— А то, что бедняга теперь предоставлен самому себе, пока вы тут завтраки кушаете, весь из себя такой вальяжный?! Да позор вам после этого!

Фольгер заметно напрягся; не донеся до рта вилку с картошкой, он смерил дерзкого юнца взглядом.

Голос Дэрин сорвался на сиплый фальцет, а антикварная чашка едва не треснула в пальцах. Следующую гневную фразу, просившуюся на язык, она проглотила. Внезапно навалилась усталость.

За всей суетой и переполохом она как-то позабыла, что этим бегством Алек наверняка спасает себе жизнь. Но все равно видеть, как Фольгер с самодовольным видом уплетает яйца, было крайне неприятно.

А Алека нет, и он уже не вернется.

Дэрин аккуратно поставила чашку на стол и, стараясь, чтобы голос у нее звучал по-мужски, произнесла:

— Просто вы смотритесь жутко самодовольным. Наверное, это потому, что Алек перестал быть вашей проблемой.

— Моей проблемой? — переспросил Фольгер. — Вы так себе все представляете?

— Ну да. Вы рады, что вам теперь меньше хлопот из-за того, что он на многое смотрел иначе, чем вы.

Фольгер, привычно окаменев лицом, глянул на Дэрин, как на букашку.

— Вы, юноша, понятия не имеете, что для меня значит Алек. Я пожертвовал ради него своим титулом, будущим, честью семьи. Я теперь навеки лишился родины — неважно даже, кто выиграет войну. Я изменник в глазах моих соотечественников, и все для того, чтобы Алек оказался в безопасности.

Дэрин выдержала его взгляд.

— Ага. Только вы не единственный, кто пошел ради него против своей страны. Я хранил секреты Алека, нарушая приказ, и смотрел в другую сторону, когда ваша братия готовила побег. Так что нечего тут на меня давить.

Фольгер, еще немного посверлив ее взглядом, устало рассмеялся. Он наконец-то донес до рта вилку с картофелем и задумчиво пожевал.

— Вы переживаете за него так же, как и я?

— Ну а вы как думали?!

— Н-да, как трогательно. — Фольгер налил им обоим еще чаю. — Я рад, Дилан, что у Алека был такой друг, даром что вы простого происхождения.

Дэрин вновь возвела очи горе: ну до чего эти аристократы упертые!

— Алека готовили к этому моменту всю его жизнь, — между тем продолжал Фольгер. — Мы с его отцом знали с самого начала, что однажды он окажется один на один со всем враждебным миром. И Алек ясно дал мне понять, что он наконец готов двигаться дальше без меня.

Дэрин покачала головой.

— Вы все не так поняли, граф. Алек не желал двигаться один; ему хотелось иметь больше, а не меньше союзников. Он даже говорил, что хотел…

Ей вспомнился их последний разговор, позапрошлой ночью. Алек тогда пожалел, что не может остаться на «Левиафане», потому что воспринимал воздушный корабль как единственное место, к которому он действительно прикипел душой. А она взъелась на него просто потому, что он, видите ли, не заявил о своей негасимой любви к ней, дурехе. Горло Дэрин внезапно перехватило.

Фольгер, подавшись вперед, проникновенно на нее посмотрел.

— Вы очень чувствительный юноша, Дилан.

Дэрин в ответ сердито сверкнула глазами. При чем здесь, черт побери, чувствительность, если человеку просто не все равно?

— Я надеюсь, что с ним все в порядке, — сказала она, крупным глотком чая маскируя свое замешательство.

— Я тоже. Быть может, мы еще способны помочь Алеку. Я имею в виду, мы вместе.

— Как это?

— В этой войне, Дилан, ему отведена куда более значимая роль, чем вы можете себе представить, — со значением проговорил граф. — Его двоюродный дедушка, император, человек весьма преклонного возраста.

— Да, но Алеку не занять трон из-за происхождения матери. Разве не так?

— Я вижу, он вас во многое посвятил, — заметил Фольгер со странной улыбкой. — Но в политике всегда есть место исключениям. Когда настанет нужный момент, Алеку может оказаться по силам добиться перелома в этой войне.

Дэрин нахмурилась. Слова графа как-то не вполне увязывались с рассказом самого Алека о том, что родня всегда смотрела на него и его мать свысока. Впрочем, это не помешало германцам направить в Альпы на его поимку целую воздушную флотилию. Вот они, похоже, в его значимости вовсе не сомневались.

— Но мы-то чем можем ему помочь?

— В данный момент ничем. Но кто знает, какие возможности представятся в будущем? Самое досадное то, что у меня больше нет рации.

— У вас что, был беспроводной передатчик? — удивилась Дэрин. — А офицеры об этом знали?

— Они об этом не спрашивали. — Граф кивнул на поднос. — А вот вы не додумались даже принести мне утренних газет. Я был бы так благодарен, если б вы держали меня в курсе текущих событий.

— Что? Еще и шпионить на вас? — возмутилась Дэрин. — Ну уж, знаете!

— А я бы вам компенсировал.

— Чем? Чашками чая?

— Может, и кое-чем получше, — сказал граф с улыбкой. — К примеру, вас не занимает, куда делся некий исчезнувший зверек?

— Который вылупился прошлой ночью? Вы знаете, где он? — Граф не ответил, но мысли Дэрин уже неслись вскачь. — Получается, он вылупился до того, как Алек ушел из машинного отделения. И он забрал зверушку с собой! Так?

— Возможно. А может, мы его придушили, чтобы избежать шума. — Фольгер, доев тост, не спеша отер губы салфеткой. — Вы как думаете, доктору Барлоу было бы интересно узнать детали?

Дэрин прищурилась. Судя по поведению ученой леди, она догадалась о судьбе новорожденного создания. Дэрин и сама бы сообразила, если б не вымоталась до предела. Теперь кое-какие странности, окружавшие яйца, обретали смысл.

— Да, — кивнула Дэрин. — Ей, пожалуй, было бы интересно.

— В таком случае я в подробностях расскажу, как жило-поживало это ваше существо прошлой ночью, но в обмен на снабжение сведениями в течение нескольких дней. — Граф посмотрел за окно. — Скоро османы решат вступить в войну. И следующий шаг Алека будет во многом зависеть от их выбора.

Дэрин проследила за его взглядом. Вдали, в туманной дымке бесчисленных выхлопов, начинали проступать шпили и минареты Стамбула.

— Что ж, содержание газет я, пожалуй, действительно могла бы вам передавать. Это, в конце концов, не измена.

— Вот и отлично. — Фольгер, встав, протянул руку. — Думаю, мы с вами можем стать союзниками.

Дэрин, озадаченно поглядев на протянутую ладонь, со вздохом ее пожала.

— Благодарю за чай, сэр. И кстати, когда надумаете бежать в следующий раз, очень прошу: сделайте это тише. Или, по крайней мере, днем.

— Непременно, — сказал Фольгер с куртуазным поклоном и добавил: — А вы, мистер Шарп, если когда-нибудь задумаете обучиться фехтованию подобающим образом, сделайте милость, дайте мне знать.

•ГЛАВА 17•

На полпути от боцманской каюты Дэрин окликнула вестовая ящерица, сидевшая на потолке, сверкая бусинками своих черных глаз.

— Мистер Шарп, — промурлыкала она голосом леди Барлоу, — вы мне сегодня понадобитесь при всем параде. Мы едем с визитом к султану.

Дэрин в свою очередь вытаращилась на зверушку. Она, часом, не ослышалась? К тому самому султану, который правит всей чертовой Османской империей?

— Я сказала мистеру Ригби, чтобы он освободил вас от обычных обязанностей, — продолжала вещать ящерица. — Встречаемся на летном поле в полдень. И позаботьтесь, чтобы вид у вас был безукоризненный.

Дэрин сглотнула.

— Хорошо, мэм. Буду на месте. Конец связи.

Когда ящерица скрылась, Дэрин, закрыв глаза, негромко выругалась. Со вчерашнего дня у нее и парадного мундира-то не было. Хорошо еще, китель успела скинуть, прежде чем прыгнуть на хобот «Неустрашимого»; а выходная сорочка после той бомбы со специями так и осталась огненно-рыжей. Дэрин дважды пыталась ее отстирать, но все равно, если взмахнуть той сорочкой, даже дохлая лошадь расчихается. Придется занять у Ньюкирка, а это значит ушивать, подгонять, возиться с иголками-нитками. Дэрин со стоном припустила к своей каюте.

Когда через несколько часов она спускалась по сходням, вокруг оживленно гудели моторы жестянщиков. В тени корабля боцман с дюжиной такелажников собирались отправляться на рынок на целом эскадроне шагоходов в виде ишаков и азиатских буйволов. Ньюкирк тоже был с ними. Они собирались пополнить корабельные запасы и должны были поспешить: если нынче до сумерек «Левиафан» не покинет город, османы имеют полное право его реквизировать. Дальнейший маршрут пока оставался тайной. Но куда бы ни лежал курс воздушного судна, Дэрин сомневалась, что снова увидит Стамбул или Алека, по крайней мере, до конца войны.

Какое-то время она со скрытой завистью рассматривала маскировку Ньюкирка и всего небольшого отряда. Люди из экипажа были одеты на арабский манер, чтобы младотурки, завидев британские мундиры, не устроили очередную манифестацию. Эх, вот бы заняться вместе с ними своими прямыми обязанностями, а не этим дипломатическим фанфаронством, или что там затеяла доктор Барлоу.

Ученая леди между тем дожидалась ее в сотне ярдов от «Левиафана», на пустынном поле за причальной мачтой. Одета доктор была в элегантную куртку, а при себе имела зонтик от солнца, который сейчас задумчиво крутила в руках. Возле ног у нее стоял ящик с сеном, из которого, матово поблескивая на солнце, огромными жемчужинами выглядывали два последних оставшихся яйца. Так что тайный груз доктора Барлоу наконец-то должен был достичь султана.

Но зачем брать с собой свободного от вахты мичмана?

Когда Дэрин приблизилась, доктор Барлоу, обернувшись, укоризненно сказала:

— Вы пусть немного, но задержались, мистер Шарп. И вид у вас определенно неопрятный.

— Прошу прощения, мэм, — сказала Дэрин, поправляя воротник. Несмотря на целый час усилий и исколотые иголкой пальцы, сорочка так и осталась толком не пригнанной. Что еще хуже, она пахла Ньюкирком: неряха даже не озаботился ее простирнуть после вчерашнего. — Эту сорочку мне пришлось одолжить: моя все еще немного отдает специями.

— У вас что, всего один парадный мундир? — Доктор Барлоу осуждающе поцокала языком. — Это надо будет исправить, если вы продолжите осуществлять мое сопровождение.

— Мичманам не положено возить целый гардероб. — Дэрин нахмурилась. — К тому же я никогда не рассматривал себя в роли дипломата.

— Да и я вас тоже. Но после того, как вы сослужили такую службу, мистер Шарп… Во время битвы на «Неустрашимом» вы были поистине неоценимы, не то что этот посланник со своими лакеями. — Доктор Барлоу вздохнула. — Скоро без вашей защиты мне уже будет боязно покидать корабль.

Дэрин страдальчески поморщилась. Ученая леди, даже отпуская комплименты, сохраняла снисходительно-насмешливый тон.

— Надеюсь, сегодня вы не ожидаете повторного нападения, — заметила она.

— Кто знает? Мы здесь не в фаворе, к сожалению.

— Что правда, то правда, — вынуждена была согласиться Дэрин. В памяти все еще стояли гневные вопли манифестантов. — Кстати, я вот о чем хотел вас спросить, мэм: что такое бахамот? Или, может, бегемот?

Доктор Барлоу хитро прищурилась.

— Где вы слышали это слово, мистер Шарп?

— Да просто кто-то вчера это скандировал. Младотурки, наверное.

— А-а, ну конечно. Бегемот — это название монстра, сопровождающего дредноут «Осман», которого заодно с кораблем присвоил лорд Черчилль, надо сказать очень неудачно.

— Но у морских чудовищ ведь нет собственных имен, — напомнила Дэрин. — Как и вообще у фабрикатов, если только это не целый корабль.

— Бегемот не имя собственное, а скорее обозначение породы. Видите ли, мистер Шарп, это создание не обычное морское чудовище, а нечто совершенно новое. К тому же это военная тайна, так что лучше нам больше не обсуждать данный предмет. — Доктор Барлоу взглянула в небо. — А вон, похоже, и наш воздушный кораблик.

Дэрин, приложив руку к глазам, вслед за ней посмотрела вверх; туда, где высоко в пронзительной синеве солнце играло на боках воздушного судна причудливой формы.

— Какой своеобразный, правда, мэм?

— Разумеется. Гости султана, прибывая ко двору, должны выдерживать стиль.

Воздушный корабль жестянщиков в длину составлял от силы четверть «Левиафана», зато в причудливости мог состязаться со свадебным тортом. С надувной оболочки у него свисала бахрома с кистями, а гондолу покрывали балдахины из трепещущего шелка, как будто какой-нибудь османский вельможа решил вдруг вознестись в поднебесье прямо на своей кровати с пологом на столбиках.

В воздухе судно удерживалось длинным продолговатым баллоном, в брюхо которого снизу уходили несколько раструбов, куда подавался горячий воздух из сыплющих искрами дымовых труб в форме голов чудовищ. Пропеллеры торчали на отлете, вынесенные по сторонам судна на длинных, веретенообразных креплениях, одни вверху, другие внизу; вперед же судно посылали лишь два из них, самые крупные. Нос был выполнен в форме загнутого ястребиного клюва, а с боков гондолы торчали похожие на ятаганы крылья.

Маневрируя малыми пропеллерами, судно совершило ряд поворотов и наконец плавно опустилось на жухлую траву летного поля.

Когда с гондолы спустили короткие сходни, доктор Барлоу, закрыв зонтик, указала им на ящик с яйцами.

— Мистер Шарп, не изволите ли…

— Разумеется, в силу моей неоценимости, — сказала Дэрин и, натужно крякнув, подняла ящик.

Вслед за ученой леди она взошла по сходням на открытую, окруженную поручнями площадку вроде верхней палубы на круизном пароходе. Тугой струей гнали встречный воздух пропеллеры, заставляя романтически трепетать вуаль на шляпке-котелке доктора Барлоу.

Их встретил смуглокожий экипаж, но не в бедуинских одеяниях, которые Дэрин давеча видела из хауды, а в шелковых кафтанах и высоких темно-золотистых тюрбанах с блестками. Двое из них, приняв у Дэрин ящик с яйцами, проворно пристегнули его к палубе специальными креплениями.

На одном из встречающих красовался высокий колпак, а глаза защищали летные очки. На плече у него сидело какое-то механическое создание вроде совы, с глазами-плошками и широко разинутой пастью. На груди этой машинки вращался крохотный цилиндрик, по которому скребла металлическая игла вроде граммофонной.

Человек, сделав шаг навстречу, учтиво поклонился доктору Барлоу.

— Мир да пребудет с вами, мадам, — сказал он. — Я Кизлар-ага. Милости прошу на борт.

Ученая леди ответила на непонятном языке, который на слух казался заметно мягче немецкого. Человек, улыбчиво кланяясь на этот раз Дэрин, повторил приветствие почти слово в слово.

— Дилан Шарп, мичман, — представилась Дэрин, тоже кланяясь в ответ. — Приятно познакомиться, господин Ага.

Доктор Барлоу рассмеялась.

— Кизлар-ага, мистер Шарп, — это не имя, а должность. Он возглавляет дворцовую стражу и казначейство. Самый большой чин в империи после султана и первого визиря. К тому же он доставляет самые важные новости.

— И важных гостей в том числе, — назидательно подняв палец, сказал высокий чин.

Трубы изрыгнули огонь, отчего в воздухе повеяло жаром. Дэрин уловила удушливую вонь пропана. Сжав челюсти, она содрогнулась всем телом и машинально ухватилась за поручень как раз в ту секунду, когда корабль начал подниматься в воздух.

— Вам нехорошо, мистер Шарп? — спросил Кизлар-ага, предупредительно подавшись вперед. — Боязнь высоты — вещь достаточно странная для воздухоплавателя.

— Ничего-ничего, со мной все в порядке, — поспешила сказать Дэрин. — Просто аэростаты действуют мне на нервы.

— Уверяю вас, — скрестив на груди руки, сказал чиновник, — императорская яхта «Стамбул» безопасна как никакой другой воздушный зверь!

— Охотно вам верю, господин, — сказала Дэрин, по-прежнему сжимая поручень.

Трубы снова изрыгнули огонь, взревев, как разъяренный тигроволк.

— У нас тут вчера было что-то вроде боевого столкновения, — пояснила доктор Барлоу, прикладывая прохладную ладонь к щеке Дэрин. — Да еще и подъем по тревоге на всю ночь. Мистер Шарп был нарасхват и, боюсь, слегка переутомился.

— Ах да, — сказал Кизлар-ага. — Я слышал, что вас донимали младотурки. Смутьяны нынче повсюду. Но они не побеспокоят нас ни во дворце, ни в небе.

Корабль оставил позади ограду летного поля с муравьиной толпой протестующих у ворот. Пока доктор Барлоу и Кизлар-ага вели беседу, Дэрин с высоты смотрела на город, пытаясь не обращать внимание на жаркие струи горячего воздуха. Вскоре под кораблем поплыл лабиринт извилистых улиц Стамбула, где сквозь грязноватую дымку поблескивали металлом шагоходы. Пролетали мимо гиротоптеры, на вид хрупкие, как стрекозы.

Где-то там, наверное, сейчас Алек, если только он уже не отправился на Ближний Восток, к окраинам империи, где карты воздушного флота показывают лишь горы да пыльные равнины.

Когда Кизлар-ага возвратился к своим обязанностям, доктор Барлоу присоединилась к стоящей у поручней Дэрин.

— Вы уверены, мистер Шарп, что вам прошлой ночью не прилетело чем-нибудь по голове? Вид у вас не ахти.

— Нет-нет, я чувствую себя великолепно! — запротестовала Дэрин, лишь крепче сжимая пальцы. Не рассказывать же ей про отца; лучше просто сменить тему. — У меня за завтраком вышел довольно странный разговор с графом Фольгером — насчет нашего пропавшего зверька.

— В самом деле? Как находчиво с вашей стороны.

— Он сказал, что видел его прошлой ночью. Зверек, должно быть, вылупился до того, как Алек покинул корабль. И он не придумал ничего умнее, чем взять зверька с собой. — Дэрин, повернувшись к ученой леди, прищурилась. — А вы, наверное, об этом догадались, мэм?

— Такая возможность приходила мне в голову, — пожала та плечами. — Это казалось единственно логичным объяснением исчезновения новорожденного.

— Ага! Только выходит, что дело не в одной логике. Вы знали, что Алек попытается сбежать прежде, чем мы покинем Стамбул, и потому поставили его той ночью дежурить у яиц?

Видно было, как доктор Барлоу улыбается под вуалькой.

— Мистер Шарп, вы меня обвиняете в сговоре?

— Назовите как хотите, мэм, но Алек жаловался, что вы намеренно перекладываете обогреватели, когда он дежурит у инкубатора. Вы специально делали температуру выше для него, чем для меня. — Все больше фрагментов мозаики становилось на место по мере того, как Дэрин высказывала свои подозрения. — И вы ни за что не давали мне приходить туда во время его дежурства, чтобы, когда зверек вылупится, в машинном отсеке находился только он, и никто больше!

Доктор Барлоу, отведя глаза, суровым голосом спросила:

— Вы точно уверены, мистер Шарп, что вас нынче ничем не шарахнуло по голове? Я не могу взять в толк, о чем вы говорите.

— Я говорю о существах внутри тех яиц, — сказала Дэрин, пристально глядя на ящик. — Что они вообще из себя представляют?

— Это, молодой человек, военная тайна.

— Ага, и теперь мы ее как раз везем самому султану. Родовитой особе, которая, как и Алек, принадлежит к лагерю жестянщиков!

Дэрин цепко смотрела на доктора Барлоу, ожидая ответа. Такую дерзость с ученой леди она позволяла себе впервые, но после бессонной ночи и утренних догадок гнев взял верх над чувством субординации.

Все начинало становиться на места. И то, почему доктор Барлоу не выдавала секретов Алека офицерам, и почему она чуть ли не с самого начала доверила ему караулить свой бесценный груз. Она хотела, чтобы одно из яиц вылупилось именно тогда, когда Алек находился в отсеке один.

Но в чем, черт возьми, задача самого существа? И почему Алек попросту не прикончил зверушку, чтобы спокойно уйти?