящего инцидента. И снова мало кто из них заметил, как покинул кабинет, а потом и само помещение серолицый человек в гражданском костюме.

Серолицый же, выйдя по двор, отошел подальше от угрюмо скребущих метлами усыпанный желтыми листьями асфальт рядовых Катчинского и Валуева. И, еще раз убедившись, что никого рядом нет, достал из кармана мобильный телефон.

— Да, — набрав номер и дождавшись ответа на вызов, проговорил серолицый. — Я уже на месте. Да, это он… Теперь его зовут Василий Иванов. Уверен… Согласитесь, далеко не у каждого восемнадцатилетнего пацана имеются следы от пулевых ранений — и точно в тех местах, где мы и предполагали эти следы обнаружить. Да, шрам от сквозного ранения на левой ладони и пулевой шрам на правом боку… Описание внешности тоже совпадает — во всех мелочах… Кроме того, я уже имел возможность убедиться в том, что и психологический портрет, данный объекту, по отношению к призывнику Иванову верен. Да… Да… Когда мне сообщили, я сразу же принял меры, чтобы его задержали на сборном пункте. Да… Слушаюсь. Служу России!

Закончив разговор, серолицый убрал телефон и, подняв глаза к нежаркому осеннему солнцу, улыбнулся. Наконец, задание успешно выполнено. А ведь тогда, два месяца назад, когда весь Саратов гудел от неожиданных громких новостей, задание это казалось довольно сложным.

Ну кто поверит, что пацан-детдомовец в одиночку сумел обезвредить такое количество взрослых вооруженных людей и штурмом взять надежно охраняемый особняк? Полиция и следственный комитет долго терялись, не зная, какую версию выдвинуть. Пришлось им подсказывать. И вскоре официально было заявлено: не было, конечно, никакого Олега Гай Трегрея, а была банда дерзких грабителей, наметивших своей целью резиденцию известного предпринимателя и мецената Ростислава Юлиевича Елисеева. Бандиты, кстати, удачно обнаружились в изрядно покалеченном состоянии в окрестных лесопосадках. Как в таких случаях водится, они, в конце концов, написали признательные показания, были судимы и осуждены на длительные сроки заключения.

Перешагнув первую закавыку, громкое дело со свистом принялось накручивать лихие виражи дальше. Известный предприниматель и меценат Ростислав Юлиевич Елисеев был уличен в педофилии, совращении несовершеннолетних, похищении людей и организации убийств… Кроме того, в его особняке были обнаружены в немалых количествах наркотики, нигде не зарегистрированное оружие, а также ценные предметы старины, проходившие в полицейских списках как находящиеся в розыске. Никакие связи и высокие покровители Елисееву не помогли — по той причине, что первыми на месте преступления оказались не полицейские, а журналисты. Один из таких писак, Виктор Гогин (кстати, проходящий по делу Елисеева потерпевшим), даже умудрился в кратчайшие сроки наваять целый роман, права на экранизацию которого уже купил за очень солидную сумму центральный телеканал…

И параллельно с полицией, следственным комитетом и прокуратурой работала над делом Елисеева и еще одна могущественная организация, тоже ответственная за безопасность граждан Российской Федерации.

И организацию эту главным образом интересовал тот самый Олег Гай Трегрей, про которого официальные источники уже забыли упоминать. Организация не мучилась вопросом: а был ли мальчик? Сотрудники ее знали точно — мальчик был. Неплохо помог в расследовании некто Мазарин Руслан Карлович, более известный в определенных кругах как Кардинал — кстати, когда-то тоже принадлежавший к этой организации. Правда, этот факт нисколько не помешал сотрудникам, работавшим с Мазариным, передать его в руки полиции — как только из него вытянули все, что можно было вытянуть. После Кардинала в обработку взяли круг лиц, общавшихся с невесть куда исчезнувшим после ночного боя в Елисеевке Олегом Гай Трегреем. С бывшим старшим лейтенантом Никитой Ломовым, к тому времени уже освобожденным из следственного изолятора. С бывшим директором детского дома номер четыре Ростовой Марией Семеновной. Особо пристально — с воспитателем того же детдома Пересолиным Евгением Петровичем. Очень заинтересовала специалистов всесильной организации методика совершенствования физических и психических способностей человека, в основы которой посвятил Пересолина Трегрей. Даже не просто заинтересовала — шокировала… Взяты были в обработку и охранник детского дома Алимханов Нуржан Мухаметович, и санитары областной психиатрической больницы… и много еще кто — все те, кто хоть раз в жизни общались с Олегом. Кропотливая работа дала много важной и — чего греха таить — откровенно невероятной информации. Но вопрос, где сейчас находится Олег Гай Трегрей, все так же оставался без ответа.

Сотрудникам, ведущим разработку, было очевидно одно: люди, ближе всего общавшиеся с Трегреем, хорошо знали, где его искать. По крайней мере, в каком направлении начинать поиски. Знали, но упрямо молчали.

Впрочем, очень уж сотрудники, ведущие расследование, с допросами лиц, входящих в ближайший круг Трегрея, не усердствовали. Было ясно — рано или поздно этот парень даст о себе знать. Такие люди к длительной подпольной жизни не приспособлены. Нужно только грамотно раскинуть сети, и этот загадочный Олег Гай Трегрей обязательно в них попадется…

Серолицый снова улыбнулся.

Так оно и произошло.

— Ну что ж, парень, — неслышно, одними только губами, прошептал он, — вот теперь ты от нас никуда не денешься…