Катацумури!
Соро-соро ноборе
Фуджи-но яма́!

Федор Семенович хотел было пошутить, но что-то его остановило.

Кимоно на Дамиане было не особо новое, немного мятое — и все равно тот выглядел очень аутентично. Настолько, что его южная смуглота даже стала казаться дальневосточной.

— Маленькая улитка! Медленно-медленно взбирайся по Фудзияме! Таков примерный перевод этих строк. Это одно из самых известных японских хайку в истории. Его написал великий Кобаяси Исса, один из четырех главных мастеров этой формы. Стих этот многократно переводился и цитировался — его упоминает Сэлинджер в повести «Фрэнни и Зуи», а братья Стругацкие даже взяли из него название своей повести «Улитка на склоне». Название моего стартапа содержит в себе ту же референцию. Моя фамилия, как вы догадываетесь, в самом центре этого смыслового облака — что еще делать Улитину в нашем мире?

— Теперь понял, — кивнул Федор Семенович.

— Смысл этих стихов настолько бесконечен, настолько многогранен, что о нем можно написать тома, и все равно не удастся его исчерпать. Это и крохотный человек, затерянный во Вселенной, и тот единственный способ, каким только и можно браться за действительно великие дела, и равенство мельчайшего с огромным… Продолжать можно бесконечно. Но нас здесь будет интересовать лишь один частный смысл, ни разу, насколько мне известно, не упомянутый ни одним из традиционных комментаторов. Вы ведь уже догадались, о чем я сейчас скажу?

Федор Семенович пожал плечами.

— Смотрите, — продолжал Дамиан, — вершина Фудзиямы — несомненный символ высочайшего достижения. Настолько в реальности невозможного, что его используют сугубо фигурально. Мол, ползи, улитка, вверх, к чуду, и не надейся даже, что доползешь, а пребывай в здесь и сейчас, пока не сдохнешь от стресса… Важна не цель, а движение, работа, возвращение кредита и все такое прочее. Это очевидные обыденные смыслы — ими граждан страны Ямато программируют на романтический конформизм, на котором, если разобраться, и держится вся японская экономика. Но как быть, если улитка все-таки добралась до вершины Фудзи? Или, вернее, каким-то чудом там оказалась — потому что, между нами говоря, честно доползти туда по склону нельзя? Эта тема, между прочим, великолепно разобрана в современной отечественной литературе. Если хотите, я вам процитирую нашего замечательного…

— Не хочу, — сказал Федор Семенович, поднимая руку, — это лишнее.

Дамиан улыбнулся.

— Я тогда своими словами объясню. Климат на вершине горы Фудзи примерно соответствует нашей тундре. Самая низкая зафиксированная температура — минус тридцать восемь по Цельсию. Самая высокая — плюс семнадцать. Мало того, что там снег круглый год, вершина Фудзи вдобавок еще и вулканический кратер. А сама гора Фудзи — это активный вулкан, извержение которого может начаться в любой момент. Те улитки, которые слушают Кобаяси Иссу где-то там на склоне, ничего не знают. Но улитки на вершине помнят про это каждую секунду… Попробуй забыть, что живешь на действующем вулкане. Представляете, каково у них на душе?

— Представляю, — сказал Федор Семенович. — Очень хорошо представляю без твоих японских стихов. И что дальше?

— Как вы догадываетесь, все вышеописанное — холодное одиночество в тундре, помноженное на риск в любой момент сгореть в потоке магмы — есть просто иносказательное описание внутреннего мира человека на самом верху социальной пирамиды. Вернуть ему обычное человеческое счастье кажется невозможным делом. Но я считаю, и мой опыт это доказывает, что такая задача хоть и трудна, но выполнима. Просто для ее решения нужны экстраординарные, часто даже экстравагантные меры, ибо обычные рецепты счастья теряют на вершине всякий смысл. Уже долгое время я размышляю над этими вопросами, Федор Семенович. И вы можете не сомневаться, что весь свой огромный опыт я поставлю вам на службу, как беззаветный самурай вашего счастья…

Дамиан сделал сосредоточенное серьезное лицо, закрыл глаза и отвесил Федору Семеновичу формальный поклон.

— Ну ты меня прямо даже растрогал, — сказал Федор Семенович. — Беззаветный самурай моего счастья. Звучит.

Дамиан поклонился опять.

— С чего начнем? — спросил Федор Семенович.

— Как я уже сказал, вы инвестируете не в сам стартап, а в конкретные технологии. Есть направления разной стоимости, начиная…

— Слушай, — перебил Федор Семенович, — я вот вспомнил только что. Ринат рассказывал, что Баргашов на твоих процедурах таблетки какие-то жрал, чтобы эффект усилить, и что-то смешное приключилось. Это он про что?

Дамиан некоторое время думал. Потом он улыбнулся.

— Вы, видимо, хотите меня проверить — стану ли я разглашать личную информацию, касающуюся клиента? Конечно не стану. Ничего не могу сказать о Баргашове. И Баргашову ничего и никогда не скажу о вас, даже если утюгом пытать будут. Можете быть уверены, что и содержание, и спектр оплаченных вами консультаций и услуг останутся абсолютно конфиденциальными.

— В этом я не сомневаюсь, — сказал Федор Семенович. — Ну так что у тебя за душой?

— «Фуджи И» предлагает много разных технологий, — ответил Дамиан. — Как обычно, все зависит от того, сколько вы хотите потратить.

— Самое недорогое, — сказал Федор Семенович. — Для начала. Дальше посмотрим.

Дамиан сделал вид, что задумался.

— Самое недорогое? Это, наверно, будет «Помпейский поцелуй».

— Да-да. Ринат как раз упоминал, что ты его на какие-то Помпеи подписал. Что это?

— Одна из моих технологий глубокой гратификации.

— Почему именно глубокой, а не широкой?

Дамиан улыбнулся.

— Я могу коротко объяснить теоретическую, так сказать, базу. Вы слышали про Стэнфордский зефирный эксперимент?

— Нет. И не хочу. Не надо мне про зефир, у меня времени мало. Ты самую суть изложи, очень коротко. Общую идею.

— Общая идея примерно следующая — человек, если рассмотреть его трансформацию во времени, похож на… Вот, знаете, есть такая расхожая картинка, изображающая эволюцию — сначала согнутая обезьяна, потом человекообразная обезьяна, потом прямой человек с дубиной, потом согнутый человек с папочкой и совсем уже скрюченный у компьютера…

— Знаю.

— Примерно так же мы эволюционируем и в рамках отдельной жизни. Наша личность в своем развитии проходит через множество стадий. И трагизм… ну, не трагизм, а своеобразие нашей судьбы в том, что самые сильные и мучительные желания посещают нас, когда мы еще не распрямили спину до конца. А когда у нас в руках появляется наконец папочка с деньгами и мы действительно можем себе кое-что позволить, нам…

— Ничего уже не хочется, — вздохнул Федор Семенович. — Было нечего надеть, стало некуда носить.

— Замечательно, — сказал Дамиан. — За вами записывать надо.

— Это не я, — ответил Федор Семенович. — Это поэт Вознесенский. Ты, наверно, про такого и не слышал. И что ты собираешься с этой проблемой делать? Построить машину времени?

— Нет, — сказал Дамиан. — То есть в некотором роде да. Я предлагаю работать с помпейскими пустотами.

— То есть?

— Вы, наверно, слышали, что в вулканическом пепле Помпей остались полости в форме человеческих тел — от погибших во время извержения римлян. Тела истлели, а пустота осталась. Ее заполняют жидким гипсом и получают точные копии погибших. Вот точно так же в подсознательных слоях нашей психики остались отпечатки неудовлетворенных субъектов счастья — тех наших ранних «я», которым мучительно и безответно чего-то хотелось.

— И что? Какой мне толк от этих субъектов?

Дамиан сладко улыбнулся и поднял палец.

— «Субъект счастья» — это метафора. Речь на самом деле идет о вас. Конечно, невозможно воскресить вас юного и полного желаний. Но можно, так сказать, пробурить глубокую скважину к той зоне вашей психики, где остался отпечаток неисполненной мечты, и под большим давлением закачать туда концентрированный раствор счастья. В этом и заключается технология. Это будет не просто очень приятное переживание, а еще и крайне полезный для вашего внутреннего здоровья опыт.

— Х-м-м-м-м, — протянул Федор Семенович, — излагаешь ты красиво. Но верится мне что-то не слишком. Мало ли чего мне в детстве хотелось. Знаешь, как говорят — фарш назад не провернешь.

— Не провернешь, — ответил Дамиан. — Но запросто можно купить такой же точно кусок мяса, каким фарш когда-то был, и положить его сверху на мясорубку. И чем это будет отличаться от фарша, провернутого назад? Только вашими расходами на мясо.

— Это будет самообман.

— Федор Семенович… Японские самураи в свое время говорили, что правда в мире одна — смерть. Все остальное враки. Счастье — всегда самообман. И этот самообман требует нежного креативного подхода. Готовности обманывать и обманываться. Знаете песню — «много в поле тропинок, только правда одна…» О чем эти слова? Вот о чем: когда у вас есть средства, имеет смысл сосредоточиться на мудром выборе эксклюзивной тропинки… А правда в свое время найдет нас сама без всяких инвестиций.

— Да, — согласился Федор Семенович. — Есть такое. Ну что ж, Дамиан, давай попробуем твою тропинку. Даже интересно.