— Ты не смеешь разговаривать со мной в таком тоне, любезный.

— Еще как смею. Хочешь видеть Сэмми — плати. — Он выпятил живот, предъявив кредитную втулку, — танцовщицы тем же движением добивались совсем другого эффекта. Роан поколебался, вспомнил Сэмми и заплатил.

— Где ее можно найти?

— Следуй за своим членом, лозоходец.

Вышибала отступил, и Роан пошел по коридору, заглядывая в каждую комнату. Оттуда звучали смешки и неприличные предложения. Сэмми обнаружилась в пятой. Она сидела в зеленом халате у гримерного столика, поставив на выдвинутый нижний ящик босую ступню, и ее стройная нога была видна почти до бедра. Дымок от стима, который она курила, окутывал ее острые ушки. Зеленые кошачьи глаза осмотрели вошедшего с головы до пят.

— Сколько дали?

— Прошу прощения?

— Дэлу. Сколько вы ему отстегнули?

— Триста.

— Вот и зря. Он бы вас и за половину пустил.

— Учту на будущее. — Она зажгла новый стим; Роан переминался с ноги на ногу. — Вы не спрашиваете, зачем я пришел?

— Намек налицо. — От ее взгляда эрекция Роана тут же сникла. — Ну вот, сглазила!

— Я хотел пригласить вас на ужин.

— Ухаживание по всем правилам? Что-то новенькое. — Она встала и загасила стим. — Есть хорошее местечко в Понитауне, там допоздна открыто.

— Я бы предпочел «Французскую пекарню». — Роан полагал, что лучший столичный ресторан произведет на нее особенное впечатление.

— Дурачок ты, — засмеялась она. — Там мне лучше не светиться.

— Сегодня ты, по-моему, достаточно засветилась, — отрезал он.

— Это стрип-шоу, сюда всякий может прийти, а в высших кругах нам вместе лучше не появляться. Ты кто, кстати? Какого благородного дома выродок?

— С чего ты взяла, что я ПИФ?

— Ой, да брось ты.

Он подумал о своей ответственной должности, о холодной отстраненной жене.

— Я Роан. Довольно с тебя на этот вечер?

Она кокетливо склонила головку набок и сказала уже поласковей:

— Ладно. Я тебя буду Аном звать, а ты меня Сэмми. Забудем на одну ночь, кто мы есть.

— А потом?

— Как получится.

Сэмми дала указания его хайджинскому водителю Хоббу. Ни Хобб, ни его хозяин не подали виду, что Понитаун им хорошо знаком — где-то неподалеку находился любимый массажный салон Роана. Лапки массажистки-исанжо обеспечивали клиентам приятное сочетание мягкого меха и жестких подушечек.

После долгой жары ночь выдалась прохладная. Люди, хайджины, исанжо, типони, сланки прогуливались по улицам, слушали музыкантов, играли во все от костей до шахмат; тонкие как флейты типони, собравшись в кучку, занимались чем-то своим, непонятным для посторонних. Влюбленные обнимались на скамейках маленького парка, старики, сидя там же, смотрели, как стартуют корабли из космопорта Христофора Колумба. Хобб открыл двери флиттера, и Роан ощутил легкую дрожь под ногами, когда взлетел очередной звездолет. Ярко-оранжевое пламя из его дюз на миг затмило огни ближней туманности.

Прохожие обращали внимание на необычайно роскошный для этих мест флиттер.

— Я тебя вызову, когда понадобится, — вполголоса сказал Роан. Хайджин послушно склонил длинную костистую голову, показав золотую гриву между воротником и фуражкой. На Сэмми были облегающие брючки, заправленные в высокие сапоги, и переливающийся, будто струящийся шелковый топ в зеленовато-синих тонах. Рыжевато-кремовые волосы падали ей на плечи. На нее оборачивались, у Роана перехватывало дыхание.

— Так где будем ужинать? — спросил он.

— Тут. — Ресторан был исанжевский, с деревьями в кадках и протянутой между ними веревочной паутиной. Официанты передвигались по ней с помощью рук, перепончатых ног и хвостов, умудряясь ничего не ронять с подносов.

Один из них соскользнул с дерева, как только Роан и Сэмми устроились на веревочных креслах. Блокнот для заказов висел у него на шее вместе с кредитной втулкой.

— Что будем пить? — осведомился он, слегка шепелявя.

— Шампанское, — сказал Роан.

— Я вообще-то не люблю шампанское, — заметила Сэмми.

— Извини, не спросил. Что же тогда?

— Текилу.

Официант посмотрел на Роана бездонными, черными, нечеловеческими глазами в обрамлении золотого меха.

— Мне то же, что и даме, — сделал галантный жест Роан. Исанжо взлетел на дерево и умчался.

— Да ты сама вежливость, — подивилась Сэмми. — Ты разве пьешь текилу?

— Отчего же нет, пью.

— А дома что пьешь? — Изумрудные глаза уставились на него.

— Шампанское, мартини. Летом иногда пиво или джин с тоником. Вино за обедом. А что?

— И часто прикладываешься?

— Каждый вечер, — не подумав, выпалил он. — Можно подумать, ты мой доктор.

— Расслабиться хочешь? Забыться? То и другое вместе?

— Ты преувеличиваешь. Мне просто приятно выпить немного вечером. — С месяц назад, услышав заливистый смех Джулианы, флиртующей с молодым офицером (которого она после взяла в любовники), он напился до полной отключки.

Другой исанжо вывел Роана из задумчивости, поставив на стол хлеб и миску с соусом. Глаза от пряного аромата наполнились слезами, а рот слюной.

— Сегодня ты был пьян, иначе ни за что бы не пришел ко мне за кулисы. — Сэмми обмакнула хлеб в соус.

— Ты такого низкого мнения о своих чарах?

— Твое чувство приличия намного сильнее их, — сухо проронила она.

— Тут ты, пожалуй, права.

— Вот видишь. Почему же тогда пришел?

— Потому что ты прекрасна… а я одинок.

— По-твоему, слияние двух тел в темноте сможет это исправить?

Роан ответил не сразу из-за комка в горле. Он смутился, откашлялся и спросил — небрежно, как ему хотелось надеяться:

— Выходит, ты сама предлагаешь?

— Нет, предложить должен ты. У меня еще осталась кое-какая гордость.

— Твоя… профессия кажется тебе унизительной?

Зеленые глаза ожгли его презрительным недоверием.

— Что ж, вот и ответ.

— Это все ваша государственная религия. Все женщины должны быть либо мадоннами, либо шлюхами.

— И к какой же категории ты относишь себя?

Это был правильный вопрос: она улыбнулась.

— К какой захочешь.

— Что-то я сомневаюсь в твоей сговорчивости.

Принесли напитки. Она продолжала улыбаться ему поверх своего стакана.

— А ты не так уж глуп для аристока.

— Спасибо. Ты не так уж банальна для стриптизерши.

Они чокнулись, и он, почему-то занервничав, выпил свою текилу до дна.

— Ты полегче, кабальеро. Не на себе же тебя отсюда тащить.

— Об этом позаботится мой водитель.

— Он и в постель со мной ляжет? — Сэмми взяла меню. — Давай заказывать, умираю с голоду.

Любовью она занималась не менее талантливо, чем танцевала.

Когда Роан застонал и скатился с нее, все еще содрогаясь всем телом, она села на него верхом, провела пальцем по губам, погладила шею, грудь и живот, который он тщетно пытался втянуть. Его член дрогнул было в ответ на ее гортанный смешок и опять сник.

Он так хотел ее, что едва дотерпел до ее квартиры в Палочном Городе, типонском квартале. Сорвал с Сэмми одежду, швырнул на кровать, расстегнул собственную рубашку, спустил штаны и упал на нее почти без прелюдий.

— Извини, — сказал он, прикоснувшись к ее лицу. — Тебе, думаю, не очень понравилось.

— У тебя еще будет шанс наверстать. — Она тронула его губы своими. У них был вкус ванили с легким оттенком текилы.

Лаская ее бедра, он нащупал под шелковистым мехом рубцы — раньше он, всецело поглощенный собой, ничего не заметил. Сэмми застыла.

— Что это?

— Я была на Иншаме.

Он отдернул руки, как будто сам вырезал ей яичники.

— Мне еще повезло. Не убили, как видишь, всего лишь стерилизовали.

— Вся вина лежит на этом фанатике, адмирале, — начал оправдываться Роан. — Правительство никогда… мы прекратили это, как только узнали.

— К тому времени погибли уже три тысячи семьсот шестьдесят два ребенка. Знаешь, сколько нас осталось? — Он помотал головой. — Двести тридцать восемь.

— Ты знаешь точную цифру? — глупо, не зная, что бы еще сказать, спросил он.

— О да.

— Как же ты…

— Меня и еще нескольких детей спас один ваш солдат. Он стрелял в своих же товарищей… сентиментальный был, видимо.

— Плохо же ты думаешь о людях. Может быть, он просто считал варварскими и аморальными действия своего командира.

— Кто же все это творил, как не люди? — Она помолчала и добавила: — Я часто думаю, что с ним сделали. Отдали, наверноЕ, под трибунал и казнили за то, что не подчинился приказу?

Роан, не в силах больше смотреть ей в глаза, отвернулся. Щетина царапнула по шелковой наволочке, от которой пахло сиренью.

— Нет. Всех солдат, в том числе и не подчинившихся, просто демобилизовали.

— Это хорошо. Больно было думать, что он поплатился жизнью за свое милосердие.

Оба долго молчали.

— Во всех ваших бедах виноваты кариане, нарушившие закон.

Сэмми потеребила его за нос.

— Если б они его не нарушили, меня бы здесь не было и ты не лежал бы такой весь довольный.

Он хотел сесть и поцеловать ее, да брюшко помешало. Сэмми, облегчая ему задачу, легла рядом и взяла его член в ладони. Ее голова покоилась у него на плече, волосы щекотали подбородок, дыхание грело шею.

— Ты нас ненавидишь, да? — отважился спросить он.

— Глупый вопрос. Разумеется, ненавижу. Нет, не тебя лично — человечество в целом. Люди — это подлые, злобные обезьяны, и всей галактике было бы лучше, не расползись вы по ней, но ты ничего, нормальный.

— Ты ведь тоже наполовину человек.

— Значит, и подлости во мне хватает. Имей это в виду, — хихикнула Сэмми.

— Буду иметь. — Роан, одолеваемый сном, вспоминал ее танец, быстрые движения маленьких ног, играющий мускулами живот — вспоминал и снова возбуждался. Вспомнив еще и когти, он встрепенулся и спросил: — А коготки твои к перчаткам пришиты?

Он почувствовал легкий укол в паху, но пузо опять-таки мешало разглядеть, в чем там дело. Роан приподнялся и крикнул:

— Черт! — Выпущенные во всю длину коготки с диодами держали его быстро сдувающуюся плоть.

— Все натурально.

Теперь Роан испугался по-настоящему. Сэмми убрала когти, легла ему на грудь, накрыла волосами их обоих. Он, взяв ее за руку, пытался понять, откуда выходят когти — подушечки на пальцах казались ему совершенно гладкими. Но ее язык уже проник ему в рот, и он забыл о когтях.

— Я не причиню тебе вреда, Ан, — пробормотала она. — Обещаю.

— Значит, мы… Космический Корпус… убивали детей? — поразился Трейси.

— Ну да. Я не лгал Сэмми, все это и вправду учинил один свихнувшийся адмирал, религиозный фанатик. Но худа без добра не бывает — после той резни законы об инопланетянах немного смягчили.

— Кариане исчезли как раз в то время?

— Да, всего несколько дней спустя. Их фактории опустели, корабли, тоже пустые, дрейфовали в космосе или стояли на лунах и астероидах. — Роан, оглядев бар с преувеличенным вниманием сильно пьяного человека, нагнулся к Трейси и прошептал, дыша алкоголем: — Может, они до сих пор среди нас, а мы и не знаем.

У Трейси закололо между лопатками, словно в спину ему глядели вражеские глаза или, того хуже, стволы.

— Глупости. Космос большой, почему бы им не убраться от нас подальше? Тем более что мы так и не нашли их родную планету.

— На чем убраться? Корабли ведь свои они бросили.

Трейси заново пригляделся к мрачным посетителям, к веселому бармену, к официантке. А вдруг каждый из них лелеет в душе смертельную вражду?

Но Роан уже рассказывал дальше.

Ровно через два месяца после их встречи он подарил Сэмми золотое колье с изумрудами. Это массивное украшение напоминало египетские ожерелья Старой Земли, и тонкая шея Сэмми прямо-таки гнулась под ним. Первоначально колье покупалось для Джулианы, но она отвергла его, заклеймив как вульгарное: оно, мол, достойно скорее какого-нибудь нувориша, чем одного из ПИФ.

— Значит, это обноски твоей жены? — с кривой улыбочкой уточнила Сэмми.

— Да нет же, она его ни разу…

— Ладно, уймись, — зажала ему рот Сэмми. — Оно красивое, и раз уж я подобрала ее мужа…

Они были в горах, в его охотничьем домике, и любовались редким в этих краях снегопадом. Спальню освещал только огонь в камине, ветер за окном плакал, как женщина.

Сэмми переплела его пальцы со своими.

— Зачем ты вообще на ней женился — по расчету? Ты ее любил хоть когда-нибудь?

— Я стал заменой. Ее жених пропал вместе со всем кораблем — ни обломков, ни тел не нашли. По окончании траура ее отец связался с моим, хотя я, как финансист, не шел ни в какое сравнение с блестящим капитаном Корпуса.

— Он еще жив, твой отец?

Он рассказывал ей о своей семье, об их имении в Гренадинской системе. О сестрах, о младшем брате. О своих увлечениях, о любимых книгах и музыке. Порой она прерывала его вопросом, но больше слушала. Голова ее покоилась у него на плече, рука гладила его грудь. Дочь Ройеса — единственно хорошее, что было в их браке, сказал он.

Он открыл ей все: надежды, мечты, то, чего втайне желал и чего стыдился. Она слушала молча, и лишь камин, треща поленьями, подавал ему реплики.

После этого его влюбленность в Сэмми перешла в одержимость. Он рано уходил с работы и приходил домой на рассвете, если вообще приходил. Их беседы не прекращались: Сэмми, в отличие от Джулианы, непритворно интересовали и его экономические теории, и давние уроки фехтования.

Порой свиданиям мешала необходимость вывозить жену и дочь в свет. Их последняя ночь тоже началась с бала, открывавшего сезон.

Казалось, что стены и потолок огромного бального зала внезапно исчезли, уступив место созвездиям и туманностям. Эффект был поистине ужасающий: гости жались в середине, подальше от космических пустот, и танцевать было весьма затруднительно. Хозяйка дома леди Палани, судя по ее сжатым губам, пребывала в ярости, одна из ее дочерей заливалась слезами. Завтрашний день сулил красочные сплетни о провале их бала. Роан отдал пустую тарелку слуге-хайджину и взял у другого бокал шампанского. К нему подошел лорд Палани с еще более вытянутым, чем обычно, лицом.

— Впечатляет, — сказал ему Роан, кивнув на голографический космос.

— Как и цена всего этого. Сами настояли… никогда не угадаешь, что им взбредет в голову.

Роан, понимая, что это относится к супруге и пяти дочерям лорда, по аналогии вспомнил недавний разговор с Сэмми.

Три дня назад они гуляли в Королевском Ботаническом саду, и она все время наклонялась потрогать и понюхать цветы. Ему нравилось смотреть на нее: каждый ее жест был сонетом, каждый шаг песней. Легонько погладив очередную розу, она взяла его под руку, а он стал рассказывать, как дочь его знакомых попала в частную клинику после буйного припадка на пикнике в День Основателя.

«Что ж тут странного? — сказала Сэмми с огоньком в кошачьих глазах. — Вы отказываете своим женщинам в какой-либо разумной деятельности. Дом, дети, сплетни, визиты, прием гостей — вот и все, что им позволяется. Удивляюсь, как они еще все до одной не спятили».

«Мужчину такой распорядок просто убил бы, — с потугой на юмор ответил Роан. — Похоже, что сильный пол — это вы».

«На Земле до Экспансии женщины были врачами, адвокатами, военными, президентами, промышленными магнатами».

«Но космос — среда враждебная, планеты большей частью трудны и опасны для колонизации, и женщины для нас дороже всего. Мужчины производят миллионы сперматозоидов, но выносить и родить дитя способна лишь женщина».

Роан сам не знал, с чего так яро защищает систему. И почему ему вспомнилась дочь де Вильи — не потому ли, что он и за свою Ройесу боялся?

«Это все уже в прошлом. Ваш консерватизм приведет Лигу к гибели, Ан. Кариане были правы в одном: нужно меняться и приспосабливаться, иначе конец».

— Роан?

— Да? Извините, задумался.

— Я хотел узнать об инфляции, — сказал лорд.

— Она прогрессирует, но не стоит портить вечер разговорами о финансах.

Роан украдкой взглянул на хроно в рукаве фрака. Всего сорок минут прошло, а кажется, будто вечность. Еще немного, и он улизнет, чтобы встретиться с Сэмми на праздничных улицах Понитауна, где пахнет чили и жареным мясом, где на всех углах стоят музыканты и танцоры извиваются под страстные гитарные переборы. Воображаемая музыка диссонировала с бальной, исполняемой оркестром на хорах. Роан поставил бокал и стал пробираться к двери. К черту все, больше он ни минуты не вытерпит.

Джулиана перехватила его. На ее платье сверкали цехины, в темных кудрях — бриллианты.

— Можно узнать, куда ты собрался?

— Э‑э…

— К шлюхе своей уходишь? — Ее голос прорывался даже сквозь гром оркестра.

— Не понимаю, о чем ты. Бога ради, не устраивай сцен.

— Почему же? Ты-то выставляешь напоказ свою инокровку.

— Откуда ты…

— Брет сказал жене, а она своей матери. Весь Кампо-Рояле над тобой потешается.

— Ты еще раньше об этом позаботилась со своими любовниками! — наконец-то высказал наболевшее Роан.

— Они по крайней мере земляне.

На них уже оборачивались. Роан обвел диким взглядом любопытствующие лица, изысканные наряды, вышколенных слуг. Будто стальные обручи смыкались вокруг, и звон гитар уплывал все дальше.

— Нет, — сказал он, сам не зная к чему, и стал спускаться по хрустальной винтовой лестнице под летящие вслед проклятия Джулианы.

Сэмми ждала его у ларьков, где продавали керамику, шарфы, бижутерию и косметику. Гул голосов перекрывал музыку, с жаровен капал шипящий жир. Роан обнял любимую, уткнулся в ее плечо.

— Что с тобой? — Она нежно отвела волосы с его лба.

— Джулиана знает. Все знают. Они хотят, чтобы я от тебя отказался, а я не могу! Не могу!

— Пойдем. — Она взяла его под руку и повела по улицам, где люди могли танцевать с инопланетянами, и пить с ними, и даже влюбляться в них.

У себя дома она налила ему выпить. Он проглотил все залпом, не обратив внимания на странный вкус. Комната начала раздуваться и снова сжиматься.

— Жаль, что нам так мало удалось побыть вместе, Ан. — Ее голос звучал будто издали, а потом все поглотила тьма.

Через некоторое время он осознал, что лежит голый на чем-то холодном. Его тошнило. В руку впилась игла, Сэмми гладила его по голове, говоря что-то ласковое.

Он снова погрузился во тьму и снова очнулся. Ему светили то в правый, то в левый глаз, и перед ним из-за этого плавали разноцветные круги. Что-то надавило на кончики его пальцев, и новый укол вернул его в темноту.

Окончательно Роан пришел в себя дома у Сэмми, лежа на кровати без матраса и простыней. Он встал, пошатываясь, собирая воедино разрозненные фрагменты памяти. На сгибе локтя виднелся след от иглы, одежда валялась на стуле в углу, карманы кто-то обчистил. Пропали ключи, бумажник, комм, даже расческа и носовой платок с монограммой.

— Шлюха поганая. Воровка, — вымолвил он и вздрогнул от собственного голоса, из баритона перешедшего в бас — оттого, должно быть, что в глотке и во рту пересохло.

Устремившись в ванную за малой нуждой, он заметил, что там не осталось ничего из принадлежностей Сэмми — ни зубной щетки, ни щетки для волос, ни подаренных им духов. Но если она хотела всего лишь обокрасть его, почему так долго ждала? Он подошел к раковине помыть руки и отшатнулся.

Из зеркала на него смотрел испуганный незнакомец.

Глаза у нового Роана стали серыми, вьющиеся рыжеватые волосы превратились в прямые и темные. Притом он лысел, и лоб из-за этого казался намного выше. Кожа тоже стала на тон темнее, нос вырос и сильно раздался вширь, уши прилегли к черепу. Роан посмотрел вниз. Живот тоже вырос, родимое пятно на левом бедре пропало. Он снова бросился к унитазу и стал блевать до полного опустошения.