— Да я не хочу вращаться в круге! Я просто хочу быть рядом, и все. Мне очень нужно быть рядом, вы просто не понимаете… — шепотом проговорила Маша.

— Да отчего ж не понимаем? Прекрасно понимаем, конечно. Красивый мужчина, другая жизнь… Но и ты тоже пойми!

— А билет! — вдруг ухватился за спасительную мысль Платон, победно подняв вверх палец. — Лео, где ты купишь ей билет на самолет? Никак и нигде, тем более в день отлета!

— Да не проблема, куплю за двойную цену, — безмятежно улыбнулся Лео. — Ну, или за тройную… У меня на карте вполне достаточно денег.

— Во дурак… Ну не дурак, а? — удивленно переспросил Платон, глядя на Антона.

— Да, Платош, все соответственно присказке про трех братьев, ты прав! — тихо рассмеялся Лео. — Первый умный был детина, средний, блин, так и сяк, третий вовсе был дурак. Так что я не обижаюсь, все наши взаимоотношения произрастают из народной мудрости. А вы не забудьте Маше спасибо сказать за вкусный завтрак, будьте добры. И закончим на этом. У нас еще куча дел…

Лео поднялся со скамьи и потянул за собой Машу:

— Идем! Посуду они сами помоют!

— Куда ты? — растерянно проговорил ему в спину Платон. — Скоро такси подойдет, в аэропорт пора ехать!

— Да мы ненадолго… — на ходу обернулся Лео. — Идем Машин паспорт добывать…

Они не успели выйти за калитку — столкнулись с Павлушей Майдалиным. Вслед за ним поспешала Маргарита — плотная коренастая блондинка в трикотажном халате, обтягивающем богатую грудь. Видно было, что Маргарита привыкла гордиться своим богатством и всячески выпячивать его на обозрение окружающим. Глаза ее на загорелом лице сверкали гневом и предвкушением скорого скандала.

— Пап, мы за паспортом… Отдай мне паспорт, пап? — обратилась к отцу Маша.

Павлуша моргнул, провел растерянным взглядом по лицам Лео и Маши и проговорил тихим голосом, в котором не слышалось ни одной ноты приказа:

— Ты никуда не поедешь, Маша. Ты останешься дома. Ну сама подумай, куда ты едешь, зачем…

— Отдай мне паспорт, папа! — уже тверже повторила Маша. — Ты не имеешь права, я совершеннолетняя, я сама отвечаю за свои поступки!

— Машутка… — с мольбой проговорил Майдалин. — Одумайся, прошу тебя, доченька!

Лео шагнул вперед, улыбнулся миролюбиво и что-то хотел ответить Павлуше, но тут вперед выступила Маргарита, выбросив впереди себя, как флаг, жирную фигу, направленную в сторону Маши:

— Паспорт отдай, говоришь? А вот это видела, сопля ты совершеннолетняя? Хочешь нам с отцом в подоле принести, да? Ты нагуляешь, а нам потом подбросишь? Думаешь, хахаль твой женится на тебе, что ли? Ага, жди! Размечталась! И нам тоже не с руки приблудных растить!

— Я бы вас попросил выбирать выражения, мадам! — без гневного напора, почти весело проговорил Лео. — И уберите свою фигу, пожалуйста, мы все ее уже увидели и по достоинству оценили.

— Нет уж, дорогой, не уберу! — сощурив глаза, зло бросила в его сторону Маргарита. — Я таких, как ты, как облупленных знаю, за версту чую! Увезешь девку, побалуешься с ней месяц-другой, а потом куда, как надоест? Ладно еще расщедришься на обратный билет, и на том спасибо. А если жаба задавит, тогда что? На панель девку отправишь?

— Я прошу вас не оскорблять Машу, уважаемая. И я тоже ничего плохого вам не сделал, чтобы подозревать мня в подобной низости.

— Ну, не сделал, так сделаешь, какая разница! Все вы тут одним миром мазаны, сволочи… Знаю я таких, как вы! Повидала на своем бабьем веку!

— Мне очень жаль, мадам, что ваша женская биография претерпела горестный опыт мужского обмана и вероломства, но зачем же проецировать его на других… — проговорил Лео.

— Что-о-о? — яростно пропела Маргарита и втянула в себя воздух, всхрапнув при этом, как взнузданная лошадь. — Что ты сказал, повтори?!

— Разве я вас чем-то обидел, мадам?

— А разве нет? Да я тебя самого так сейчас спроецирую, что мало не покажется! Понял?

— Понял, — в высшей степени покладисто кивнул Лео и только что не поклонился. — Осознаю. Прошу вас, не будем больше спорить… Простите великодушно, если обидел. Тем более времени на выяснение отношений у нас совсем не осталось. Отдайте Машин паспорт, пожалуйста. Она действительно совершеннолетняя, и вы не можете ей приказывать. Она сама приняла решение ехать со мной, и вам придется считаться с этим решением, как бы ни хотелось иного.

— Ага, сама! Да что она может, сама? Это ты небось уговорил девку! Наплел ей всякого про красивую жизнь, навешал лапшу на уши! Я уж поняла, как складно ты говорить умеешь, как по писаному читаешь! Понятно, что она рот открыла, слушает тебя, как батюшку на проповеди! Ну, наговоришься, натешишься ее глупостью… А дальше-то что? Нам с отцом потом расхлебывать? Нет уж, дорогой, не выйдет! Не на ту напал!

Дед Иван, Антон и Платон сидели молча за столом, напряженно вслушиваясь в этот скандальный диалог. Потом дед не выдержал, успел проговорить в короткую паузу:

— Леонка, отступись! Прошу тебя, отступись, ей-богу…

И никто не слышал, как Маша, умоляюще глянув на отца и сглотнув слезы, прошептала тихо:

— Папочка, прошу тебя… Ну, пожалуйста, папочка…

Видимо, Павлуша услышал что-то в голосе дочери, что заставило его моргнуть и виновато улыбнуться, и прошептать в ответ также тихо:

— Ладно, идем…

И уже громче добавил:

— Надо ведь вещи какие собрать. Не в шортах же тебе ехать…

И решительно шагнул в сторону калитки. Маша радостно потрусила за ним, сделав рукой знак Лео — не ходи за мной, я сама, я быстро…

Маргарита обернулась, обиженно и громко проговорила им вслед:

— В подоле принесет, сам нянькаться будешь, понял?

— И буду! — выходя за калитку, тихо огрызнулся Павлуша.

— Во дурак… — в растерянности развела Маргарита в стороны плотные руки. И, обращаясь к немногочисленной публике и будто приглашая ее возмутиться вместе с нею, картинно распахнула глаза: — Угораздило же меня с бестолковками связаться… Что папаша, что дочка его…

— Так развяжись, Ритуля, в чем дело-то… — с досадой вздохнул дед Иван, глядя вслед удаляющимся Маше и Лео. — Не веревками же тебя прикрутили, не морским узлом за спиной завязали? Возьми да развяжись, дело-то выеденного яйца не стоит.

— А не ваша забота, дядь Вань, понятно? — тут же огрызнулась Маргарита.

— Отчего ж не понятно? Понятно, конечно. А только знаешь, Ритуля, бабье счастье — штука гордая да обидчивая. Оно захватом никому не дается, оно на небесах лепится да по великой господней милости на голову сваливается. Той, которая избрана, той, которая сердцем заслужила. Той, которая достойна да спокойна, да на нежность и доброту щедра.

Конец ознакомительного фрагмента