Сергей Сурин

Английский футбол. Вся история в одной книге. Люди. Факты. Легенды

Пролог: футбол как религия

И предлагали ему личное бессмертие — живи сколько заблагорассудится, хоть вечно, если не надоест.

Хочешь все блага мира? — бери, они твои. Все, что справа — твое. И все, что слева — твое тоже.

Только отдай твою эмоцию, твое волнение и разочарование, твою безбрежную радость и душевный подъем, твои слезы и горькое отчаяние. Земля — единственное место, где остались эмоции. Камни и звездная пыль — не переживают.

— Но если я отдам свои эмоции, — отвечал болельщик, — как я буду смотреть футбол? А если мне не болеть за любимую команду, то к чему бессмертие с благами? Зачем камню камни?

И предлагали ему, — поскольку было не сговориться, — чтобы любимая команда выигрывала в каждом матче. Вам же нужна одна победа? Ее и получите — в порядке вещей, без сбоев.

— Но разве может сердце постоянно биться в упоенье? — вновь возражал болельщик (а дело было на краю Вселенной), — и если превратится вдруг восторг в привычку — мы перестанем ожидать ближайший матч, как ждет любовник молодой минуты верного свидания. Оставьте все как есть: нам интересно.

И отступились от него.

И удивлялись: что ж за игра такая, что больше жизни и интересней смерти.

Часть первая. «Зарождение английского футбола. Первые 50 лет»

Глава I. Появление британского футбола

1.1 Дорога к Рождеству

Никто и не говорит, что игрой в мяч ногами в Средневековье увлекались только в Британии. В футбол играли везде — был бы мяч, в крайнем случае — круглый овощ, а ноги — они же всегда с игроком. Но узаконить игру, договориться о терминах и единых правилах — это Англия сумела первой, что, конечно же, неудивительно — ведь и другие правила здесь установили раньше других: Великую хартию вольностей (Magna Carta), ограничивающую власть короля, приняли в Англии в 1215 году, а через полвека на острове туманов и дождей уже заседал парламент.

Неудивительно, что не соблюдавшую правил «fair play» королеву, которая ввела в моду белое подвенечное платье вместо привычного красного, а для выхода на эшафот, наоборот, заказала себе алое, да еще и с алыми перчатками, представ в последний раз перед изумленным народом в цветах Красных Дьяволов, пушкарей и мерсисайдцев, — впервые удалят с жизненного поля именно в Англии. Палач поднимет отрубленную голову Марии Стюарт, а она сорвется — в руках палача останется парик — и покатится, ровно как мяч, к восторженной зрительской аудитории — предкам нынешних болельщиков. Английский народ любил смотреть казни своих монархов, замирая так, как теперь — при пробитии одиннадцатиметровых ударов. Размах, удар и — голова вчерашнего абсолютного до вседозволенности монарха летит к краю эшафота, а публика взрывается аплодисментами, обнимается, радуется! Тот же гол в принципе.

Но еще больше на этом острове любили играть в «мяч при помощи ног». Жители деревень и городов, разделившись на две команды — причем численность каждой могла доходить до пятисот человек — издревле собирались на центральной площади, чтобы допинать мяч до городских ворот. Веселая игра сопровождалась сметанием торговых прилавков с обилием силовых и военно-прикладных приемов, а наличие у игроков холодного оружия естественным образом приводило к смертельным исходам. Цель зрелищно оправдывала средства, — играли страстно, проходных матчей не бывало!..

Английские короли периодически пытались забанить эту популярную национальную забаву: Эдуард II — из-за шума: он же был романтиком, а романтикам, как и творческим работникам, нужна тишина, — великого же полководца Эдуарда III и отрекшегося от престола Ричарда II раздражало то, что граждане великой Англии — вместо напряженной работы на приусадебных участках и упражнений в стрельбе из лука — без толку гоняют мяч и калечат своих же граждан, а не манерных французов и разных прочих немцев. Какая польза от этого королевству? — один запрет сменить другой спешил, но англичане все равно играли…

Во времена буржуазной революции, — когда с жизненно поля удалили посредством казни очередного нарушившего правила монарха, а сами правила стали прописывать пуритане — серьезные люди с завышенным уровнем строгости, — были запрещены все представления и игры. Мячи сжигались, театры разрушались, даже шекспировский «Глобус» не уцелел. Всё под бульдозер.

— И нечего обжираться в Рождество! — объявил Оливер Кромвель, и его верные солдаты шли в рождественские вечера по Лондону отнимать у граждан приготовленных в жаровнях гусей. В другие дни воины строго следили за тем, чтобы на женских лицах не было косметики, и пороли мальчишек за то, что те, как бы это ни запрещалось — умудрялись играть по воскресеньям в футбол.

Казалось — все, доигрались. Установлен окончательный порядок, и меряться отныне будем только дисциплиной!

Но власть сменилась, и генеральная линия сделала привычный разворот, от чего голова у британца стремительно шла кругом: казалось, стабильности в мире не было. Но нет, — стабильное и постоянное в Британии существовало всегда: смелые и упрямые граждане, несмотря ни на какие указы и запреты, продолжали гонять мяч по площадям и переулкам, передавая свое пристрастие от поколения к поколению, вырабатывая особый генетический код, в котором прописана любовь к футболу. И эта любовь стала здесь, на острове, главным признаком натуральной ориентации: англичанин может поменять место жительства, жену, работу, партию, но только не любимую футбольную команду — с ней он обручается на небесах: однажды и навсегда.

Через четверть века после смерти Оливера Кромвеля (мертвое тело которого, по приказу вызванного для восстановления традиции очередного монарха, сначала повесили, а потом разрезали на четыре неравные части, — и это было вполне зрелищно) соотечественник Денниса Бергкампа Вильгельм Оранский аж Третий, правивший вместе со своей супругой Марией Стюарт Второй (имен катастрофически не хватало), — которая родилась не такой красивой, как Первая, обезглавленная, но уж точно более счастливой, — отменил все запреты на игры.

И понеслись опять мячи по улицам и площадям Британии.

Ну а когда на сцену истории вышел век девятнадцатый, железный, то футбол в Англии принял уже характер массового народного танца. Танцевали с мячом все — с перерывом на Ватерлоо и Крымскую кампанию, только вот по-прежнему по разным правилам. В каждом городке, в каждом университете был свой размер поля и свой диаметр мяча. Где-то можно было пасовать руками, а где-то лишь останавливать мяч рукой. Прямо перед игрой договаривались — бить или не бить сегодня ногами по голени, толкать ли руками каждого вышедшего на поле или только владеющего мячом. Когда договоры заходили в тупик, соглашались на компромиссы — в первом тайме бьем по голени, но толкаем только владеющего мячом; во втором — бережем голени, зато уж толкаем всех…

Вряд ли это было очень удобно, и вскоре в Кембридже накануне европейской «весны народов» — когда люди попытались в очередной раз отречься от старого мира — выходят первые своды правил. Англичане настолько углубились в изучение вышедших документов, что упустили момент для либерального восстания. До того ль, голубчик было, — если через девять лет в промышленном городе Шеффилде появляется первый в мире футбольный клуб, а еще через пять лет, накануне Рождества, футболисты из Шеффилда разрождаются кодексом собственных нормативных актов игры в мяч ногами. Но что ты будешь делать — кипел возмущенный английский разум: опять нестыковки и несогласованность! В шеффилдских правилах, например, впервые строго оговаривалось количество играющих в мяч на поле: одиннадцать наших на одиннадцать ваших, но в других уставах команды могли выпускать по 14 парней и больше, — газона хватит на всех, зачем же урезать права джентльменов?..

И как тут быть? Что делать? На кого рассчитывать?

Футбол пробуксовывал, задыхался без единообразия. Верхи уже не могли управлять игрой, низы не хотели играть, как прежде.

И наконец…