Мама говорила почти полчаса, обо всем сразу, перескакивая с темы на тему — о вредной директрисе, которая мешает работать и внаглую выписывает себе премии, о Люськином новом кавалере — парне умном и из хорошей семьи. Сестра так в него влюбилась, что остепенилась, увлеклась английским и погрузилась в учебу, в надежде поступить на иняз… Лаки казалось, что у него докрасна раскалились уши, к которым, ежеминутно их чередуя, он прикладывал телефон, но прерывать маму не хотелось — вдруг он слышит ее в последний раз?..

Потом мама вспомнила, что уже поздно, зевнула, попросила звонить почаще, пожелала спокойной ночи и отключилась.

Если бы кому Лаки доверил тайну, так это покойному деду Сергею, родителю отца. Мировой был мужик, в одиночку на медведя ходил, в пятьдесят пять лет тренировал детей, вел секцию бокса. Деда погубила неосторожность: местные наркоманы подкараулили его с пенсией, напали исподтишка и забили до смерти.

Лаки вернулся в комнату и рухнул в постель. Чувствам было тесно, и они рвались на свободу. Он знал, что не уснет, если не даст им воли, потому встал, взял гитару, вернулся в кровать, полулег, опершись спиной на подушки, и ударил по струнам:


Будем друг друга любить,
Завтра нас расстреляют… [Песня группы «Наутилус Помпилиус» «Золотое пятно».]

Он играл и пел, пока не уснул в обнимку с гитарой.

Разбудил его телефонный звонок. Номер был незнакомым, и спросонья Лаки не сразу узнал Юлькин голос.

— Девочка моя… — проговорил он. — Прости меня, пожалуйста, это моя ошибка, обещаю, что исправлю ее! Я очень тебя люблю!

В ответ донесся ее всхлип, а потом заговорил Брют — велел собираться и назвал адрес в Апрелевке, где Лаки будет ждать доверенное лицо, которое проинструктирует его и обеспечит всем необходимым, включая оружие и полезные арты.

Лаки вскочил с кровати, метнулся в коридор и стащил с антресоли свой рюкзак, в котором покоились спальник, дождевик, аптечка, нож-складень, бинокль, моток веревки, ПДА, контейнер для артефактов. Надел разгрузочный жилет с распиханными по кармашкам старой бумажной картой, спичками, свечкой, солью, катушкой ниток с иголкой, леской и пузырьком спирта для дезинфекции. Положил в рюкзак три пары теплых носков и сменное нижнее белье, отыскал кожаные кеды и тщательно завернул их в целлофановый пакет. Иногда сухая обувь в Зоне может спасти жизнь. Автомат, который хранился в шкафу с двойным дном, он брать не стал, посчитав, что оружием его должен обеспечить Брют.

Выходя из дома, Лаки прихватил гитару. Кошку он оставил соседу Саше, с которым вчера так неудачно познакомился, заплатив ему последние деньги, о которых забыл — те, что нашел в паспорте покойного паренька, Семена Скакуна.

Когда ждал электричку, купил «сникерс», плитку черного шоколада и две банки энергетика — на случай, если придется экстренно восстанавливать силы.

Глава 4. И снова здравствуй!

В Зону он теперь ходил через второй КПП, в районе Любаново — там знакомый лейтенант брал за вход вдвое меньше, чем в Апрелевке, в которой Лаки часто бывал семь лет назад, через три года после того, как появилась Зона. Он еще помнил пустыри, где сейчас высились новостройки, да и сам городок очень изменился, облагородился. А тогда Апрелевка была перевалочным пунктом для горячих голов, рвущихся на аномальную территорию. В городе в одночасье буйным цветом зацвели всевозможные отели, забегаловки и притоны с проститутками — ведь всего в пятнадцати километрах Периметр, а за ним — Зона, поглотившая Наро-Фоминск вместе со всеми обитателями.

Говорят, поначалу был конфликт двух реальностей, а после они притерлись друг к другу: большинство аборигенов, то есть людей, которые там жили при возникновении Зоны, пропали без вести, а остальные разбрелись кто куда. Лаки досадовал, что когда происходило самое захватывающее, ему пришла повестка из военкомата и его загребли на флот, где он зубрил устав и драил палубу вместо того, чтобы интересно и с пользой проводить время.

Объявили конечную остановку, и пассажиры устремились к выходу. Лаки закинул рюкзак за спину, взял чехол с гитарой и последовал за ними.

Тучи рассеялись, и солнечный свет резанул по глазам, позолотил окна домов. Улица Февральская — это налево, пройти квартал по серому тротуару, наряженному в разноцветье опавшей листвы, а потом вверх по трассе. Поглощенный лирическим настроением, вдыхая терпкий осенний воздух, Лаки жадно впитывал детали. Для него сейчас окружающий мир был картиной, нарисованной яркими, жирными мазками. Он догадывался, где искать Яну Кузьмакову — Зона не просто так привела его в укрытие, где ночевали Дым, Себр и Кузя. Скорее всего, она и есть та, нужная Брюту, девушка. Остался вопрос, сможет ли Лаки предать неплохого, в общем-то, человека, с которым он сидел за одним столом и делил трапезу? Сможет, должен, ведь из-за него Юля попала в беду, теперь он обязан искупить вину, и пусть потом совесть обглодает его до костей!

Нужный дом оказался «сталинкой», окруженной березами, под которыми детвора с довольными возгласами резвилась в старательно собранных дворником кучах желтых листьев. Лаки вошел в открытый подъезд, поднялся на второй этаж, нажал кнопку звонка и уставился на доисторическую деревянную дверь с медной цифрой «7». Даже пенсионеры уже поставили себе современные, так называемые бронированные, и если хозяин решил не привлекать внимание к своей квартире, то эффект получился противоположный — потому что возникало желание узнать, что же за птеродактиль за этой дверью обитает…

Заскрежетал ключ в замке и на пороге возник лысый детина лет тридцати с выпученными как у геккона глазами, в растянутых серых спортивках и клетчатой красно-синей рубахе, расходящейся на пивном пузе. Его тонкие губы расплылись в улыбке, и Лаки подумал, что сейчас изо рта этого «ящера» высунется раздвоенный язык.

— А-а-а, это ты… Ну, заходи.

Детина прошаркал тапками по скрипучему паркету в прокуренную кухоньку с допотопной бело-голубой плиткой на стенах и древней газовой плитой. Он рукой смахнул крошки со стола, кивнул на табурет:

— Садись. А на фига тебе гитара в Зоне?

— Лечиться, — почти не солгал Лаки, оставшись стоять. — Это мой охранный амулет.

— Великоват что-то… — детина достал из верхнего ящика замызганного кухонного шкафчика конверт, протянул Лаки: — Ознакомься.

Ксерокопию паспорта Яны он уже видел, и теперь мысленно попытался наложить фотографию на лицо Кузи — получилось не очень. Но Лаки был уверен, что ему нужна именно она — слишком много совпадений. Кузя — наверняка сокращенное от Кузьмаковой. Помимо ксерокса в конверте были школьные фотографии девочек-подростков и Янин табель за восьмой класс со всеми пятерками. Как он ни пытался, так и не узнал Яну среди одноклассниц.

— И где тут она? — поинтересовался он.

— Черт ее знает, — дернул плечами детина, встал, и, кряхтя, прогнулся назад в пояснице. — Пошли.

Лаки молча последовал за хозяином в глубь квартиры. Большая, метров двадцать, комната была обставлена в стиле почившего СССР: хрусталь за стеклом полированного серванта, на стене — китчевая картина в псевдозолоченой раме, на которой изображена девочка, гладящая косулю, черный бюстик Сталина на старом громоздком телевизоре с выпуклым экраном, закрытом белой, вязанной крючком, салфеткой, узкий диван-книжка и два креслица на ножках.

Детина в три шага одолел расстояние от порога до середины левой стены и отпер ключом дверь в смежную комнату:

— Заходи.

Лаки переступил порог и остолбенел. Да тут оружия на несколько тюремных сроков! Целый арсенал: и старые добрые АК, и дробовики, и пистолеты-пулеметы с подствольниками и без, и снайперки — все стоит у стены «по росту». Ого, а вот и самый настоящий ПТУР!

— Чего пялишься? Бери, что нужно.

— Глаза разбежались, — честно признался Лаки.

Что выбрать? Привычный АК? Каким бы он ни был привычным, все равно к новому стволу надо приноровиться, пристреляться, да и тяжеловат… Он ведь в Зону идет не сражаться с врагами, ему нужна мобильность. Взгляд Лаки остановился на пистолете-пулемете агрессивного вида — Steyr ТМР. Лаки давно о таком мечтал, да денег было жалко. Он взял «Штайр» — легче, чем кажется с виду, чуть больше килограмма, отлично лежит в руке и прячется под одеждой. А какие к нему патроны?.. Он завертел головой, разглядывая ящики, стоящие вдоль стен.

Лысый детина понял его без слов, распахнул железный сундук, вытащил из него пять коробок, протянул Лаки:

— На вот. И коллиматорный прицел возьми, пригодится. Две гранаты хватит?

Девять на девятнадцать миллиметров «Парабеллум», кто бы сомневался! Правда, потом сложно будет такие найти, но так далеко наперед Лаки пока не думал.

— Мне нужен патронташ на руку, — сказал он и спустя пару секунд получил желаемое.

Лаки снарядил магазин пистолета пятнадцатью патронами, десять распределил в патронташе, четыре коробки положил в рюкзак. Он еще не убил ни одного человека и теперь не собирался, оружие Лаки использовал исключительно против мутантов и был уверен, что с любым человеком можно договориться.