Тэми Хоуг

Прах к праху

Глава 1

Некоторые рождаются убийцами. Некоторые ими становятся. Иногда корни желания убить человека теряются где-то далеко в неблагополучном детстве и безбашенной юности, и никому не дано понять, является ли это желание врожденным или приобретенным…


Он отрывает тело от заднего сиденья машины подобно тому, как с пола скатывают в рулон старый ковер. Подошвы башмаков шуршат по асфальту автостоянки; затем затихают, стоит ступить на траву и твердую землю. Для Миннеаполиса эта ноябрьская ночь очень даже теплая. Ветер крутит по земле опавшие листья. Голые ветви деревьев гремят друг о друга, словно мешки с костями.

Он знает, что относится ко второй категории убийц. Он провел много часов, дней, месяцев, изучая свое желание убивать и корни этого желания. Ему известно, кто он такой, и он давно примирился с этим. Раскаяние или чувство вины ему неведомы. По его мнению, совесть, правила, законы — совершенно ненужные вещи и лишь ограничивают человеческие возможности.

В мир морали человека приводит страх, а не любовь. Пол Рикер, «Символизм зла».

Его истинное «я» придерживается лишь собственного поведенческого кодекса: он создан повелевать, помыкать, приказывать.

Ущербный серпик луны смотрит на землю, и его слабый свет меркнет под сплетением конечностей. Он укладывает тело, ощущая удовлетворение от того, что делает, и чертит слева на груди жертвы две перекрещивающиеся буквы Х. С церемониальной торжественностью льет воспламенитель. Умащивает мертвую. Символизм зла. Его истинное «я» приемлет зло как повелителя всего сущего. Топливо для адского пламени.

— Прах к праху.

Звуки следуют в строгом порядке. Волнение в груди усиливает их. Чирканье спички о коробок, легкий хлопок, сопровождающий появление первого язычка пламени, свист взметнувшегося вверх огня. Память проигрывает предшествующие звуки — боли и страха. Он вспоминает дрожь в ее голосе, когда она умоляла сохранить ей жизнь; высоту и тембр каждого крика, когда он истязал ее. Искаженное мукой лицо, гримасы жизни и смерти.

На какой-то миг он позволяет себе восхититься этим сладостным зрелищем, ощутить исходящий от пламени жар, который лижет лицо подобно языкам желания. Он закрывает глаза и прислушивается к шипению и потрескиванию, глубоко вдыхает аромат обугленной плоти.

Довольный, взволнованный, возбужденный, он достает из брюк набухший член и ласкает его. Он почти доводит себя до оргазма, однако семени не изливает. Он специально откладывает этот момент, когда сможет сполна отпраздновать успех.

Цель хорошо видна. У него есть план, тщательнейшим образом разработанный и выстроенный, и план этот должен быть выполнен, причем идеально. Его имя будет жить, покрытое дурной славой, вместе с другими великими именами — Теда Банди, Кемпера, Бостонского Душителя, Убийцы с Зеленой Реки. Местная пресса окрестила его Крематором.

Эта мысль вызывает улыбку. Он чиркает очередной спичкой и держит ее перед собой, разглядывая пламя, любуясь чувственной пляской оранжевых языков. Подносит спичку ближе, открывает рот и пожирает огонь.

Затем поворачивается и уходит. Мысли уже заняты тем, что будет в следующий раз.


Убийство.

Это зрелище крепко впечаталось в глубины памяти, в заднюю стенку глазных яблок, и хотя лицо застилают слезы, она все равно его видит. Тело извивается в медленной агонии, его ужасная судьба предрешена. Декорацией в кошмарной сцене служат оранжевые языки пламени.

Огонь.

Она бросается бегом. Легкие горят, ноги вот-вот не выдержат и сломаются, глаза щиплет, горло саднит. В одном из уголков сознания она представляет себя на месте трупа. Может, именно такой и бывает смерть. Что, если огонь пожирает тело, а сознание — это просто душа, которая рвется наружу, дабы не терпеть адских мук? Ей не раз говорили, что именно так закончит свое существование этот мир.

Где-то поблизости раздается вой сирены, и ночную темноту прорезают синие и красные вспышки. Рыдая и спотыкаясь, она выбегает на улицу. Разбивает правую коленку о мерзлую землю, но все равно заставляет себя бежать дальше.

Беги, беги, беги…

— Стоять! Полиция!

Машина все еще припаркована у тротуара. Дверь открыта. Рядом прогуливается полицейский. В руках у него пистолет. Дуло направлено прямо в нее.

— Помогите мне! — застревает в ее горле хриплый шепот. — Помогите мне! — выдыхает она, и слезы застилают глаза.

Колени подгибаются, не выдержав веса, не выдержав веса ее страха, не выдержав веса ее сердца, которое разбухло до огромных размеров и гулко стучит в груди.

Полицейский бросается к ней, засовывает пистолет в кобуру и опускается на землю рядом. Должно быть, еще новичок, мелькает в сознании смутная мысль. Она знала не одного четырнадцатилетнего хулигана, у которых было гораздо больше мозгов. Она вполне могла бы вырвать оружие. Будь то нож, могла бы приподняться и заколоть его.

Взяв ее твердыми руками за плечи, полицейский ее приподнимает с земли, чтобы она могла сесть. Вдали по-прежнему воют сирены.

— Что случилось? С вами все в порядке? — У него лицо ангела.

— Я его видела, — говорит она, задыхаясь, трясясь, ощущая в горле привкус желчи. — Я там была. О господи! Черт, я видела его!

— Кого?

— Крематора.

Глава 2

— Ну почему я всегда бываю не там, где надо, и не тогда, когда надо? — пробормотала Кейт Конлан.

Не успела она вернуться из отпуска — если этим словом можно назвать поездку к родителям в такое адское место, как Лас-Вегас, — как уже умудрилась опоздать на работу. Вдобавок разболелась голова, а еще захотелось придушить сержанта из отдела сексуальных преступлений за то, что тот спугнул одного из ее клиентов, и теперь придется расхлебывать кашу, выслушивая, что думает по этому поводу прокурор. А если прибавить еще и один каблук на дорогущих стильных лодочках, который расшатался и грозил вообще отвалиться, за что спасибо пандусу на крытой парковке на Четвертой авеню…

А теперь еще и псих с пистолетом.

Никто, казалось, не заметил, когда он, подобно безумному коту, прогуливался по краю просторного атриума администрации округа Хеннепин. Кейт сказала бы, что ему за тридцать и что он на пару дюймов выше ее — а в ней, как известно, росту почти шесть футов, — худощавый, но при этом крепкий. А еще он явно чем-то взбудоражен. Как будто недавно пережил эмоциональное потрясение — или неприятности на работе, или поссорился с девушкой. Скорее всего, разведен или давно живет один, но не бездомный бродяга. Одежда мятая, но чистая, да и ботинки на ногах вполне приличные. Бродяги в таких не ходят.

Кроме того, он истекал потом, словно толстяк в сауне. При этом не снимал пиджак, а сам все время ходил вокруг новой скульптуры, которую установили здесь в зале — некие потуги на изобразительное искусство, нечто, сделанное из расплавленных пистолетов, — и что-то бормотал под нос. Одна рука лежала на груди, на расстегнутой толстой парусиновой куртке. В таких еще ходят охотники. Внутреннее напряжение обезобразило его лицо едва ли не каменной маской.

Не сводя со странного незнакомца глаз, Конлан сначала сняла с ноги туфлю, на которой качался каблук, а затем и второй, и, запустив руку в сумочку, вытащила оттуда мобильник. В тот же самый момент странный тип привлек внимание дежурной в информационном киоске, расположенном примерно в двадцати футах.

Черт побери!

Кейт медленно выпрямилась и кнопкой срочного вызова набрала нужный номер. С внешнего телефона охранников она вызвать не могла. Ближайший из них находился по другую сторону огромного атриума, где в данный момент увлеченно болтал с почтальоном. Слегка склонив голову набок, словно ее похожая на сахарную вату блондинистая прическа давила своей тяжестью, дежурная из окошка справочной службы вышла навстречу странному типу.

Черт!

Раздался телефонный гудок — один, затем второй. Кейт медленно направилась вперед, в одной руке сжимая телефон, в другой туфлю.

— Чем я могу вам помочь, сэр? — спросила дежурная с расстояния трех-четырех шагов. Кровь точно испортит ее шелковую блузку цвета слоновой кости.

Мужчина в куртке резко обернулся.

— Я могу вам помочь? — повторила дежурная.

Четвертый гудок…

Между Кейт и типом в парусиновой куртке стояла латиноамериканской внешности женщина с ребенком на руках. Конлан показалось, что незнакомец даже дрожит, с трудом сдерживая злость, или отчаяние, или что-то другое, что двигало им сейчас или пожирало изнутри.

Пятый гудок.

— Приемная прокурора округа Хеннепин…

— Да, черт побери!

Мужчина в куртке явно не собирался стоять на месте. Он сделал шаг и сунул руку в карман. Зрачки его расширились.

— Всем на пол! — прокричала Кейт, забыв про телефон.

Дежурная из справочной службы застыла на месте как вкопанная.

— Кто-то, черт побери, заплатит! — заорал странный тип и, подбежав к женщине, свободной рукой схватил ее за локоть. Дернув дежурную, он вытащил пистолет и принялся размахивать им перед ее лицом. Хлопок выстрела эхом отразился от высокого потолка и больно ударил по барабанным перепонкам всех присутствующих. Фойе тотчас взорвалось испуганными криками. Теперь его заметили все.

Конлан подбежала к нему со спины и, словно молотком, ударила его в висок каблуком зажатой в руке туфли. Тип с пистолетом вскрикнул от боли и удивления, однако мгновенно среагировал и двинул правым локтем ей прямо в ребра.

Дежурная из справочной службы, которая до этого зашлась истерическим воплем, не то споткнулась, не то потеряла сознание и всем весом навалилась на своего обидчика. Тот, сыпля проклятиями, упал на одно колено и сделал еще выстрел, на этот раз вниз. Пуля рикошетом отскочила от пола.

Кейт повалилась вместе с ним, левой рукой хватая его за воротник. Он не должен уйти от нее. Зверь, который жил внутри его, вырвался на свободу. Если он ускользнет, то дело не ограничится шальными пулями.

Ноги в капроновых колготках скользили по полу, не давая толком подняться, и Кейт, когда стрелявший сам принял вертикальное положение, вцепилась в куртку и повисла на нем. Затем, изловчившись, вновь изо всех сил врезала ему по уху. Он попытался повернуться и ударить ее пистолетом. Но Кейт схватила его руку и заломила вверх. Пистолет выстрелил снова, и она с ужасом подумала, что над ними еще двадцать этажей офисов и помещение суда.

Пока они боролись за обладание оружием, Конлан подставила подножку и навалилась на упавшего всем телом. Оба тут же рухнули на пол и, перекатываясь друг через друга, вывалились по ступеням эскалатора на уровень улицы, где были встречены криками: «Ни с места! Полиция!»

Кейт посмотрела на угрюмые лица и, морщась от боли, пробормотала:

— Наконец-то, черт побери!


— Эй, посмотри! — воскликнул один из помощников прокурора, высунув нос из-за двери. — Да это же Грязная Харриэт! [Главный персонаж американского порнофильма «The Dirty Harriet» (1986).]

— Очень смешно, Логан, — огрызнулась Кейт, шагая по коридору в приемную окружного прокурора. — В книжке вычитал, что ли?

— Тебя в фильме должна играть Рене Руссо [Известная американская киноактриса, снимавшаяся преимущественно в экшенах.].

— Непременно передам твое мнение на киностудию.

Спину и бедро скрутил приступ боли. Кейт отказалась показываться врачу. Забежав в туалет, лишь наскоро причесалась, собрала в хвост рыжую гриву, смыла с лица кровь, выкинула в мусорку испорченные колготки и вернулась в кабинет. У нее не было телесных повреждений настолько серьезных, чтобы делать рентген или накладывать швы и тратить на это пол-утра. Вот она, цена геройства: вместо нормальных обезболивающих ей сегодня придется довольствоваться «Тайленолом», холодным джином и горячей ванной. Кейт наперед знала, что еще пожалеет об этом.

Внезапно она подумала, что уже не так молода, чтобы голыми руками ловить сумасшедших и спускать их с эскалатора. И все равно гнала прочь мысль, что в сорок два что-то может быть уже поздно. К тому же прошло всего пять лет с начала того, что она называла «второй взрослой жизнью». Вторая карьера, второй удар по стабильности и рутине.

Единственное, о чем она мечтала вдалеке от сверкающего огнями Лас-Вегаса, было возвращение к нормальной, размеренной, относительно спокойной жизни. Тишина и покой. Изученные вдоль и поперек хитросплетения работы адвоката из отдела психологической поддержки потерпевших и свидетелей. Кулинарные курсы, которые намеревалась закончить.

Но нет, именно ей довелось заметить психа с пистолетом. Почему-то именно она всегда их замечала.

Предупрежденный о ее приходе секретаршей, окружной прокурор лично распахнул перед Кейт дверь. Тед Сэйбин был высоким красивым мужчиной с властными манерами и прядью седых волос надо лбом, которую он резким движением откидывал назад. Сидевшие на орлином носу круглые очки в стальной оправе придавали ученый вид и скрадывали тот факт, что голубые глаза посажены чересчур глубоко и чересчур близко.

Когда-то Сэйбин был главным действующим прокурором, но сейчас брался за работу только тогда, когда попадалось особо важное дело. Его должность начальника носила в большей степени административный и политический характер. Он руководил многочисленным штатом юристов, пытаясь справиться с грузом задач, стоявших перед судебной системой округа Хеннепин. Обеды и вечера проводил в компании власть имущей элиты Миннеаполиса — налаживал связи, выискивал покровительство. Поговаривали, будто Сэйбин положил глаз на сенаторское кресло.

— Здравствуй, Кейт! Проходи! — поздоровался он, и на лице появилось выражение почти неподдельного беспокойства. Заботливо положив руку на плечо, он проводил Кейт в глубь кабинета и усадил на стул. — Как ты? С тобой все в порядке? Мне уже доложили, что произошло сегодня утром внизу. Господи, тебя же могли убить! Ты проявила исключительную храбрость!

— Ничего подобного! — запротестовала Конлан, пытаясь увернуться от знаков прокурорского внимания. Она села на гостевой стул и тотчас же поймала на своих голых скрещенных ногах его взгляд. Затем незаметно поправила черную юбку и пожалела, что не достала запасную пару колготок, которая, по идее, должна лежать в ящике рабочего стола. — Я просто среагировала на опасность. Как дела у миссис Сэйбин?

— Хорошо, — даже не задумавшись над вопросом, ответил окружной прокурор и, прислонившись к краю стола, пристально уставился на Кейт. — Просто отреагировала? Так, как учили в Бюро?

У него явно имелся пунктик на тему того, что она когда-то работала в ФБР, хоть и говорила, что это было «в прошлой жизни». Кейт лишь предполагала, какие непристойные фантазии могли роиться на этот счет в прокурорской голове. Ролевые игры с доминированием, черная кожа, наручники, плетки. Фу-у-у…

Она переключила внимание на непосредственного начальника, руководителя отдела психологической поддержки жертв и свидетелей, занявшего второй стул. Роб Маршалл был полной противоположностью Сэйбину — невысокий, рыхлый и неопрятный. Круглая, словно тыква, голова покрыта редеющими рыжеватым волосами, подстриженными так коротко, что казалось, будто это не волосы, а ржавые пятна. На красноватом, в следах от юношеских прыщей лице красовался короткий, похожий на картофелину нос.

Маршалл руководил ею вот уже полтора года — с тех пор, как перевелся в Миннеаполис с аналогичной должности из Мэдисона, штат Висконсин. Все это время они пытались найти разумный баланс служебных отношений, с учетом разницы в характерах и стиле работы. Начальник решительно не нравился Конлан. По ее убеждению, это был беспринципный прихлебатель, строго контролировавший, однако, каждый шаг подчиненных, что шло вразрез с ее стремлением к самостоятельности. Он, в свою очередь, считал ее упрямой и нагловатой выскочкой. Кейт принимала это за комплимент. Впрочем, она постоянно напоминала себе о том, что забота Роба о потерпевших в какой-то мере компенсирует его недостатки. Помимо непосредственных административных обязанностей, Роб Маршалл частенько сидел вместе с жертвами в конференц-зале и даже лично участвовал в работе группы психологической поддержки.

И вот сейчас он в упор смотрел из-за круглых стекол очков, поджав губы, словно щупал языком больной зуб.

— Тебя ведь могли убить. Почему ты не позвонила охране?

— Не успела.

— Инстинкт, Роб! — вставил Сэйбин, обнажив в улыбке лошадиные зубы. — Думаю, нам с тобой никогда не понять Кейт, потому что такой нюх дан далеко не всем и тренируется годами.

Кейт не стала в очередной раз напоминать, что проработала не один год в ФБР, а именно в отделе криминальной психологии Национального центра по изучению тяжких преступлений. Что касается оперативной работы, то это было уже почти сто лет назад.

— Мэр наверняка пожелает вручить тебе награду, — заявил Сэйбин, явно рассчитывая на то, что сумеет протиснуть свою физиономию на фотографию, сделанную по этому случаю.

Что касается Конлан, то слава ей ни к чему. Совсем ни к чему. Ее долг как адвоката — работать с жертвами преступлений и свидетелями, помогать им пройти через тернии судебной системы, по возможности поддерживая их морально. Если же за ней станут гоняться папарацци, это наверняка отпугнет кое-кого из клиентов.

— Я бы предпочла обойтись без наград. Особенно если учесть мою работу. Ты согласен, Роб?

— Кейт права, мистер Сэйбин, — произнес Маршалл с заискивающей улыбкой — такая частенько бывала на его лице, когда он нервничал. Конлан называла ее «улыбочкой жополиза». Стоило ему так улыбнуться, как тотчас исчезали глаза. — Ее портрет на страницах газет нам ни к чему… тем более в данных обстоятельствах.

— Пожалуй, вы правы, — кисло согласился Сэйбин. — Как бы там ни было, Кейт, то, что случилось этим утром, не имеет никакого отношения к тому, зачем мы пригласили тебя сюда. Мы поручаем тебе свидетеля.

— Тогда к чему все эти фанфары?

Большинство клиентов Кейт получала автоматически. Работая с шестью прокурорами, она никогда не сидела без дела. Разве что ей еще ни разу не доставались дела об убийстве, которые обычно брал на себя Роб. Впрочем, поручение — это, как правило, лишь телефонный звонок или визит в кабинет. Сэйбин никогда не тратил драгоценное время на такие мелочи.

— Надеюсь, ты в курсе убийства двух проституток? — спросил он. — Оба случая произошли по осени, и оба раза тело сожгли.

— Разумеется, я в курсе.

— Так вот. Теперь мы имеем третий случай. И произошел он прошлой ночью.

Конлан посмотрела сначала на одного собеседника, затем на второго. Лица обоих оставались хмурыми. За спиной Тэда открывался панорамный вид деловой части Миннеаполиса, какой можно увидеть лишь с двадцать второго этажа.

— И на этот раз жертва не проститутка, — предположила Кейт.

— Откуда тебе это известно?

«Потому что будь это так, сомневаюсь, что ты пришел бы сюда», — подумала она.

— Мне почему-то так кажется.

— Может, ты это слышала от кого-то?

— Слышала от кого-то? — Можно подумать, это что-то вроде гангстерского фильма. — Нет, я вообще понятия не имела, что произошло убийство.

Сэйбин поднялся и обошел стол, как будто ему не сиделось на месте.

— Не исключено, что вчерашней жертвой была Джиллиан Бондюран. Питер Бондюран — ее отец.