Шарлотт прищурилась и резко выдохнула:

— Это вполне приемлемо.

Я выписал чек, стараясь, чтобы подпись получилась естественной и напоминала стоявшую у меня на правах. Шарлотт взяла чек и посмотрела на него:

— Ой, у нас счет в «Либерти». В обеденный перерыв я отнесу туда ваш чек. Можно позвонить вам после обеда?

Я покачал головой:

— Телефонная компания — моя следующая остановка. Прямо сейчас у меня телефона нет. Давайте я загляну к вам часика в три.

— Отлично, мистер Рис!

Милли встретила меня у выхода для прибывших, улыбаясь одними губами. У меня внутри словно что-то оборвалось.

— Привет! — сказал я, но прикоснуться к ней не попытался.

— А ты быстро вышел! — Милли заметно успокоилась. — Небось в первом ряду сидел.

Я пожал плечами:

— В бизнес-классе только три ряда.

— А-а, ясно.

Милли повела меня прочь.

— Багаж у тебя есть?

— Только это. — я приподнял сумку.

— Машина в той стороне.

Мы пересекли зал ожидания и свернули направо.

— Пожалуйста, подожди!

— А?

Милли остановилась. Мы подошли к табличке «Смотровая площадка». За турникетом, глотающим десятицентовики, наверх убегала лестница.

— Давай поднимемся туда хоть на секунду!

Милли удивленно подняла брови:

— Это, конечно, не Эмпайр-стейт-билдинг, но если тебе хочется…

— Спасибо!

Я разменял в баре двадцатипятицентовик, и мы прошли за турникет, потом поднялись на три лестничных пролета.

С площадки открывался вид на взлетно-посадочные полосы, далекие деревья и бурую траву. Я огляделся по сторонам, запоминая подробности, чтобы в следующий раз прыгнуть прямо в аэропорт.

Милли по-прежнему держалась отстраненно и неуверенно. Оставалось надеяться, что он будет, этот следующий раз.

— В чем дело? — с непринужденным видом спросил я, оглядывая аэропорт.

Искоса посмотрел на Милли: она кусала губы. Вот она перехватила мой взгляд, и я улыбнулся:

— Милли, я создаю тебе проблемы? Ты не рада, что я приехал?

Милли нахмурилась, открыла рот, потом закрыла, словно передумав говорить, а затем выпалила:

— Я не знаю, черт подери! Дурацкое ощущение! Чувствую себя идиоткой, на которую давят, и не представляю, чего хочешь ты.

Казалось, Милли сейчас расплачется. Я поднял руку:

— А чего хочешь ты?

— Даже не знаю. — Милли повернулась к окну.

— Так давай попробуем выяснить. Ты рада, что я приехал, или не рада?

— Да.

— Ясно, «да» относится и к тому и к другому. Наверное, так лучше однозначного «не рада». — Я сам чуть не плакал. — Почему тебе кажется, что на тебя давят? К чему тебя принуждают?

Милли покачала головой чуть ли не со злостью:

— Это неправильно. Если бы я с тобой спала, то, возможно, оправдала бы то, что ты потратился на прилет сюда. Но мы не любовники, и я чувствую себя чуть ли не обязанной переспать с тобой, чтобы компенсировать затраты.

— А тебе этого не хочется? — не смог не спросить я. — Никогда?

Милли прищурилась:

— Видишь? Даже ты считаешь, что должно быть именно так.

Я покраснел:

— Прости, но нет, я так не считаю. Не буду врать, утверждая, что не хотел бы этого, но само собой разумеющимся не считаю. Я прилетел, чтобы пойти с тобой на вечеринку, но принуждать тебя ни к чему не собираюсь.

— Но давление есть. На меня давит сама ситуация.

— Хм, похоже, ты думала о нашем возможном сексе больше, чем я. Мне это очень лестно.

— Прекрати! — буркнула Милли, свирепо на меня взглянув.

— Это ты прекрати. Будь добра отвечать только за свои действия. Ты лишь согласилась пойти со мной на вечеринку. Похоже, ты стремишься взять ответственность и за мои действия. Я взрослый, по крайней мере имею право голосовать. Да, я моложе тебя, но это не значит, что ты обязана думать за меня.

Милли снова нахмурилась:

— Я не могу контролировать свои чувства.

— Ладно, ты хочешь, чтобы я уехал? Я наверняка придумаю, как провести выходные в Оклахома-Сити. Где тут такси?

— Ты сам этого хочешь?

Я резко выдохнул:

— Я хочу быть рядом с человеком, который мне рад. Я провел слишком много времени с людьми, которые мне не рады. С меня хватит.

От такого Милли притихла, потом невидящими глазами посмотрела на взлетно-посадочную полосу:

— Ладно, пошли!

Я не сдвинулся с места.

— Куда?

Милли схватила меня за руку, в которой я держал сумку, и потащила за собой.

— На вечеринку, черт подери! — На лестнице она взяла меня за руку. — И да, я рада, то ты здесь. И прекрати лыбиться!

Время поджимало, поэтому мы поужинали по дороге и отправились прямиком на вечеринку.

Когда мы подходили по асфальтовой дорожке к дому, я испытал дежавю. Футболисты, в свитерах и куртках с логотипом команды, стояли у парадной двери и пили пиво. Курильщиков оказалось меньше, хотя, наверное, для спортсменов из колледжа такое естественно. Тем не менее их присутствие и музыка, волнами льющаяся из дома, напомнили мне вечеринку недельной давности.

Милли представила меня хозяину, изучавшему антропологию в магистратуре. Звали его Пол, фамилию не помню. Я пожал Полу руку.

— Ну и какой у тебя главный предмет? — спросил Пол, потом оглядел мое лицо и одежду. — Попробую угадать. Ты первокурсник, изучаешь искусствоведение.

Я покачал головой:

— Извини, я не местный. Нет у меня главного предмета. Даже школьного аттестата нет.

— О-о… — разочарованно протянул Пол. — Так откуда ты?

— Из Нью-Йорка.

— Ты родственник Милли?

Милли в это время разговаривала с кем-то другим, но последнюю фразу услышала.

— Нет, Дэвид мне не родственник, — твердо сказала она. — Он мой парень.

Пол захлопал глазами:

— Как скажете, мэм. Мне просто показалось, что Дэвид — твой двоюродный брат и помоложе тебя.

Милли погрозила ему пальцем:

— Ты свинья сексистская! Будь Дэвид на три года старше, ты ни слова не сказал бы! А так чушь лицемерную порешь.

Пол попятился:

— Ладно, ладно, он твой парень. У него и культурный прецедент имеется.

Милли глянула на меня:

— Рот закрой! А то муха залетит.

Милли утащила меня на кухню, где устроили бар.

Я решил воздержаться от комментариев.

Милли знакомила меня с другими гостями. Я улыбался, жал руки, но говорил мало. Милли пила вино, я — имбирную шипучку.

Чуть позднее я оказался в патио вместе с Милли и двумя ее знакомыми. Разговор зашел о Нью-Йорке, о его преступниках и бедняках. Самого категоричного мнения придерживалась дама, которая там не бывала.

— Не верю я бездомным, — заявила дама. — По-моему, они либо наркоманы, либо лентяи. Не хотят работать, вот и побираются.

Я вскинул брови:

— Вас послушать, Нью-Йорк черно-белый.

— Хочешь сказать, дело в расовой проблеме?

Милли зажала рот рукой.

— Нет, я хочу сказать, что это чересчур упрощенная точка зрения. Разумеется, такие люди, как вы описали, есть. Но есть и многодетные матери, которые не могут найти работу, потому что их домашний адрес — подворотня, и они…

Милли положила мне руку на плечо.

— Дэвид, это Марк, — тихо сказала она, и я посмотрел на дверь.

Широкоплечий парень ростом чуть выше меня со светлыми волосами и бородой стоял на пороге в обнимку с девушкой, но смотрел на нас, вернее, на Милли.

Я повернулся к категоричной даме.

— Вы удивитесь тому, сколько бездомных не подходят под ваше описание, — сказал я и больше не добавил ни слова.

Милли вся сжалась и скрестила руки на груди. Марк не сводил с нее глаз. Музыканты заиграли медляк — «Sittin’ on the Dock of the Bay» [«Сижу на пристани залива» — песня, написанная американским певцом Отисом Реддингом и гитаристом Стивом Кроппером.] Отиса Реддинга.

— Милли, пошли потанцуем!

Милли резко повернулась, словно успела забыть, что я здесь, и слабо улыбнулась:

— Пошли.

Я извинился и повел ее через патио к двери, ведущей на танцпол. Марк таращил на нас глаза.

— Господи, ты видел, как он выпучился? — шепнула мне на ухо Милли, когда мы наконец попали на танцпол.

— Да. Не обращай внимания.

— Легче сказать, чем сделать.

Я погладил Милли по спине — она немного успокоилась и принялась раскачиваться под музыку.

— Много времени нужно?

— Что? — Я прижался чуть плотнее.

Милли, похоже, не возражала.

— Много времени нужно, чтобы забыть человека? Особенно если он не оставляет тебя в покое?

— Так кто кого бросил?

Милли чуть заметно напряглась:

— Я бросила Марка. Он переспал с Сисси.

— С Сисси?

— Ага, с секс-бомбой, которую он обнимал.

— Ясно. Он нравился тебе, но оказался предателем.

Милли поникла и уткнулась мне в шею.

На плечо мне легла рука. Марк! Не прерывая танца, я стряхнул чужую руку. Марк схватил меня за запястье. Милли увидела его и отошла в сторону. Я повернулся к Марку лицом.

— Вот, братан, вмешаться захотелось, — заявил он.

Марк широко расставил ноги и улыбался, но совсем не по-доброму.

Я взял Милли за руку и повел прочь с танцпола. Марк двинулся следом, то и дело стараясь повернуть Милли к себе лицом. Меня замутило, почти как в пору, когда я чувствовал, что папа пьян, значит мне достанется. Я загородил Милли собой, и Марк толкнул меня прямо на нее. Милли была на каблуках, и один каблук застрял в деревянном пороге. Она замахала руками, чтобы не упасть.

Я поддержал ее и обернулся. Мы стояли у самой двери, за спиной у меня оказались выключатели. Марк широко расставил ноги и поднял руки. Вокруг гости перестали танцевать и смотрели на нас.

Хотелось, чтобы меня скорее вырвало. Хотелось сбежать. Убить Марка, этого мерзавца. Как он смеет так обращаться со мной и с Милли?

Я резко отвернулся от Марка и обеими руками нажал на кнопки выключателей. Танцпол погрузился во мрак, свет теперь проникал лишь из-за двери патио. Я прыгнул Марку за спину — примерился еще до того, как выключил свет. Я схватил его за пояс и оторвал от пола. Он взмахнул руками, локтем ударил меня в глаз, но я, не отпуская его, прыгнул на смотровую площадку аэропорта Уилла Роджерса в шестидесяти милях к юго-западу от Стиллуотера. И лишь там выпустил Марка. Он отшатнулся от меня, изумленный внезапной переменой места и освещения, рухнул на колени и вытянул руки перед собой, чтобы окончательно не потерять равновесие. Но не успел еще он подняться и обернуться, как я уже был на прежнем месте — на танцполе.

Конец ознакомительного фрагмента