— Значит… — говорит она. И подходит ко мне совсем близко, еще ближе, чем раньше, так близко, что я чувствую ее дыхание на своем лице. Оно пахнет не дымом, а земляникой.

— Значит… — повторяю я.

Земляничный запах едва ощутим, и я вдыхаю глубже, чтобы насладиться им. Удивительная женщина, второй такой я не видел. Я делаю еще один вдох и говорю:

— Мой друг Габриэль… Несбит говорит, что ты спасла ему жизнь. Спасибо. Я хочу его увидеть.

— Конечно, хочешь, — отвечает Ван. — Как и он хочет увидеть тебя. А мы хотим увидеть письма.

Письма лежат в той же коробке, где хранил их Габриэль; я открывал ее только раз — в тот день, когда нашел их в женевской квартире Меркури. А теперь меня так и подмывает вынуть коробку из рюкзака. Но когда я нагибаюсь к нему, то вдыхаю другого воздуха, который не пахнет земляникой. И снова выпрямляюсь, держа в руках рюкзак, но не письма.

Ван улыбается мне, и я чувствую, как у меня слегка подгибаются колени. Анна-Лиза красавица, но в Ван Даль есть что-то гипнотическое. Она по-настоящему оглушает. Надо держать ее на расстоянии.

— Мне надо на воздух, — говорю я, подхожу к окну и открываю скользящую стеклянную дверь. — Давай поговорим на улице.

Воздух там чистый. Без земляники. Хотя очень жарко.

Ван идет за мной и жестом приглашает меня в патио, где можно посидеть в тени. Я подхожу к низкому дивану, но не сажусь, а жду, пока усядется она, и встаю напротив.

Она зовет Несбита.

— Попроси прийти Габриэля и принеси лимонада и чаю на четверых. — Она жестом показывает мне сесть: — Садись, пожалуйста. Габриэль сейчас выйдет.

— Несбит говорил мне, что в Габриэля стреляли, но он поправился. Это правда?

— В него попали дважды, а пули Охотников — опасная вещь. Но да, Габриэль прошел через это. — Она стряхивает пепел со своей сигареты, снова глубоко затягивается и добавляет: — Он еще не совсем поправился. Он очень любит тебя, Натан, и я боюсь, что Несбит, мой идиот-помощник…

— Деловой партнер, — поправляет тот, появляясь в патио с кувшином лимонада в руках, который он ставит на стол между нами.

Ван продолжает:

— Несбит, мой идиот-помощник, сказал нам, что ты мертв. Как я уже говорила, Габриэль очень любит тебя. Он…

Справа от меня какое-то движение. Я оборачиваюсь и вижу Габриэля, который, пристально глядя на меня, медленно входит в патио. Я вижу, что он не верит своим глазам. Он сильно исхудал и говорит что-то очень тихим голосом.

Я встаю, не зная, что сказать. Слова тут неуместны. Мне хочется сказать, что я обязан ему жизнью, но он и так это знает.

Я делаю к нему шаг, он бросается ко мне и обнимает меня, а я его. Он опять говорит что-то очень тихо, по-моему, то же, что и в первый раз, только это по-французски, и я не понимаю.

Он отводит голову назад и заглядывает мне в глаза. Он не улыбается, лицо у него худое и серое. Глаза все те же, фейнские, карие, белки подернуты красной сосудистой сеткой.

Я по-прежнему не знаю, что сказать, и выпаливаю первое, что приходит в голову.

— Я ждал в пещере. Благодаря тебе я смог выбраться из Женевы. Я так надеялся, что ты жив. Я бы умер, если бы не ты.

Раньше он ответил бы на это каким-нибудь едким комментарием, но сейчас он только прислоняется ко мне и снова говорит что-то по-французски.

Так мы и стоим. Я обнимаю его, чувствуя, как он исхудал, как у него торчат ребра. Я не отпускаю его, пока он сам не разжимает объятия.

Он говорит:

— Я думал, что ты умер. — И я соображаю, что именно это он и говорил по-французски. — Несбит сказал, что видел твое тело.

— Несбит дурак, — чирикает Ван за нашими спинами.

Несбит входит с подносом, заставленным чайными принадлежностями, и говорит:

— Это оскорбительно. Если бы вы сами его видели… — Он опускает поднос на стол и снимает с него фарфоровый чайник, молочник, чашки, блюдца и сахарницу, не переставая бормотать про то, какой я был весь серый и холодный, и про мои закаченные глаза.

Закончив, Несбит садится и берется за чайник.

— Значит, я буду мамочкой, ладно?

Следующие полчаса мы рассказываем друг другу о том, что с нами приключилось. Начинает Ван, она говорит мне:

— Натан, ну, расскажи нам о том, что было после того, как вы расстались с Габриэлем.

Я пожимаю плечами. Я не знаю, что стоит говорить, а о чем лучше помолчать, не знаю, что ей уже известно.

— Давай я тебе подскажу. Вы, точнее, Роза, похитили некий нож из одного дома в Женеве. И не просто какой-нибудь старый ножик, а Фэйрборн. И не из какого-нибудь дома, а с базы Охотников, и не у какого-то Охотника, а у самого Клея, их вожака. Роза была по-настоящему талантливой ведьмой. Однако план был не продуман, и Роза заплатила за это жизнью. А тебя ранили. — Ван затягивается сигаретой и выдыхает длинную струю дыма в направлении меня. Я ощущаю легкий аромат земляники. — Расскажи нам, что было потом, Натан.

Я смотрю на Габриэля, он кивает.

— В меня стреляли и ранили, я не мог бежать. Габриэль спас меня, он отвлек Охотников. — Я пытаюсь свернуть разговор опять на нее и спрашиваю: — А вы спасли Габриэля, только что вы делали в Женеве той ночью? Я думал, что все Черные Ведьмы сбежали. В городе было полно Охотников.

— Давай сначала дослушаем твою историю до конца, — говорит она, с каждым словом выпуская изо рта клуб дыма. — Ты был ранен, но у тебя был Фэйрборн. Ты бежал из Женевы через лес…

Габриэль перебивает.

— Но как ты оказался в лесу? Почему не вернулся в коттедж Меркури через квартиру?

— От яда, который был в пуле, мне стало плохо. Я заблудился. Пока вышел на квартиру, там было уже полно Охотников. Тогда я пошел пешком, — решил, что до моего дня рождения еще много времени и я успею добраться до Меркури вовремя. По дороге я украл еду, одежду и деньги. Сначала от еды мне становилось лучше, но я все слабел и слабел, пока не упал. Тогда я вырезал из себя яд и отключился. Не умер, конечно, но был очень близко к тому. Тогда-то Несбит меня и увидел. Потом я очнулся и опять пошел к Меркури.

Ван глубоко затягивается.

— И разумеется, у всех у нас на уме один вопрос: ты успел?

— Успел. Но церемонию Дарения провела не Меркури.

— А. Потому что у тебя не было Фэйрборна?

— Нет, потому, что она была занята — отбивалась от Охотников.

Все ждут, что я скажу дальше.

Я говорю:

— Три подарка дал мне мой отец.

Ван моргает.

— Наверняка это была необычная церемония.

— Да.

Я замечаю взгляд Ван, брошенный на мое кольцо и мою руку. Я спрашиваю ее:

— Вы его знаете? Маркуса?

— Мы пару раз встречались, года два назад, очень коротко. Он больше не приходит на собрания Черных Ведьм. Давно не приходил.

— Вы знаете, где он живет?

Она качает головой.

— Этого не знает никто.

Секунду-другую мы все молчим, потом Ван произносит:

— И твой Дар, насколько я могу судить по оговорке Несбита, такой же, как у твоего отца. Очень редкий Дар.

Она смотрит на меня, я пытаюсь сохранить выражение безразличия. Не хочется думать о звере. С тех пор как я убил Киерана сегодня утром, он не подавал признаков жизни.

— А что было потом? — спросил Габриэль.

— Отец ушел. Долина кишела Охотниками. Меркури была в ярости. Она сказала мне, что Анна-Лиза у нее и что она освободит ее только в обмен на сердце или голову моего отца. Тут нас нашли Охотники, и я побежал. Примерно через неделю мне удалось от них оторваться. Тогда я вернулся назад, в пещеру, и стал ждать тебя.

— Ты долго ждал.

Я трясу головой, но я не могу сказать ему, что чуть не сдался.

Ван добавляет:

— Да, нам всем повезло, что Натан такой терпеливый.

Рот Габриэля слегка подрагивает.

— Я всегда так о нем и думал: Натан — терпеливый человек.

— И все это вместе чудесным образом приводит нас к настоящему, — продолжает Ван. — Несбит нашел тебя в пещере, когда пошел забирать письма. А! Кстати, о письмах: не будешь ли ты так любезен отдать их сейчас мне?

Я спрашиваю Габриэля:

— Как ты хочешь, чтобы я с ними поступил?

— Я обещал, что отдам их Ван.

— И ты хочешь сдержать свое обещание?

— Она спасла мне жизнь.

Я смотрю на Ван. На ее лице торжество безмятежности.

И я торжественным тоном говорю:

— Конечно, Габриэль, они ведь твои, и я возвращаю их тебе, так же как Ван должна вернуть мне Фэйрборн, потому что он мой.

Ван улыбается, так же безмятежно.

— Твой? Ты украл его у Клея. Точнее, его украла Роза.

— А Охотники украли его у Массимо, моего прадеда. Он принадлежит моей семье.

Она пьет чай и говорит Несбиту:

— Как, по-твоему, вернуть ему Фэйрборн? Тебе решать, ведь это ты его достал.

Несбит скалится, точно злая собака, и встряхивает головой один раз.

— Я вынуждена согласиться с Несбитом. Ты небрежно обращался с ножом в первый раз. Если уж Несбит смог забрать его у тебя… то смог бы и ребенок. А его нужно хранить в надежном месте. Это опасный и могущественный предмет. Так что, думаю, пока я пригляжу за ним сама.

— Он мой!

— Вообще-то, мой дорогой мальчик… — Ван смотрит на меня, и в ее глазах горит драматический синий огонь, — я с тобой согласна. Однако — говорю это, питая к тебе одни лишь добрые чувства, — не надо, чтобы он был у тебя. Пока. Это неприятная вещь, полная злого волшебства. Уверяю тебя, у меня он будет в безопасности. — Она тянется к чайнику. — Еще чаю?