Первые несколько часов поезд катил по пустынной холмистой равнине весьма бодро: стучали колеса, летели за окнами яркие светлячки искр, вырывающихся из паровозной трубы. Затем локомотив замедлил бег, а потом и вовсе стал зачем-то останавливаться на путях примерно через каждый километр, то трогаясь, то замирая вновь. Люди приникли к окнам, переговариваясь шепотом, но эти чуть слышные голоса сливались в общий тревожный гул — в воздухе повисло напряжение, на нервы давило подсознательное ощущение опасности.
Наконец поезд снова остановился и стоял на этот раз очень долго. Несколько раз локомотив вроде бы пытался стронуть состав с места, по вагонам, точно клацанье падающих друг за другом фишек домино, пробегала металлическая дрожь, но ничего не происходило. Спустя полчаса томительного ожидания паровоз зачем-то немного сдал назад, пронзительно свистнул и встал окончательно.
— Военнослужащим и подданным Клондала просьба освободить вагоны, — гнусаво бубнил проводник, бочком пробираясь по проходу.
— Что там стряслось, уважаемый? — поинтересовался Ударник, осторожно ухватив железнодорожника за черный форменный рукав.
— Сурганский блокпост, — неохотно ответил тот, — составы пропускают, но только после личного досмотра багажа и проверки документов у пассажиров. Мы за их жизнь ответственности не несем, потому просим покинуть поезд от греха, у кого бумаг нету. Нам жертвы не нужны, Управление железных дорог сохраняет политический нейтралитет.
Что ж, определенная логика в этом прослеживалась. Железнодорожники, как известно, считались в Центруме отдельной силой — разветвленная сеть стальных магистралей, опутывающих густой паутиной континент, представляла собою независимое государство, подчиняющееся своим собственным правилам и законам. Железнодорожникам все равно нужно возить грузы, а во время войны потребность в грузоперевозках возрастает многократно. При этом им самим, по большому счету, все равно, кто находится у власти — клондальцы, сурганцы или какие-нибудь зеленые рептилоиды с планеты Нибиру. Платили бы деньги. Притом собственных стволов и пушек у железнодорожников хватает в избытке, благодаря чему они и пользовались среди обитателей Центрума должным уважением. Совсем как пограничники некоторое время назад, невесело ухмыльнулся своим мыслям Ударник.
Клондальские солдаты спрыгивали из вагонов на землю, настороженно оглядывались. В своих выкрашенных в светло-серый цвет касках с широкими полями они напоминали возникшие посреди безжизненной пустоши заросли бледных поганок. Похоже, никто не проинструктировал их заранее о том, зачем они здесь находятся и что следует делать дальше, — складывалось впечатление, будто в клондальских войсках царит полная сумятица и неразбериха. Откуда-то появился офицер, жестами приказал растерянно бродившим возле насыпи бойцам соорудить окоп поблизости от железнодорожного полотна. Двое солдат волоком протащили мимо вагона станковый пулемет.
Иван шагнул на влажную от росы подножку, выглянул наружу, ухватившись за холодную металлическую ручку тамбура. Справа высились темными громадинами предгорья Синего Кряжа, слева холмистая степь упиралась в серое марево густого тумана: где-то там вдалеке зиял бездонной пропастью Разлом, таинственная природная аномалия, глубокий порез на израненном теле планеты. А впереди… Впереди ждала неизвестность.
Теоретически сурганцы вполне могут пропустить его через кордон — гражданином воюющей страны он не является и угрозы для них не представляет. С другой — у него нет при себе никаких документов, что может вызвать нежелательные осложнения.
— Вы остаетесь? — вновь прогнусавил железнодорожник, следуя в обратном направлении по опустевшему вагону.
Эх, была не была.
— Остаюсь.
— Тогда сойдите с подножки и займите свое место. Отправляемся.
Состав громыхнул сцепками, и степь за окнами медленно поплыла назад. Качнулись и исчезли суетящиеся солдаты, уплыли вдаль сгруженные с состава ящики с боеприпасами и дымящиеся костры, вокруг которых топтались все те же воины в бесформенных бушлатах. Вновь потянулась монотонно-бурая равнина. Поезд тащился медленно, даже не пытаясь набрать скорость, колеса лениво отсчитывали стыки рельс.
Наконец картинка за окном изменилась. Показалось нечто, похожее на пограничный рубеж из нескольких слоев «колючки», растянутой меж врытых в землю кольев. Солдат в долгополой серой шинели и глубокой каске отодвинул в сторону полосатый красно-белый шлагбаум, мимо прокатился, обдав его облаком сизой гари, приземистый колесный танк с черным ромбом на боку. Еще двое солдат о чем-то лениво переговаривались, сидя в обложенных мешками с песком пулеметных гнездах. Дальше окружающий пейзаж становился все более оживленным: вдоль полотна теперь сновали солдаты все в той же серой полевой форме, пропылил тентованный фургон на паровом ходу, показалось еще несколько стоящих в сторонке колесных танков, маленькие, хищные башни которых были бережно прикрыты от непогоды темным брезентом. Вдалеке, за небольшим пригорком, задрав стволы в небо, замерло около десятка артиллерийских орудий. Сурганцы, похоже, решили обставиться тут основательно: вдоль железнодорожного полотна выстроились шатры полевых палаток, где-то дымила кухня, потянуло кислыми щами. Ударник обратил внимание на весьма интересные конструкции, собранные из сложного переплетения металлических труб и закрепленные на спинах лошадей, которых вели под уздцы солдаты. В голове сам собою всплыл термин «вьючное седло»: конструкция позволяла закрепить на спине лошади огромное количество тюков, мешков, ящичков и торб, которые иным способом водрузить на конягу было бы попросту невозможно. Сбоку одного из вьючных седел он даже разглядел закрепленный кусок холщовой ткани с многочисленными кармашками, из которых выглядывали клювы почтовых голубей. Самое любопытное, подумал Иван, что, судя по карте, до сурганских земель отсюда еще около двух километров пути, то есть полевой лагерь был разбит уже на клондальской территории.
Тем временем поезд, устало и глубоко вздохнув, остановился. Двое сурганцев, первый — с винтовкой за спиной, второй — с пистолетом-пулеметом неизвестной Ивану конструкции на пузе, ловко запрыгнули на подножку и шагнули в полупустой вагон. Окинув нескольких оставшихся пассажиров подозрительным взглядом, вооруженный пистолетом-пулеметом солдат, на груди которого поблескивал медью круглый жетон с двумя перекрещенными мечами на фоне традиционного пшеничного снопа, сразу же шагнул к Ударнику.
— Диз лихте тарде кан? — спросил он.
— Извините, я не говорю по-сургански, — произнес Иван одну из немногих фраз, которые знал на этом языке.
— Предъявите документы, пожалуйста, — тут же перешел на клондальский обладатель блестящего жетона.
— У меня нет с собой документов. Я пограничник.
С этими словами Иван продемонстрировал татуировку на собственном запястье. Сурганец покачал головой:
— Вы находитесь в зоне боевых действий, и без документов мы не имеем права позволить вам следовать дальше. Прошу прощения, но вам придется пройти с нами.
— С какой целью?
— С целью установления личности. Не волнуйтесь, вашей жизни ничто не угрожает.
Пожав плечами, Иван дождался, пока напарник вооруженного пистолетом-пулеметом солдата закончит проверку бумаг у оставшихся пассажиров, и направился следом за ними к выстроившейся вдоль железнодорожной насыпи линии палаток. Вблизи лагерь казался еще более оживленным, чем из окна поезда: снующие туда-сюда вояки старательно месили сапогами грязь, к запаху готовящегося супа примешивался аромат горящих дров и конского навоза.
Ивана отвели в одно из наспех сколоченных из досок сооружений с натянутым поверху брезентовым тентом вместо крыши, велели ждать и заперли снаружи дверь на щеколду. Конструкция напоминала обычный дровяной сарай, свет проникал внутрь сквозь единственное небольшое оконце в дощатой стене. Наверное, сурганцы планировали хранить тут провиант. Хлипкая дверь сарая не представляла собою серьезной преграды: Иван мог бы выломать ее одним хорошим пинком. Если бы, конечно, в этом просматривался хоть какой-то смысл: с учетом количества обретавшихся снаружи вооруженных солдат это представлялось совершенно безнадежной затеей.
Конец ознакомительного фрагмента
