Но не сейчас. Мы уже сломили их дух. Мы гнали чужаков по всему миру, отражали их удары, искореняли и вырезали их. Понимали, что они где-то накапливают силы, пытаются собрать достаточно войск для обороны числом, но даже зеленокожие должны были чуять, что их конец близок.

Я не испытывал к ним ненависти. В те дни я не ведал, что значит «ненавидеть врага». Знал, насколько сильны, хитроумны и находчивы орки, и уважал их за это. В первые дни на Чондаксе они убили многих моих братьев; мы и чужаки учились вместе, узнавали наши слабости, разбирались, как воевать на планете, которая ничем не помогала нам и не обращала внимания на нашу распрю. Зеленокожие умели перемещаться быстро, когда хотели. Не так стремительно, как мы, — ничто во Вселенной не могло сравниться с нами в проворстве, — но они были изворотливы, смекалисты, отважны и яростны.

Возможно, я слишком сентиментален, но мне кажется, что и орки не ненавидели нас. Они ненавидели проигрывать, и это подтачивало их боевой дух, затупляло их клинки — но в них не было ненависти к нам.

Несколькими годами раньше, на Улланоре, дела обстояли иначе. Хейн едва нас не истребили. Они атаковали бескрайней, бесформенной зеленой волной, повергали все и вся, опьяненные своей мощью; столь безоглядный подход к войне казался мне грандиозным и прекрасным. В итоге их одолел Хорус. Тогда Луперкаль и он бились вместе — я видел это издалека, но своими глазами. Именно в тот момент все наконец-то изменилось, и мы сломали хребет чудовища. На Чондаксе нас ждали только жалкие остатки, последние упрямые бойцы империи, что посмела бросить нам вызов и почти взяла верх.

Вот почему я не испытывал ненависти к уцелевшим. Иногда представлял, как вел бы себя, столкнувшись с неодолимым врагом, если бы мог только отступать, слабея после каждой стычки, глядя, как жизненная влага медленно вытекает из моих собратьев, как вокруг нас стягивается удавка.

Я верил и надеялся, что смогу поступить по примеру орков и продолжить сражаться.

Мне не требовалось отдавать приказы братьям — мы уже много раз проделывали такое. Разогнавшись до полной скорости, братство разделилось и охватило колонну с флангов.

Пятьсот блистающих гравициклов с ревом неслись на врага, выстроившись клиньями по эскадронам из двадцати машин. Их моторы оглушительно рычали, их всадники радостно гикали — от такого зрелища бурлила кровь и сердце пело. Мы, великолепные в бело-краснозолотом облачении, разошлись веером над ослепительно яркой пустыней, вздымая за собой песчаные вихри.

До сих пор мы летели на крейсерской скорости, приближаясь к врагу для атаки. Теперь гравициклы набрали полный ход, и наши длинные космы развевались над наплечниками, а клинки блистали в свете солнц.

Мы подлетели вплотную к неприятельским машинам — большим и громоздким, полугусеничным или поставленным на разные колеса. Грузовики раскачивались и виляли, их водители-орки выжимали из хрипящих моторов все, что могли. Струи дыма вырывались из прорех в броневой обшивке. На моих глазах отдельные чужаки садились за орудия и поворачивали турели, целясь в нас из самодельных гранатометов и лучевых установок с закопченными стволами.

Распахивая клыкастые рты, они что-то кричали нам. Я слышал только грохочущий рокот гравициклов, рев ветра и гортанный рык орочьих двигателей.

На наших машинах имелись носовые тяжелые болтеры, но они молчали. Никто из нас не стрелял — быстро сближаясь с чужаками, мы резко поворачивали, чтобы не попасть в их радиус поражения, наблюдали за ними и рассчитывали для себя будущие атаки. Искали слабые звенья, точки, по которым нанесем первый удар.

Эрдени подвел глазомер, и воин подлетел слишком близко. Развернувшись в седле, я увидел, как выпущенная с полугусеничной машины ракета описывает в воздухе безумную спираль и врезается ему в грудь. Взрывом брата скинуло с гравицикла. Быстро удаляясь, я успел заметить, как он врезается в землю, отскакивает и катится дальше в своей тяжелой броне.

Я отметил, что нужно наказать Эрдени, если он выживет.

Затем мы взялись за дело.

Наши машины стремительно рванулись вперед, закладывая виражи и петляя сквозь ураган вражеских залпов. Мы открыли огонь из тяжелых болтеров, ненадолго заглушив рокот турбин отрывистым ревом разрывных снарядов. Врубившись в колонну, мы проносились мимо неуклюжих полугусеничных транспортных средств и сеяли разрушение на своем пути.

Возглавляя клин, я безжалостно подгонял скакуна, свирепо вопил в боевой ярости, увертывался от неприятельских пуль и ракет, чувствовал жестокие толчки болтера, что нес погибель всему передо мною.

Я забылся в жизненности происходящего. В небе стояли солнца, мы неистово сражались в ближнем бою, стиснутые машинами конвоя, чистый ледяной ветер овевал наши доспехи. Никогда не желал для себя чего-то большего.

Вражеская колонна распалась. Сначала мы пробили броню самых медленных грузовиков, и взрывы сотрясли их изнутри, подбрасывая ввысь. Чудовищные машины, получая попадания в тяговые агрегаты, зарывались носами в песок. Прицепы вставали на дыбы, опрокидывались и переворачивались. После взрывов металлические обломки, вращаясь, высоко подлетали над пустыней. Гравициклы стремительно мчались вперед, словно копья, брошенные в круговорот резни.

Сблизившись с выбранной жертвой, я поднялся в седле, и, направляя резвого скакуна движениями ног, выхватил глефу из перевязи на спине.

Девятнадцать моих братьев по минган-кэшику поравнялись со мной, придерживаясь той же траектории. Развернувшись, мы ринулись в атаку через плотный шквал энергетических залпов и цельных снарядов. Со мной был Джучи, и Бату, и Цамьян, и другие — все пригнувшиеся за опущенными носами гравициклов, с огнем в крови и восторгом в глазах.

Моя добыча находилась в середине конвоя — громадная восьмиколесная машина, увенчанная неровным хребтом пушек и гранатометов на турелях. Орудийная платформа была размещена на высокой, но неустойчивой с виду надстройке, по бокам которой свисали пластины трофейной брони, размалеванные в красный и зеленый цвета. Наверху толкались многие десятки орков, как бортовых, так и обычных стрелков. Вся эта конструкция дергалась и подскакивала, громыхая по пустыне вместе с распадающимся конвоем, и две широкие выхлопные трубы на ее задней части изрыгали дым.

Зеленокожие не были ни тупыми, ни медлительными. На нас обрушилась буря шипящих лучей, которые опаляли нам уши и вонзались в песок позади. Мне попали в наплечник, и я резко свернул влево; за моей спиной к земле камнем понесся сбитый гравицикл — вертящееся буйство обломков и размытых языков пламени.

Оттолкнувшись прямо возле машины, я высоко взлетел благодаря могучей броне и приземлился точно на площадку. Пробил собою ограждение, оказался на неустойчивой поверхности и тут же описал кровавую дугу моей гуанъ дао. Вспыхнуло расщепляющее поле, и за стремительным клинком протянулись мерцающие серебристые полосы.

Я упивался своим мастерством владения глефой. Она танцевала в руках, вертелась и била, выбрасывая орочьи тела с платформы. Прорубаясь через врагов, я крушил их кости и раскалывал доспехи. Зеленокожие отшатывались от меня, спотыкаясь и подвывая.

Я ревел от наслаждения, мои руки и ноги пылали, на плечи мне изливались фонтаны озаренной солнцами крови. Сердца мои колотились, кулаки будто бы летали, а душа воспаряла ввысь.

Рядом оказался крупный орк с левой рукой, изуродованной разрывом болт-снаряда. Он кинулся прямо на меня, опустив голову и протягивая ко мне когти. Также чужак размахивал ржавым секачом.

Метнувшись вперед, гуань дао отняла ему лапу в запястье. Прянув обратно так быстро, что клинок словно бы рассек сам воздух полосой потрескивающей энергии, глефа превратила голову врага в облако крови и осколков кости.

Его тело еще не рухнуло на площадку, а я уже двигался дальше — рубил, крутился, прыгал, увертывался. Братья присоединялись ко мне, перескакивая на платформу с гравициклов. Нам едва хватало места, и убивать следовало быстро.

Джучи прикончил одного из бортстрелков — вонзил клинок в спину твари и размашистым жестом вырвал ей хребет. Бату, атаковав сразу двоих, угодил в переплет и поплатился за ошибку мощным тычком в лицо. Окровавленный подбородок воина дернулся назад, он неловко отступил к краю площадки. Несколько пуль вонзились ему в нагрудник, но не смогли столкнуть вниз.

Не видел, чем закончился его бой, — я уже подбирался к вожаку. Чужак, грузно топая ко мне, спешил начать схватку и нетерпеливо отбрасывал с пути сородичей. Увидев такое, я захохотал; не насмешливо, а весело и одобрительно.

Шкура у вожака оказалась темной, сморщенной из-за сероватых шрамов. Он орудовал двуручным молотом с железным оголовьем, и на оружии рычали циркулярные клинки.

Я отпрыгнул в сторону, и вертящиеся зубцы прошли в пяди от меня. Тут же я вновь подскочил к орку и дважды рубанул его сердито дрожавшей гуанъ дао. Полетели куски тяжелой брони, но противник не упал.

Он еще несколько раз взмахнул молотом, описывая дуги массивным оголовьем. Я резко пригибался, отступал в сторону и вниз по наклоненной платформе, балансируя с помощью обратных выпадов глефы. Мы двигались взад и вперед, быстро, точно и агрессивно, напоминая танцоров на похоронном обряде.