Стивен Кинг

Возрождение

Эта книга посвящается тем, кому я во многом обязан своим видением мира:

Мэри Шелли

Брэму Стокеру

Говарду Филлипсу Лавкрафту

Кларку Эштону Смиту

Дональду Уондрею

Фрицу Лейберу

Августу Дерлету

Ширли Джексон

Роберту Блоху

Питеру Страубу

И Артуру Мейчену, чья повесть «Великий бог Пан» не дает мне покоя всю жизнь.

Мертвец покой и сон не обретет,
Ведь смерть конец однажды тоже ждет.

Говард Филлипс Лавкрафт

I

«Пятый персонаж». Череп-гора. Мирное озеро

Наша жизнь, по меньшей мере в одном, похожа на кино. Главные роли в нем играют родственники и друзья. Роли второго плана исполняют соседи, коллеги по работе, учителя и просто знакомые. Есть и те, кто занят в эпизодах: молодая кассирша с приятной улыбкой из соседнего супермаркета, приветливый бармен в местной забегаловке, ребята, с которыми тренируешься в тренажерном зале три раза в неделю. И тысячи статистов — тех, кто входит в нашу жизнь, но не задерживается в ней и, мелькнув лишь раз, бесследно утекает, словно вода сквозь решето. Подросток, листающий комиксы в книжном магазине «Барнс энд Ноубл», мимо которого пришлось протиснуться (пробурчав извинения), чтобы добраться до полок с журналами. Женщина за рулем машины в соседнем ряду, которая, остановившись на светофоре, пользуется моментом, чтобы подкрасить губы. Мать, вытирающая перепачканного мороженым малыша в придорожной закусочной, куда ты заглянул. Торговец, продавший тебе пакетик арахиса на бейсбольном матче.

Но иногда в нашей жизни появляется человек, который не вписывается ни в одну из этих категорий. Он возникает нежданно-негаданно, причем нередко в самый сложный момент. В кино такого героя называют «пятым персонажем», или агентом перемен. Но кто пишет сценарий нашей жизни? Провидение или случай? Мне хочется верить, что случай. Мне хочется этого всей душой. Я не могу смириться с мыслью, что присутствие в моей жизни Чарлза Джейкобса — моего «пятого персонажа», причины всех перемен и несчастий — каким-то образом связано с судьбой. Это означало бы, что всем произошедшим страшным событиям — этим ужасам — было суждено случиться. А если так, то никакого света не существует, и наша вера в него лишь наивный самообман. И тогда все мы живем в темноте, точно забившиеся в нору животные или муравьи, укрывшиеся в глубине муравейника.

Причем живем не одни.

На свой шестой день рождения я получил в подарок от Клэр целую армию игрушечных солдатиков и 6 октября 1962 года готовился к крупной битве.

Я вырос в многодетной семье. У меня было три брата и одна сестра, и я, как младший в семье, всегда получал много подарков. Самые лучшие дарила Клэр. Не знаю, связано ли это с тем, что она была старшей, или с тем, что была единственной девочкой. А может, с тем и другим одновременно. Но из всех замечательных подарков, что я получал от нее на протяжении многих лет, та армия была, безусловно, самым потрясающим. В нее входило двести зеленых пластмассовых солдатиков: одни с винтовками, другие с пулеметами, а с десяток были намертво приклеены к похожим на трубки штукам — минометам, по словам Клэр. Кроме того, в наборе имелось восемь грузовиков и двенадцать джипов. Но особенно круто смотрелся картонный бокс, куда все это было сложено, весь в камуфляжных зелено-коричневых разводах, с надписью «Собственность армии США» на крышке. «Командир Джейми Мортон» — значилось чуть ниже: эту надпись Клэр добавила сама.

Джейми Мортоном звали меня.

— Я увидела рекламу на обложке одного из комиксов Терри, — сказала сестра, дождавшись, когда я закончу верещать от восторга. — Он не давал мне ее вырезать, потому что он бука…

— Точно, — подтвердил Терри. Ему было восемь. — Я злой старший брат!

Он сложил большие пальцы вилкой и сунул себе в ноздри.

— Перестаньте! — вмешалась мама. — Никаких перебранок в день рождения, пожалуйста. Спасибо. Терри, вынь пальцы из носа.

— Но все равно, — продолжила Клэр, — я скопировала купон и отослала по почте. Боялась, что не успеют вовремя доставить, но все сложилось. Я рада, что тебе нравится. — Она поцеловала меня в висок. Она всегда целовала меня в висок. Даже по прошествии долгих лет я отлично помню эти нежные поцелуи.

— Я их обожаю! — заверил я, прижимая ящик к груди. — И буду обожать вечно!

Это было после завтрака, состоявшего из блинов с черникой и бекона — моего любимого блюда. На дни рождения мы всегда получали свои любимые блюда, а подарки вручались после завтрака на кухне, где стояли дровяная печь, длинный стол и громоздкая стиральная машина, которая постоянно ломалась.

— «Вечно» для Джейми — это примерно пять дней, — заметил Кон.

В свои десять лет он был худым (хотя впоследствии поправился) и уже тогда проявлял склонность к науке.

— Тонко подмечено, Конрад, — вступил в разговор отец. Он был одет в чистый рабочий комбинезон с надписью «РИЧАРД», вышитой золотом на левом нагрудном кармане, и «МОРТОН ФЬЮЭЛ ОЙЛ» — на правом. — Я впечатлен.

— Спасибо, пап.

— Благодаря своему красноречию ты заслужил право помочь матери вымыть посуду после завтрака.

— Но сейчас очередь Энди!

— Была очередь Энди, — поправил отец, поливая сиропом последний блин. — Бери полотенце, юморист, и постарайся ничего не разбить.

— Ты бессовестно его балуешь, — отозвался Кон, но полотенце все-таки взял.

Вообще-то Конни был отчасти прав относительно моего представления о вечности. Через пять дней настольная игра «Операция», подарок Энди, собирала пыль под кроватью (в ней все равно не хватало некоторых частей тела, и Энди приобрел ее за четвертак на распродаже подержанных вещей). Такая же участь постигла и подаренные Терри пазлы. Сам Кон вручил мне стереоскоп, который протянул чуть дольше, но в конце концов тоже оказался в шкафу, где и остался лежать.

От родителей я получил одежду, потому что день рождения у меня в конце августа, и в тот год я должен был идти в первый класс. Новые брюки и рубашки представляли для меня такой же интерес, как телевизионная тест-таблица, но я постарался горячо поблагодарить мать и отца. Думаю, в искренность моей благодарности они не поверили — в шесть лет не так-то легко притворяться… хотя, к сожалению, подобный навык большинство из нас приобретает довольно быстро. Как бы то ни было, одежда была выстирана в нашей громоздкой машине, высушена на бельевой веревке во дворе и, наконец, сложена в ящики моего комода. Вряд ли имеет смысл добавлять, что об этих вещах никто не вспоминал до самого сентября, когда пришло время их надеть. Помню, что там был клевый свитер — коричневый в желтую полоску. Когда я его носил, то воображал себя суперменом по имени Человек-Оса: берегитесь, злодеи, моего жала!

Но относительно бокса с солдатиками Кон ошибся. Я играл в них дни напролет, как правило, на краю двора, где пролегала полоска земли между нашей лужайкой и Методист-роуд, которая в те дни была грунтовой и мало чем отличалась от этой полоски. За исключением шоссе номер 9 и узкой двухполосной дороги, ведущей к Козьей горе, где располагался курорт для богатых, все остальные дороги в Харлоу были грунтовыми. Помню, что пыль, скапливавшаяся в доме в сухие летние дни, не раз доводила мать до слез.

В солдатиков со мной часто играли два моих лучших друга, Билли Пэкетт и Эл Ноулз, но в день, когда в моей жизни появился Чарлз Джейкобс, я был один. Я не помню, почему отсутствовали Билли и Эл, но помню, что радовался, оказавшись в кои-то веки в одиночестве. С одной стороны, отпадала необходимость делить войско на три части. С другой стороны — что гораздо важнее, — не нужно было спорить, чья очередь побеждать. По правде говоря, мне вообще казалось несправедливым, что я должен кому-то проигрывать, ведь это были мои солдатики и мой бокс.

Когда в один из жарких дней уходящего лета, вскоре после дня рождения, я поделился этой мыслью с матерью, она взяла меня за плечи и заглянула в глаза — верный признак того, что мне предстояло получить очередной Урок Жизни.

— «Мой» и «мое» — причина очень многих бед в этом мире, Джейми. Когда ты играешь с друзьями, солдатики принадлежат вам всем.

— Даже если мы сражаемся на разных сторонах?

— Даже в этом случае. Когда Билли и Эл отправляются домой ужинать, а ты убираешь солдатиков в коробку…

— Это бокс!

— Хорошо, бокс. Когда ты их убираешь, они снова становятся твоими. Люди часто причиняют друг другу зло, и ты столкнешься с этим, когда подрастешь, но я считаю, что все дурные поступки вызваны самым обычным эгоизмом. Обещай мне, что никогда не станешь эгоистом, малыш.

Я пообещал, но мне все равно не нравилось, когда победу одерживали Билли и Эл.

В тот октябрьский день 1962 года, когда судьба мира висела на волоске из-за небольшого, подобного кляксе на карте, тропического островка под названием Куба, я сражался за обе стороны и не мог проиграть ни при каком раскладе. Незадолго до этого по Методист-роуд прошелся городской грейдер (отец всегда ворчал, что он только разбрасывает камни), и вокруг было полно земли. Я наскреб достаточно, чтобы сделать сначала маленький холмик, потом холмик побольше, а затем и очень большой холм, доходивший мне почти до колен. Сперва я хотел назвать его Козьей горой, но потом передумал, посчитав название неоригинальным (в конце концов, настоящая Козья гора находилась всего в двенадцати милях) и неинтересным. Поразмыслив, я решил назвать его Череп-горой. Я даже попытался сделать пару пещер-глазниц, ткнув пальцем в соответствующие места, но земля была сухой и тут же осыпалась.

— Что ж, ладно, — сказал я, обращаясь к лежавшим в боксе солдатикам. — Мир устроен непросто, и нельзя иметь все. — Это было одним из любимых выражений отца, и не сомневаюсь, что при наличии пятерых детей у него имелись все основания так считать. — Пещеры у нас будут понарошку.

Половину солдатиков я расположил на вершине Череп-горы, и они являли собой внушительное зрелище. Особенно мне нравилось, как там смотрелись минометчики. Это были фрицы. Американские солдаты разместились у подножия. Им достались все джипы и грузовики, поскольку езда вверх по склону предстояла захватывающая. Я не сомневался, что одни машины опрокинутся, но другим наверняка удастся добраться до вершины. И раздавить минометчиков, которые будут напрасно молить о пощаде. Им ее не видать.

— Пленных не брать, — сказал я, пристраивая последних героев-американцев. — Гицмер, тебе конец!

Я начал двигать шеренги солдат вперед, сопровождая маневр звуками пулеметных очередей, когда на поле битвы упала тень. Я поднял глаза и увидел мужчину. Он загораживал солнце, и его силуэт обрамляли золотые лучи — прямо человеческое затмение.

В тот момент, как и обычно по субботам во второй половине дня, в нашем доме кипела жизнь. Энди с Коном и компанией друзей играли позади дома в дворовый бейсбол, с громкими криками и смехом. Клэр у себя в комнате с парой своих подруг крутила на проигрывателе пластинки: «The Loco-Motion», «Soldier Boy», «Palisades Park». Из гаража доносился стук — это Терри с отцом трудились над старым фордом 1951 года выпуска, который отец называл «Дорожной ракетой». Однажды я слышал, как он обозвал его «куском дерьма»; это выражение мне понравилось, и я до сих пор его использую. Если хотите поднять себе настроение, назовите что-нибудь «куском дерьма». Как правило, это срабатывает.

В общем, вокруг происходило много чего, но в тот момент мне показалось, будто все замерло. Я знаю, что это лишь игра воображения, которая объясняется сбоем в памяти (не говоря уже о сонме темных ассоциаций), но это воспоминание очень яркое. Неожиданно стихли крики ребят на заднем дворе, песни в комнате наверху, стук в гараже. Даже птицы вдруг замолчали.

Затем мужчина наклонился, и заходящее солнце, выглянув из-за его плеча, ослепило меня. Я прикрыл глаза рукой.

— Извини, извини, — произнес он и чуть подвинулся, чтобы солнце не мешало мне его рассмотреть. На нем был черный пиджак священника и черная рубашка с английским воротником, джинсы и стоптанные легкие кожаные туфли. Как будто он хотел быть одновременно двумя разными людьми. В шестилетнем возрасте я делил взрослых на три категории: молодые взрослые, взрослые и старики. Этот человек относился к молодым взрослым. Он наклонился, чтобы разглядеть сражающиеся армии.

— Вы кто? — спросил я.

— Чарлз Джейкобс.

Имя показалось мне знакомым. Он протянул руку, и я тут же пожал ее, потому что уже в шесть лет был вежливым. Мы все были вежливыми — родители об этом позаботились.

— А почему у вас воротник с дыркой?

— Потому что я священник. Теперь, приходя по воскресеньям в церковь, ты будешь встречать меня там. И вечером по четвергам, если станешь посещать собрания БММ.

— Раньше нашим священником был мистер Латур, — сказал я, — но он умер.

— Я знаю. Мне очень жаль.

— Ничего страшного. Мама сказала, что ему не было больно, и он отправился сразу на небо. Правда, он не носил такой воротник.

— Потому что Билл Латур был проповедником без духовного сана. Вроде волонтера. Благодаря ему двери церкви оставались открытыми, когда других служителей не было. Очень похвальное поведение.

— Мне кажется, папа знает о вас, — сказал я. — Он один из дьяконов. И собирает пожертвования. Правда, делает это по очереди с другими дьяконами.

— Делиться — это очень хорошо, — сказал Джейкобс и опустился на колени рядом со мной.

— Вы собираетесь молиться? — Эта мысль меня встревожила. Для молитв имелась церковь и собрания БММ — Братства методистской молодежи, — которые мои братья и сестра называли четверговой вечерней школой. Когда мистер Джейкобс возобновит эти собрания, я пойду на них в первый раз, как и в школу. — Если хотите поговорить с папой, то он в гараже с Терри. Они ставят новое сцепление на «Дорожную ракету». Вернее, это делает папа, а Терри подает ему инструменты и учится. Ему восемь лет. А мне — шесть. А мама, наверное, на заднем крыльце, смотрит, как ребята играют в дворовый бейсбол.

— Когда я был маленьким, мы называли эту игру «бита-перевертыш», — сказал Джейкобс и улыбнулся. У него была хорошая улыбка, и он мне сразу понравился.

— Правда?

— Ну да. Потому что, поймав мяч, надо было ударить им по бите. Как тебя зовут, малыш?

— Джейми Мортон. Мне шесть лет.

— Ты уже говорил.

— На нашем дворе еще никто не молился.

— Я тоже не собираюсь этого делать. Я хочу посмотреть поближе твои войска. Где тут русские, а где американцы?

— Ну, внизу, само собой, американцы, а на Череп-горе — фрицы. Американцам надо захватить гору.

— Потому что она не дает им продолжить наступление, — понимающе кивнул Джейкобс. — А за Череп-горой лежит дорога в Германию.

— Точно! И там самый главный фриц! Гицмер!

— Источник стольких бед, — сказал он.

— Что?

— Не важно. Ты не против, если я буду называть плохих парней немцами? «Фрицы» звучит как-то не очень.

— Нет, это здорово. Фрицы — это немцы, а немцы — это фрицы. Мой папа был на войне. Правда, только в последний год. Он чинил грузовики в Техасе. А вы были на войне, мистер Джейкобс?

— Нет, я тогда был слишком маленьким. И для Кореи тоже. А как американцы собираются взять гору, генерал Мортон?

— Штурмом! — закричал я. — Стреляя из пулеметов! Бабах! Бух-бух-бух! — И, понизив голос, добавил: — Така-така-така!

— Лобовая атака противника, закрепившегося на горе, — довольно рискованное предприятие, генерал. На твоем месте я бы разделил войска… примерно так… — Джейкобс расположил половину американцев слева, а половину — справа. — Это позволяет взять противника в клещи, понимаешь? — Он соединил большой и указательный пальцы. — И атаковать с двух сторон.

— Может быть, — согласился я. Мне нравилась идея лобовой атаки — много крови и рукопашная, — но и предложение мистера Джейкобса пришлось по душе. Военная хитрость. И коварство могло принести плоды. — Я хотел сделать пещеры, но земля слишком сухая.

— Понятно. — Он ткнул пальцем в Череп-гору и убедился, что земля осыпается. Поднялся, отряхнул джинсы. — У меня есть маленький сын, который через год-другой наверняка будет без ума от твоих солдатиков.

— Он может в них поиграть уже сейчас. — Я старался не быть эгоистом. — А где он?

— Пока еще в Бостоне со своей мамой. Там надо собрать много вещей. Думаю, что они приедут в среду. Самое позднее, в четверг. Но Морри еще слишком мал для солдатиков. Сейчас он их только разбросает.

— А сколько ему?

— Всего два годика.

— Могу поспорить, что он до сих пор писает в штаны! — закричал я и залился смехом. Возможно, это было не очень-то вежливо, но я не мог удержаться. Когда дети писают в штаны — это очень смешно.

— Так и есть, так и есть, — согласился Джейкобс, улыбаясь, — но я уверен, что он перестанет, когда подрастет. Говоришь, твой папа в гараже?

— Да. — Теперь я вспомнил, где слышал имя этого человека. Мама с папой говорили за ужином о новом священнике, который приезжает из Бостона.

Разве он не слишком молод для пастора? — спросила мама.

Да, и на его жалованье это точно скажется, — ответил отец и усмехнулся.

Кажется, они поговорили о нем еще немного, но я уже не слушал и переключился на Энди, который, даваясь, жадно заглатывал картофельное пюре. Он всегда так делал.

— Попробуй обходной маневр, — посоветовал Джейкобс на прощание.

— Что?

— Клещи, — пояснил он, снова сложив в кольцо большой и указательный пальцы.

— А-а. Да. Ладно.

Я попробовал, и это сработало. Все фрицы погибли. Однако битва получалась не такой впечатляющей, поэтому я предпринял лобовую атаку, и грузовики с джипами скатывались вниз, не в силах преодолеть крутой склон Череп-горы, а фрицы падали как подкошенные, перед смертью отчаянно крича.

Пока разыгрывалось сражение, родители и мистер Джейкобс сидели на крыльце, пили чай со льдом и обсуждали всякие церковные дела: помимо того, что мой отец был дьяконом, мама состояла в женской группе помощи и даже была заместителем ее руководительницы. Какие красивые шляпки она тогда носила! Их было не меньше дюжины. Мы были счастливы в те дни.

Мама позвала братьев и сестру с их друзьями, чтобы познакомить с новым священником. Я тоже было направился к ним, но мистер Джейкобс остановил меня, махнув рукой, и объяснил маме, что мы уже познакомились.

— Продолжай сражение, генерал! — крикнул он.

Я так и сделал. Кон и Энди с друзьями вернулись на задний двор и продолжили игру. Клэр с подругами отправились наверх танцевать (хотя мама и попросила ее сделать музыку потише — пожалуйста, спасибо). Беседа мистера и миссис Мортон с преподобным Джейкобсом завершилась не скоро. Помню, как часто меня удивляло, что взрослые могут так долго болтать. Неужели им не скучно?

Я перестал обращать на них внимание и полностью переключился на сражение возле Череп-горы, которое разыграл несколько раз. Самым удачным вариантом оказался тот, что включал предложенные мистером Джейкобсом клещи. Одна часть американских войск удерживала немцев с фронта, а другая обходила гору и обрушивалась на них с тыла. Ваз из это? — успел крикнуть один из фрицев, прежде чем пуля угодила ему в голову.