Пожилые мужчины в костюмах песочного цвета. С внушительным брюшком и скучным выражением лица.

Семейные портреты — из тех, где обязательно кто-то закрыл глаза, чихнул или потянул сестру за косичку.

Девушки с кружевными зонтиками — в изящных шляпках, с мечтательными улыбками и темными, как вишни, глазами.

Нарядные девочки.

Целующиеся пары.

А вот родители Гильермо кормят уток на берегу того самого пруда…

На стенах висело прошлое — десятки людей. Которые умели хмуриться, улыбаться, гримасничать, щуриться, морщить лоб и надувать губы. Которые были уместны в осеннем парке, но их совсем невозможно было представить идущими по приказу Механического Бога. Вперед.

Скорее, их души взлетели на небеса, вслед за дирижаблями в изрезанном молниями небе.

Гильермо поднял новую фотографию к глазам и долго разглядывал.

Потом сполз по стене и уселся прямо на пол, уронив карточку лицом вниз.

— Я слишком соскучился по вам, — прошептал он. — По нам. И забыл — какие мы с открытым лицом на самом деле. Я перепутал.

Лицо девушки было как будто собрано из осколков. Аккуратный шов на подбородке — искусно прилаженная нижняя челюсть. Трещины на щеках, глубокие борозды на лбу — ровно три горизонтальные полосы, темно-синие. Товарный знак завода «Трес».

Если внимательно приглядеться к прическе, то видны отдельные пучки волос, приклеенные к блестящему пластику.

Нарисованные брови. И белая, беззубая челюсть, прячущаяся внутри улыбки.

— Ты… — беззвучно проговорил Гильермо. — Ты же кукла. Он так и заснул, скорчившись, на полу. А наутро поднялся и

долго стоял, покачиваясь с пяток на носки. Потом вышел из комнаты, где жило прошлое, громко хлопнув дверью. С потолка посыпалась бетонная крошка.

— В девять утра. В парке.

* * *

А10

…Мелькнуло — белый разрыв в воздухе, высоко, цепеллин покачнулся, но продолжал плыть… В него уперся луч прожектора, застрекотал пулемет — Гильермо видел, как бьется на земле злой огонек. С дирижабля вдруг сорвалось нечто маленькое, темное… мешок с песком? Гильермо почему-то вспомнил, что в кабину аэростата кладут мешки с песком, чтобы сбрасывать их и подниматься выше… Но тут?

Маленькое и черное падало.

Пологая траектория. В следующее мгновение маленькое и черное достигло земли.

Взрыв.

Вспышка ослепила Гильермо на несколько секунд, он зажмурился, чтобы не видеть мечущихся фигурок… отблесков взрыва…

…

Она не пришла.

Гильермо сел, прислонился спиной к обгорелому стволу. Удобно, неудобно — какая разница? Механическое ощущение собственного тела. Он поднял голову — на окуляры медленно падали хлопья сажи, в следующую секунду порыв ветра — и хлопья закружились в траурном танце.

Черная обгорелая осень.

Все тело как затекшая конечность. А есть ли во мне еще живые части? Гильермо закашлялся, уронил голову на грудь.

Когда-то здесь падали желтые листья. Стоит закрыть глаза — он закрыл глаза, увидишь — он увидел: листья лежат плотным слоем, еще видишь? — еще вижу. Желтые и красные. Он моргнул. Порыв ветра, и листья осыпаются. Понимаешь? Пони… нет, не понимаю.

Зачем?

Все дело в маске. Он поднял руку, нащупал защелку. Металл холодил пальцы. Нажать и… нет, не так. Я хочу видеть.

Он поднялся, помогая себе руками. Между черных стволов поднимался зеленый, клубами, дым. Цеппелины все-таки сбросили бомбы, подумал Гильермо. Зеленый дым плыл, с виду безобидный и даже радостный. Вдруг Гильермо увидел, как сквозь дым медленно идет знакомая фигура…

Гильермо ждал. Высокий старик в пенсне неторопливо брел по парку, держа зонт на плече. «Так я и знал», — подумал Гильермо. Не настоящий. Старик — механическая игрушка.

Старик шел. Гильермо видел его аккуратный костюм, кремовый галстук и беззащитное лицо с бородкой. Ни маски. Ни респиратора.

Коричневый зонт вдруг вырвался из руки старика, ветер подхватил его и понес — кувыркаясь, зонтик влетел в крону и застрял. Ветер трепал его, с обнажившихся спиц слезала ткань. Дыра в зонтике становилась все шире.

Гильермо перевел взгляд на старика. Не может быть! Клуб бледно-зеленого дыма медленно разворачивался в воздухе над лежащим телом. В следующее мгновение Гильермо понял, что бежит — усилием воли переставляя неподатливые столбы ног. Быстрее, быстрее.

Старик умер. В блестящих открытых глазах застыл некто в черной маске.

— Да это же я, — понял Гильермо. Дрожащими пальцами стянул резину с головы, провел ладонью по лбу и снова уставился в блестящие глаза старика. Там отражалось бесчувственное кукольное лицо с покосившимся провалом рта и серыми глазами навыкате. Гильермо сел на землю и расхохотался.

* * *

Механический бог с площади яростно смотрел в небо, откуда проклятые «киты» стреляли в армию его послушных игрушек. Те души, что он не успел украсть, вели цеппелины за горизонт, чтобы назавтра вернуться с новым огнем.

Старик, обернувшись, долго глядел на Гильермо.

Но когда ветер швырнул в него горсть обгорелых листьев, дрогнул и полетел вослед своим, прочь из железного города-клетки.

Конец ознакомительного фрагмента