Учителя. С большой буквы. Передовые. Самые прогрессивные в мире педагоги. С самого основания их школы-интерната для сирот, переросшего в Гвардейскую егерскую школу, пошло, что лучшие умы в сфере образования проводят полигонные испытания революционных методик обучения именно в их, тогда ещё глухом заповеднике. Обучение как игра. Интересно, захватывающе. Умели тебе так преподать предмет, что не понять, не запомнить — невозможно. Только — много. Слишком спрессованно и концентрированно. Учёба, учёба, учёба! Как гонка со временем. А ребёнку, тем более такому непоседе, как Маугли, ещё тяжелее. Как будто война на пороге.

Тогда, ребёнком, не понимал. Теперь он знает, война не на пороге. Она идёт. Тысячи лет уже, как в песне отца. Война без особых причин, война — дело молодых. Лекарство против морщин. И майор егерей Миша-Маугли — в головном дозоре. Впереди — только наша разведка, сумрак и враг.

К пятнадцати годам каждый Медвежонок осваивал курс не только средней школы, но и общие дисциплины — высшей школы. К пятнадцати годам Медвежонок должен определиться со специализацией старших классов. А их не много — защитник, лесник, лекарь, механик. То есть армия, сельское хозяйство, медицина и промышленность. Если сам сомневаешься, учителя помогут. Это для нас, детей, мы же сами себе были непостижимые, уникальные и загадочные. А для них — как стакан родниковой воды, насквозь нас видели. Ясен пень, Маугли выбрал защитника. А дядя Фёдор — механик. Ксюша и Ваня пошли познавать живую и неживую природу, а Сёма и Даня — лечить людей.

Хотя Сёма больше животных любил. Так он никогда и не простил людям то, что сделали с его матерью на его глазах. Немцы, фашисты, нелюди — что с них взять? Но Сёма возненавидел всех людей. Вообще всех. С чужими, незнакомыми, вообще разговаривать не будет. Чужих для него и нет вовсе. Или свои, или никто. Смотрит на незнакомцев, как на издающую звуки, скрипящую тумбочку — мимо, насквозь.

Последний раз Маугли Сёму видел, как раз когда был у него на заимке, в 45-м. И они, как экскурсоводы, вели группу детей-Медвежат, искали амурского тигра, чтобы показать детям большую полосатую кошку в её среде обитания, сфоткать тигра и метку повесить для отслеживания его миграции. Тогда и случилась эта история с вилкой и тигром. Они устроились подневать, когда тигр на них вышел. Охотники стали дичью. Тигр, оказалось, уже вкусил человеческого мяса. Людоедом оказался. С ума своего тигриного сошёл. А в руке — только вилка. Это позже, на службе, появилась привычка — оружие всегда под рукой. Остались шрамы от зубов и когтей тигра как память, что не бывает безопасных мест, не бывает безопасного времени. И что не всегда твоё чутьё — надёжный помощник. Прохор помог, излечил, мог и совсем всё убрать, но Миша шрамы оставил. Как Батя — не убирает медвежьи следы со своей груди и спины.

А потом служба в армии. Когда его распределили в разведроту Первой отдельной особой егерской бригады Кровавые Вороны — даже не удивился.

Миша опять вздрогнул. В школе было тяжело? Архангел Гавриил тебе быстро объяснит, что домашние пирожки минутой через кожу вылетают, даже не потом, а паром! С давлением в десять атмосфер!

Это не люди. Это какие-то былинные витязи. Машины боя. А их «круг»? Это разминка такая. Чтобы «проснуться». Егерские салочки. Тебя окружает группа егерей, и начинают тебя — бить, будто хотят забить насмерть. А твоя задача — не даться. И кому-нибудь из круга внедрить так, чтобы тот упал. Тогда ты и этот, упавший, меняетесь местами — всё по новой. Тут и открываешь для себя скрытые от тебя самого возможности. Боевыми трансами владеть — обычное дело. Бесконтактное единоборство сейчас называется. Разбить стакан ударом, не касаясь стекла? Запросто! Ударить сквозь кирпич? Запросто! Отвести взгляд дозорному — вообще обязательное умение в разведроте. Чуять мины — как без этого? Найти дорогу через непроходимые места? Боевое ориентирование они ещё в школе усвоили. На урок! Время — пошло!

Батя и Архангел могли часами выстоять в «кругу». Как Медведь по минным полям ходит, слышала вся страна. Как стреляет слепой человек? Быстро. Из ротного пулемёта, на весу, очередью. Все пули — в цели. «Заложник» — не задет.

Миша вздохнул. Надо к Воронам наведаться. Размяк он что-то в этом липком, душном тропическом климате. Батя ухо выкрутил — Маугли даже не дёрнулся.

Так что у них в Гвардейске своя субкультура. Своя архитектура. Всё начинается с архитектуры. Ты живёшь в ней, не осознавая, как архитектура на тебя влияет, как она меняет твоё мировосприятие, по каким тропинкам направляет твои помыслы и желания. Дед Баюн, как сказочный волшебник, был гениален и загадочен. Он строил дома и корпуса школ, не пользуясь метрической системой. «Кащейская!» — говорит. Строил — на глаз. Средство измерения — ладонь и рука. Сажень. Чудно! Как у него получилось так, на глазок, ставить трёхэтажные терема, никуда не уведя размеры? Загадка! И всё здание — из толстых брёвен, без единого гвоздя, увязывать. И не потому, что гвоздей и скоб не было, а потому что «дом — дышит!» А металлические связки его «сковывают». Не дают «дышать». Дом становится «мёртвым». Как хочешь, так и понимай! Скобяные товары шли только в отделку — двери, окна, полки-лесенки. Каждому — свой дом. «По индивидуальному проекту». Подходит дед Баюн к человеку, пядью «снимает мерку» — ладонями измеряя тело, — строит дом. Дом — как костюм-тройка у портного, каждому свой. Чтоб костюмчик сидел. Чтоб дом стоял. А ты в нем не стоял, а жил.

И как, живя в этом всём, как в сказке, видя это всё — не верить, не проникнуться? Как говорит отец, «если что-то выглядит глупостью, звучит глупостью, называется глупостью, воспринимается глупостью, но работает, — это не глупость!» Так-то! Так что в Гвардейске у них свой терем — поставленный по меркам отца. А у самого Миши — свой. Пока — пустой короб стен под крышей. Мерка снималась с ещё ребёнка, на вырост. А вот с дяди Фёдора не снимал дед мерку. «Неуёмный», говорит. Как знал, что Федя не живёт нигде долго. Как монгол какой — ведёт кочевой образ жизни. Ночует или на рабочем месте, или у очередной подружки. Кобель!

Да, дед тоже молчун. Целыми днями возится молчком — слова не вытянешь. Дед Баюн Мише нравился. С ним было легко и приятно — помолчать, поработать в тишине, обмыслить жизнь и грядущее.

Так что Медвежата росли на природе, как в сказке. Особое там место. Как весь Союз говорит, Медвежий Край.

Но Медвежат везде принимают с радостью. На любую работу, на любое направление.

Миша козырнул очередному военному. Рука сегодня точно отмотается. Мысли побежали по другой тропинке.

После Победы чуть не случилась очередная война. Только с Северо-Атлантическим Альянсом. Бывшие наши союзники быстренько сообразили междусобойчик. Ещё во время войны решили дружить — против нас. Сдачу немцев принимали — целыми дивизиями. И даже не разоружали. Пополняли. Свозили им трофейные «пантеры» и «ягдтигры», пушки и БТРы.

Хотели нас задавить. Думали, пока мы с турками возимся — раздавят. Ну ничему их история не учит! Батя рассказывал, как он под конец войны, за полчаса, прямо с земли — сбил двадцать летающих крепостей, когда они «по ошибке» отбомбились по нашим колоннам. И ещё расстроился, что одного самолета не хватило «для круглого, очкового счёта»! Есть и запись, но там ничего не разобрать — большие расстояния. Задумались «союзнички» — без поддержки с воздуха они воевать не умеют. А потом наши «ответственные товарищи» привезли корреспондентов газет и журналов «союзников» в штаб 1-го Западного, к Рокоссовскому, и показали им самоубийственную атаку танковой армии Катукова при поддержке егерского корпуса. Было это уже при агонии вермахта.

В танковой армии Катукова один танковый полк был Особым гвардейским полком прорыва номер сто. Под командованием друга семьи — Мельника, сейчас генерала, а тогда — майора Мельникова. Новые тяжелые танки «Таран» (в нашей реальности ИС-3. — Прим. авт.). Длинноствольное орудие 122 мм. Досылатель, дульный тормоз, чудовищная мощь — «Тигра» и «Пантеру» разрывал на ошмётки. Башня — 260 мм брони! Запоминающейся формы змеиной головы. Как сами «союзники» говорили — драконьей головы. Лоб корпуса — «щучий нос». Рикошетные уклоны брони разом в нескольких плоскостях. Простое, но гениальное решение наших КБ. Приведённая броня получается — ого-го! При приемлемом весе. Даже бортовые бронеплиты — и те под углом да под экранами. Спаренный пулемёт в башне, и курсовой огнемёт — во лбу корпуса. Давал огнемёт неприцельную, но широкую полосу выплеска пламени по ходу движения. Боевая эффективность мала, но не для этого огнемёт — он давил на психику противника. Огнедышащий танк! «Дракон»! Отличная защищённость танка и огневая мощь, при весе как у «Пантеры». Как рассказывал отец, военкоры-шпионы шептались — «нам нечем их остановить!» И немцам было не остановить.

Знали бы эти военкоры-шпионы, что этот полк на тот момент был единственным таким не только у Катукова, а вообще — в Красной Армии! И при штурме внешнего кольца Берлинского укрепрайона все «тараны» всё же были потеряны. И полк практически перестал существовать — большие потери в экипажах полка. Потери отборных танкистов, единственных, кто смог справиться со строптивым «Тараном». Даже комполка, Мельник, в очередной раз загремел в госпиталь, и если бы не Прохор — не выжил бы, при таких ожогах-то! Но информационная бомба — сработала! Снося, к хренам, черепные бункеры генералов «союзников». А там и эшелоны с «таранами» стали регулярно приходить. Летом Мельник стал полковником и командиром 100-й особой бригады «таранов». Той самой, про которую отец шутит — «киношной».