Голоса чертовски тонки

Новые истории из фантастического мира Шекспира

Это — времена Шекспира. Времена, когда бушуют бури, гремят сражения, творится магия — и пишутся истории. Внимайте пять новых сказок, великолепных и ужасных, придают новый облик бессмертным творениям Барда. Перед вами новый сборник повестей что, может статься, будут передаваться из уст в уста столетиями!

Памяти Лизы Джардин,

кавалера Ордена Британской Империи,

действительного члена Лондонского королевского общества по развитию знаний о природе

и Королевского исторического общества

(1944–2015)


От составителя

Эта книга посвящается памяти профессора Лизы Джардин, умершей в октябре 2015 г. после тяжелой продолжительной болезни.

Профессор истории эпохи Возрождения Университетского Колледжа Лондона, основательница Центра междисциплинарных исследований в области классических языков и литературы… Полный список должностей, почетных званий и наград, присужденных Лизе научными учреждениями всего мира, слишком велик, чтобы публиковать его здесь. Действительный член Лондонского королевского общества по развитию знаний о природе и Королевского исторического общества, она была авторитетом мирового уровня в вопросах истории эпохи Возрождения, владела восемью древними и современными языками, была страстным и тонким публицистом и регулярно выступала по телевидению и радио. Кроме этого, в 1997–1998 гг. она читала курс лекций о творчестве Уильяма Шекспира в Лондонском университете королевы Марии, где выпала честь учиться и мне.

Ее лекции — кроме феноменального владения темой, эмоциональности и непредвзятости — запомнились мне стремлением изучать Шекспира в современном контексте. Мы изучали различные редакции и дополнения, рассматривали язык Шекспира в его эпоху и в наше время, спорили о его политических убеждениях… Помню лекцию о «Ромео и Джульетте», почти полностью основанную на фильме База Лурмана [Баз Лурман (англ. Baz Luhrmann) — австралийский кинорежиссер, сценарист, актер и продюсер. Речь идет о его фильме «Ромео + Джульетта», снятом в 1996 г., где действие пьесы У. Шекспира «Ромео и Джульетта» было перенесено в современность. (Здесь и далее — примеч. переводчика).]. А однажды мы чуть ли не пол-лекции рассматривали фото с гвардейцем, безмолвно плакавшим на похоронах принцессы Дианы, обсуждая эмоции и способы их выражения…

С тех пор я почти не вспоминал о Лизе, пока не услышал о ее смерти — как раз в тот момент, когда работал над этой книгой. Нет, я не суеверен, но это необычайное совпадение потрясло меня до глубины души. Одобрила бы Лиза сборник, который вы держите в руках? Не знаю. Остается лишь надеяться на это. Она стремилась подарить Шекспира современному миру, и, по-моему, Фоз, Кейт, Эмме, Адриану и Джонатану это вполне удалось. И в этом есть некая высшая справедливость: миру будет очень не хватать голоса Лизы (кстати, отнюдь не «чертовски тонкого») [Название сборника является вольной цитатой из пьесы У. Шекспира «Сон в летнюю ночь», взятой из эпизода, где несколько простолюдинов собираются ставить пьесу по вавилонскому мифу о Пираме и Фисби. // Флейта: Нет, черт возьми, я не хочу играть роль женщины — у меня пробивается борода. // Пигва: Это ничего не значит. Вы будете играть эту роль в маске и говорить таким тоненьким голоском, каким вам будет угодно. // Основа: Если я могу спрятать мое лицо под маску, то дайте мне играть роль Фисби. Я буду говорить чертовски тоненьким голоском: «Фисби, Фисби! Ах, Пирам! Мой дорогой, мой возлюбленный! Твоя дорогая Фисби, твоя дорогая возлюбленная!» (перев. Н. М. Сатина).].


Дэвид Томас Мур

Ноябрь 2015 г.

Дэвид Томас Мур

Священными светилами ночными

[На английском языке этот рассказ был опубликован отдельно от корпуса текстов, входящих в книгу, в качестве своеобразного «тизера» сборника. В российское издание он включен по любезному предложению правообладателей.]

— Хорошо, Уилл!

Он поднимает взгляд от страницы, смотрит на меня, слегка улыбаясь, и я трепещу от радости.

Я, конечно, сплю.

— Хорошо, и ты сам знаешь, что это хорошо! Во имя веры, я ж сколько раз тебе твердил!

Он небрежно швыряет страницы на стол, и я бросаюсь собирать их, следя за тем, чтобы не опрокинуть чернильницу.

— Спасибо, Кит [Кристофер Марло — английский поэт, переводчик и драматург-трагик Елизаветинской эпохи, наиболее выдающийся из предшественников Шекспира, также — разведчик.]. На самом деле, работа еще не закончена. Так, значит, у меня получилось? Он настоящий злодей? — я нервничаю и запинаюсь. Кит один из моих лучших друзей в Лондоне, — мой первый настоящий лондонский друг, но, когда я показываю ему свою работу, то чувствую себя каким-то жалким школяром.

…в свете ламп сверкает лезвие…

— Замечательный, чудовищно жестокий король! — потягиваясь, как кошка, он встает. — «Так низость голую я прикрываю лохмотьями священных ветхих текстов и, сердцем дьявол, выгляжу святым» [У. Шекспир. «Ричард III», действие I, сцена 3. Пер. Б. Лейтина.]. Превосходно. Аллен [Эдвард Аллен, известнейший актёр елизаветинской Англии, современник Шекспира. «Молодой Бербедж», упоминаемый далее — Ричард Бербедж, английский актер, друг и соратник Шекспира, первый исполнитель ролей Гамлета, Ричарда III, Лира, Генриха V, Отелло, Ромео, Макбета и др.] вникнет в эту сцену и так злобно глянет на это мужичье в зале, что они тут же обмочат свои брэ [Средневековое нижнее белье, предшественник кальсон и трусов.].

— А я думал дать шанс молодому Бербеджу…

— Да? — он изгибает бровь, и я, покраснев, утыкаюсь в свои бумаги. Но, поразмыслив, Кит кивает. — Хороший выбор. Он уже достаточно зрел, и у него определенно есть талант.

— Я тоже так думаю.

Я беру свою кружку и, обнаружив, что она пуста, встаю и иду к очагу за стоящей подле него бутылкой хереса.

— Хорошо, Уилл, но… — друг салютует мне кубком, выжидающе смотрит на меня, и я послушно наполняю собственную кружку. — Но, как я уже говорил, загвоздка не в таланте, а в опыте. Ты пишешь о Падуе, о Вероне, но ты никогда там не был. Матерь божья, да ты даже в Кале никогда не был!

— Я знаю, что ты собираешься сказать, но…

— Уилл, едем со мной. Я отправляюсь завтра или послезавтра. Венеция, Флоренция…

— Но, Кит, я занят. Говард требует, чтобы «Ричард» был готов через две недели, и еще хочет пьесу о Черном принце, как только я…

Он театрально закатывает глаза.

— Опять эти короли! И все для того, чтобы польстить старому мешку с…

— Кит, прошу тебя! — я нервно оглядываюсь, хотя мы одни в моей чердачной каморке, и беспомощно пожимаю плечами. — А Генри Кэри нужна комедия для его новой труппы. Что-нибудь этакое, где одних путают с другими, и чтоб непременно был какой-нибудь дурень, и все бегали взад-вперед…

Кит пьет, ставит кубок на стол и смотрит мне в глаза.

— Два месяца, Уилл. Венеция, Флоренция, у меня там кое-какие дела…

— Хочешь улизнуть от Тайного Совета? Но почему бы тебе не обратиться прямо к королеве?

Он морщится.

— Скорее всего, я исчерпал кредит ее доверия. В любом случае, к моему возвращению все уже забудется. Поехали, Уилл, прошу тебя. Будет весело!

Я таращусь на него и хочу сказать: «Да!», хочу сказать: «Поехали! Не будем ждать ни минуты, едем сейчас же!» В Лондонском Пуле всегда найдется корабль, готовый отправиться в Венецию. Я жажду сказать это и изменить прошлое…

Но ничего не происходит. Я смотрю себе под ноги, и глупо, неловко молчу.

Кит пожимает плечами.

— Перед отъездом задам тебе этот вопрос еще раз. Завтра я буду в Детфорде — Поли [Роберт Поли, один из агентов Тайного Совета, занимавшихся делом Марло.] просил меня присоединиться к нему у Элеоноры Булл, — но я еще вернусь.

Что-то касается моей спины, и я просыпаюсь. В моих комнатах темно — теперь они просторнее и лучше обставлены — и до рассвета еще далеко. Чья-то нога, теплее моей…

Эдвард? Джон? Я был чересчур пьян и не запомнил. Обычно я отправляю актеров восвояси: от них одни неприятности, да еще у половины — сифилис. Но я топил печаль в вине — и сам тонул в печали, — и тут явился этот то ли Эдвард, то ли Джон, запрыгал вокруг, плюхнулся ко мне на колени, заерзал, и я позволил этому случиться. Возможно, даже хотел, чтобы это случилось.

Какой-то миг я думаю об Энн и морщусь. Ладно. Отложим тревоги до утра. А пока — пусть все это еще немного послужит мне утешением.

…люди, дерутся за кинжал…

Миновало тринадцать лет. Теперь я довольно богат. Новый король видел истории, написанные мною в угоду старой Бесс [Т. е. королеве Елизавете.], и желает, чтобы я написал и о его предках. Рукопись, можно сказать, у меня на столе, и я чувствую себя виноватым.

— Эй, Дикон! — говорю я, вновь засыпая — легко, будто задув свечу. — А Кит здесь? Я думал с ним увидеться.

В «Голове королевы» полно актеров и драматургов; сегодня шума и веселья здесь куда больше, чем обычно. Лицо Бербеджа внезапно бледнеет. Что я такого сказал? Уж не ослышался ли он?

— Я говорю…

— Уилл, ты разве не слышал? — говорит молодой актер, опуская руку мне на плечо, будто я уже в горе, будто он уже сказал то, что собирается сказать — то, что я уже знаю, понимая, что сплю.

— Неужто Тайный… — начинаю я.

— Уилл, Кит мертв. Убит вчера ночью.

Пальцы Ричарда сжимают плечо, он пристально глядит мне в глаза, ожидая увидеть в моем взгляде боль.

— Убит?

…сверкает лезвие, люди дерутся за кинжал…

— Кабацкая драка. Счет не поделили. Так говорят.

Он все еще пристально смотрит мне в лицо, все еще следит за мной, все еще…

Я не видел, как это случилось, но с того дня начал видеть это во сне — драку, кинжал, кровь.

Нет, не всегда. Порой этот сон мучает меня еженощно на протяжении месяца, порой я не вспоминаю о нем целый год. Но он, тот миг, неизменно возвращается…

…желтый отблеск на лезвии; брызжет алая кровь…

Я как будто виню во всем кинжал. Не Фрайзера [Ингрэм Фрайзер, убийца Кристофера Марло.], совершившего убийство, не ублюдка Поли, наверняка приложившего к нему руку, но сам кинжал, как будто неразумная сталь могла намеренно убить, утоляя жажду крови. Кинжал… Кто знает, что с ним сталось? Наверное, лежит себе в мошне на чьем-то поясе и служит целям не более мрачным, чем нарезание сыра.

Однако он не покидает моих мыслей. Он преследует меня. Он пляшет в моих снах, уничтожая все хорошее и доброе вокруг, поет пронзительные стальные гимны во славу смерти и утрат…

Я вновь просыпаюсь — резко, внезапно, сердце отчаянно бьется в груди. В спальне ничто не изменилось ни на дюйм. Я отбрасываю одеяла — то ли Джон, то ли Эдвард раздраженно ворочается и вопросительно мычит.

— Прости, — говорю я. — Я просто… мне нужно…

Он вновь разражается храпом, а я подсаживаюсь к столу и зажигаю лампу.

Кинжал…

Поначалу я думал просто спустить старика с лестницы, но нужно что-то сделать с этим кинжалом, и пьеса о шотландских предках старого Джимми [Т. е. для короля Якова (Иакова) VI Шотландского, он же Яков I Английский.] — как раз подходящее место. Подходящий мрачный приют для этой мрачной вещи. Кинжал всего лишь нужно…