Следя за его передвижениями, Самар Дэв заглянула за край и увидела, что искал анибар. Извилистая линия из небольших булыжников лежала на каменном выступе чуть ниже тропы. Камни складывались в фигуру, похожую на змею, голова которой состояла из клинообразных плоских камушков, последние же звенья хвоста были чуть больше ногтя её большого пальца. Камни покрывал местный лишайник, что указывало на почтенный возраст дорожного указателя. Ничто в очертаниях каменного знака не указывало на верное направление, хотя голова змеи была повёрнута в ту сторону, куда они шли.

— Искатель Лодок, — окликнула она, — как ты читаешь эти змеиные камни?

Он обернулся к ней:

— Змея далека от сердца. Черепаха — путь сердца.

— Ладно, а почему они не на возвышенности, чтоб их не приходилось искать?

— Когда на юге собрана спорынья, мы нагружены. Ни черепаха, ни змея не должны потерять форму или остроту. Мы идём этими каменными тропами. Нагруженные.

— Куда вы относите урожай?

— В свои лагеря на равнинах. Каждый род. Мы собираем урожай. Весь вместе. И делим его, так что у каждого рода достаточно зерна. Рекам, озёрам и их берегам доверять нельзя. Порой урожай хорош. Порой урожай слаб. Как вода прибывает и убывает. Это не то же самое. Плоскогорье желает стать равниной, так везде в мире, но этому не быть, и потому вода поднимается и вода падает. Мы не склоняемся перед несправедливостью, иначе мы сами утратим честность, а тогда нож найдёт на нож.

— Старые правила борьбы с голодом, — согласно кивнула Самар.

— Правила замёрзших времён.

Карса Орлонг взглянул на Самар Дэв:

— Что ещё за замёрзшее время, ведьма?

— Прошлое, теблор.

Она увидела, как он задумчиво прищурился, затем вздохнул и произнёс:

— Тогда ненайденное время — это будущее, а значит нынче — текущее время…

— Да! — воскликнул Искатель Лодок. — Ты произнёс величайшую тайну жизни!

Самар Дэв вскочила в седло — на этом перешейке можно было ехать верхом, пусть и осторожно. Она увидела, что Карса Орлонг последовал её примеру. Странное спокойствие переполняло Самар. И это спокойствие, как она осознала, породили слова Искателя Лодок. «Величайшая тайна жизни». Это текущее время ещё не замёрзло, и лишь теперь откроется ненайденное.

— Искатель Лодок, Железный Пророк пришёл к вам очень давно — в замёрзшее время, — но он говорил с тобой о ненайденном времени.

— Да, ведьма, ты понимаешь. Сакув Арес говорит одним языком, но в нём есть все и каждый. Он — Железный Пророк. Король.

— Ваш король, Искатель Лодок?

— Нет. Мы его тени.

— Потому что вы существуете лишь в текущем времени.

Человек обернулся и отвесил почтительный поклон, тронувший что-то в душе Самар Дэв.

— Твоя мудрость — честь для нас, ведьма, — сказал он.

— Где же, — спросила она, — королевство Сакува Ареса?

Глаза мужчины внезапно наполнились слезами.

— Ответ, что мы всё ещё ищем. Оно потеряно…

— В ненайденном времени.

— Да.

— Сакув Арес был мезланом.

— Да.

Самар Дэв было открыла рот, чтоб задать ещё один вопрос, но поняла, что в этом нет необходимости. Она уже знала ответ. Вместо этого, она спросила:

— Скажи, Искатель Лодок, есть ли мост между замёрзшим временем и текущим временем?

Он улыбнулся грустно и печально:

— Он есть.

— Но вы не можете его пересечь.

— Не можем.

— Поскольку он пылает.

— Да, ведьма, мост пылает.

Король Сакув Арес и ненайденное королевство…

Каменные выступы ниспадали в бушующую пену прибоя подобно гигантским ступеням. Яростный ветер швырял волны северного моря до самого горизонта, где небо тонуло в штормовых облаках цвета чернёной брони. За их спинами по западному краю побережья высился изломанный лес, ветви сосен, елей и кедров причудливо изгибались под напором ветра.

Дрожа, Таралак Вид подтянул шкуры поближе и повернулся к бушующему морю спиной.

— Теперь пойдём на запад, — он повысил голос, чтобы перекричать ветер. — Вдоль побережья, пока береговая линия не свернёт на север. Тогда направимся вглубь, прямо на запад, в страну озёр и камней. Будет непросто, там нелегко найти дичь, но можно будет ловить рыбу. Хуже то, что там полно кровожадных дикарей, слишком трусливых, чтобы нападать днём. Только ночью. К этому нужно быть готовыми. Мы принесём кровопролитие.

Икарий ничего не ответил. Его нечеловеческий взгляд всё ещё был прикован к приближающемуся шторму.

Таралак нахмурился и вернулся к ограждённому скалами лагерю, где присел с благословенной подветренной стороны, протянув покрасневшие от холода руки к горящему топляку. От легендарного, прославленного хладнокровия ягга осталось всего ничего. Суров и мрачен, так-то. Икарий, переделанный руками Таралака Вида, хоть он всего лишь следовал точным инструкциям, что ему выдали Безымянные. Лезвие потускнело. Тебе его и полировать, грал.

Но точильные камни бесчувственны и безразличны к лезвию и руке, что его держит. Для преисполненного страстью воина подобная беспристрастность была труднодостижима, и равно сложно было её сохранить. Теперь он ощущал всю тяжесть, и груз лишь возрастал, поэтому он знал, что однажды позавидует милосердной смерти, доставшейся Маппо Коротышке.

До сих пор они хорошо справлялись. Икарий был неутомим. Достаточно было указать направление. Таралак же, несмотря на выносливость и мастерство, был истощён. Я не трелль, а это не просто путешествие. Уже нет, и никогда больше не станет таким для Икария.

Как, похоже, и для Таралака Вида.

Он поднял голову, услышав, как кто-то карабкается. К нему спускался Икарий.

— Дикари, о которых ты говорил, — спросил ягг без вступления, — с чего им нападать на нас?

— Их заброшенный лес полон священных мест, Икарий.

— Тогда нужно просто обойти их стороной.

— Эти места не так просто опознать. Полоса булыжников на уступе, почти скрытая мхом и лишайником. Или обломок рога в кроне деревьев, так заросший, что он почти невидим. Или жила кварцита, мерцающая вкраплениями золота. Или зелёный алмаз — места его добычи выглядят как бледные полосы на вертикальных скалах, откуда огнём и холодной водой добывают зелёные камни. Везёт, если это что-то большее, чем отпечаток медвежьей лапы на камне, оставленный бедной тварью грядущим бесчисленным поколениям. Всё это священно. Непостижимо, что творится в головах этих дикарей.

— Похоже, ты многое знаешь о них, хотя говорил, что никогда раньше не бывал в этих землях.

— Мне много рассказывали о них, Икарий. И подробно.

Внезапная искра в глазах ягга:

— И кто был тот, что рассказал тебе о них, Таралак Вид из гралов?

— Я бывал в далёких землях, друг мой. Я слышал тысячи сказок…

— Ты готовился. Ко мне.

Слабая улыбка была к месту и легко далась Таралаку.

— Бóльшая часть этих странствий прошла в твоей компании, Икарий. Хотел бы я подарить тебе воспоминания о том времени, что мы провели вместе.

— Жаль, что не можешь, — согласился Икарий, глядя на огонь.

— Конечно, — прибавил Таралак, — в этом даре было бы много тьмы, множество мрачных и неприглядных деяний. Свобода от этой памяти одновременно благословение и проклятие, Икарий, ты ведь это понимаешь?

— В этой пустоте нет благословения, — ответил ягг, встряхнув головой. — Я не могу достойно заплатить за сотворённое мной. Это не оставляет следа в моей душе. И я остаюсь неизменным, навеки наивным…

— Невинным…

— Нет, не невинным. Незнание ничего не оправдывает, Таралак Вид.

Теперь ты зовёшь меня не другом, а по имени. Неужели недоверие уже отравило тебя?

— И потому моя задача — всякий раз возвращать тебе утраченное. Увы, это тяжко, и это мой долг. Моя слабость растёт из моего желания скрыть от тебя наичернейшие из воспоминаний. В моём сердце столько сожалений, но пытаясь уберечь тебя, я вижу, что лишь ранил. — Он сплюнул на ладони и загладил волосы назад, затем вытянул руки обратно к огню. — Что ж, друг мой. Однажды, давным-давно, тебя гнала необходимость освободить твоего отца, которого захватил Дом Азатов. Столкнувшись с ужасным поражением, ты породил глубокую и смертоносную силу — собственную ярость. Ты воспользовался повреждённым Путём и уничтожил Азат, выпустив в мир множество демонических созданий, одержимых жаждой власти и тиранией. Часть из них ты убил, но многие избежали твоей кары, они по сей день живы, разбросаны по миру множеством семян зла. И горше всего то, что твой отец не желал освобождения. Он сам, по своей воле решил стать стражем Дома Азатов — и, может быть, остаётся им по сей день. В результате учинённых тобой разрушений, Икарий, появился культ, с начала времён преданный Азатам, члены которого решили, что им необходимы собственные стражи. Избранные воины, которые буду сопровождать тебя, куда бы ты ни пошёл — ведь твоя ярость и разрушение Пути вырвали память о твоём прошлом — и теперь ты обречён, казалось навеки, искать правду о том, что сделал. И снова впадать в ярость, раз за разом, учиняя разгром. Этот культ, Безымянные, придумал приставить к тебе спутника. Такого, как я. Да, мой друг, были другие, задолго до моего рождения, и все были овиты магией, замедляющей старение, защищены от всех болезней и ядов до тех пор, пока честно выполняли свои обязанности спутника. Наша задача — вести тебя через ярость, подсказывать нравственный путь и, что превыше всего, быть твоими друзьями — и это, последнее задание снова и снова оказывается самым простым и самым притягательным, ведь найти в себе глубокую и неугасимую любовь к тебе — очень просто. Тебя просто любить за твою честность, твою верность, за незапятнанную честь в тебе. Поверь, Икарий, твоё чувство справедливости — суровая вещь. Однако оно растёт из глубокого великодушия. А теперь тебя ждёт враг. И только у тебя достаточно мощи, чтобы противостоять этому врагу. Вот почему мы в пути, и все, кто встанет на нашем пути — не важно по какой причине — будут отброшены. Ради великого дела. — Он позволил себе снова улыбнуться, но в этот раз с намёком на отважно скрываемую боль. — Наверное, ты хочешь знать, достойны ли Безымянные такой ответственности? Могут ли их моральная чистота и благородство сравниться с твоими? Ответ лежит в необходимости и, выше того, в поданном тобой примере. Ты направляешь Безымянных, друг мой, каждым своим поступком. Если они не справятся со своим призванием, то лишь потому, что ты не справишься со своим.