Владимир Корн
Отряд смертников
Пролог
— Как себя чувствуешь, Глеб?
— Спасибо, Евдокия Петровна, просто замечательно! — И Чужинов от избытка чувств, подхватив Старовойтову правой рукой, закружил ее в воздухе.
Впрочем, до «замечательного» состояния было еще далеко. Об этом сразу напомнила боль в боку — память о недавнем ранении. Ну а левую руку Глеб, поднимая свою спасительницу, даже задействовать не стал, опасаясь, что та его подведет. Впрочем, какие это мелочи в сравнении с тем, что смогла сделать эта женщина! Она добилась главного: ему теперь не нужны эти проклятые капсулы. И с недавних пор не надо просыпаться по утрам с одной-единственной мыслью — сколько капсул у него осталось, а следовательно, сколько дней осталось жить. Сегодня они ему не понадобятся, и завтра, и через неделю, и через год, два, три — никогда.
Правда, на долгий срок загадывать не стоит: заполонившие планету твари никуда не делись, и многие из них несут в своей крови то, отчего, как Чужинов считал до последнего времени, спасения нет. Есть только отсрочка — проклятые желатиновые капсулы красного цвета, каждая из которых означает еще один день жизни. Но теперь благодаря этой женщине, Евдокии Петровне Старовойтовой, по-девичьи стройной, несмотря на возраст, все позади. Оставалось только пожаловаться на скуку. Глеб благодаря ей даже «Евгения Онегина» перечитал — библиотека здесь на удивление хороша.
…Ужель та самая Татьяна,
Которой он наедине,
В начале нашего романа,
В глухой, далекой стороне,
В благом пылу нравоученья,
Читал когда-то наставленья…
Библиотека конечно же из бумажных книг: электричество во Фрязине, впрочем, как и во всем остальном мире, полностью отсутствует.
— Отпусти меня, Глеб, голова кружится, — попросила Старовойтова, и Чужинов послушно поставил ее на землю.
— Евдокия Петровна… — Он замялся: и вопрос шкурный, да еще имя ее…
Старовойтова выглядела так, как всегда представлялись ему аристократки: внешность, манера держать себя, смотреть, слушать, говорить… К тому же она ученый-иммунолог с мировым именем. А тут — Евдокия, уменьшительно-ласкательно так вообще Дуся получается.
— Слушаю тебя, Глеб, — сразу же посерьезнела женщина.
— Евдокия Петровна… Наверное, дорого я вам обошелся… лечение и все остальное? — задал он наконец тот вопрос, который его мучил.
Деньги, благородные металлы, драгоценные камни — все это давно уже было не в ходу: поди попробуй обменять пригоршню ювелирных изделий на мешок картошки. Если сразу не пошлют куда Макар телят не гонял, то объяснят, что картошку вырастить надо, весной — в самую голодную пору — ту, что оставлена для посева, не съесть. Все лето ухаживать за ней и стараться при этом, чтобы твари тебя самого не сожрали. Натуральный обмен, услуги, расписки, лекарства, особенно антибиотики, — вот что сейчас ценилось. Казалось бы, что особенного в клочке бумаги, на котором написано: я, имярек, обязуюсь или согласен на то-то и то-то, а внизу лишь число и подпись? А ты нарушь соглашение… и что тебя ждет дальше? Выбор невелик: либо податься к бандитам, либо пытаться выжить в одиночку. Но и среди бандитов изгоев не любят: какое к ним может быть доверие? Ну а выживать в одиночку… Человек — животное социальное, ему общение нужно. Но даже в том случае, если ты ярко выраженный социопат, шансов выжить практически нет.
— Дорого, Глеб, не стану отрицать. Только ты по этому поводу можешь не беспокоиться: нашлись люди, которым ты сам дорог, причем настолько… В моей практике подобного не случалось. Признаюсь, — Старовойтова улыбнулась, — я даже немножечко наглела, когда говорила, что мне надо. И представляешь, получила даже больше того, что просила. И если ты чем-то и обязан, так именно им.
— Ну а вам лично? Может быть, я для вас что-нибудь сделать смогу? Вы только скажите!
— Есть у меня к тебе просьба, Глеб, — кивнула женщина. — Именно просьба, но говорить о ней пока рано. Выздоравливай полностью, а как почувствуешь, что ты уже прежний Чужак — личность почти легендарная, тогда и приходи. К тому же и время сейчас не совсем подходящее, — туманно добавила Старовойтова, посмотрев по сторонам и отметив, что землю припорошил первый снег.
— Приду, Евдокия Петровна, — твердо пообещал Глеб, — обязательно приду, по первому зову, даже не сомневайтесь.
Глава 1
«Снегири»
Фрязин, когда-то бальнеологическая лечебница, а ныне — небольшое поселение, располагался на острове посреди озера Фрязинское, которое и дало ему имя. Такие поселения зачастую возникали на месте усадеб, заимок, фермерских хозяйств, курортов — словом, подальше от больших городов, где теперь безраздельно хозяйничали существа, которых называли тварями.
В прошлом Фрязин славился целебными грязями. Грязи и сейчас никуда не делись, но теперь он был известен совсем не этим. Именно здесь Старовойтовой удалось победить ту инфекцию, которая развивалась в организме человека в том случае, если в его кровь попадала кровь тварей. Лгала, правда, Чужинову Марина, утверждая, что пациентов у Старовойтовой были уже сотни и всем им она сохранила жизнь. А может, и сама не знала.
В тот день, когда едва живого Чужинова принесли к ней на носилках, Евдокия Петровна честно предупредила:
— Глеб, шансы пятьдесят на пятьдесят.
— Удивительно высокие шансы… всегда бы они такими были… Обычно жизнь меня так не балует, — с улыбкой ответил ей Глеб, превозмогая боль, потому что капсулы закончились еще накануне.
Несколько последующих дней Чужинов не помнил вовсе. Уже потом ему рассказали, что все это время жизнь его висела на волоске, который, к счастью, не оборвался. Единственное, что осталось в памяти, — заплаканное лицо Марины, которое он видел каждый раз, когда ненадолго приходил в себя.
Глеб смотрел вслед Старовойтовой, когда та неожиданно обернулась:
— Да, Чужинов, совсем забыла: там к тебе гость прибыл, Викентьев.
— Рад тебя видеть, Кирилл Петрович. Какими судьбами здесь?
— Я тоже рад, Глеб. Мы у Ларионова собирались, а на обратном пути решил сюда заглянуть. Как там, думаю, Чужак: поправляется, нет? Дай, думаю, проведаю.
В руках Петра Сергеевича Ларионова Мирный — бывшая военная база с немалым арсеналом и складами стратегического значения. И потому так сложилось, что он — самая значимая фигура в этих краях и далеко за их пределами. Викентьев тоже возглавляет поселение, но поменьше.
«Если Петрович сказал «мы», значит, Ларионов назначил встречу ему и другим главам поселений у себя. Где же им еще собираться, если не там?» — размышлял Глеб.
— Поправляюсь, Кирилл Петрович. Скучно здесь, — неожиданно для самого себя пожаловался он. — Одно спасение — книжки, иначе давно бы от тоски выть на луну начал.
Викентьев мельком взглянул на заставленную книгами полку в комнатке Чужинова.
— Благодать какая! — вздохнул он. — Мне бы вот так — лежать, скучать, книги почитывать… Марина-то где?
— Дежурит, вечером сменится. Кстати, спасибо тебе еще раз: удивительно вовремя тогда твои бойцы прибыли… думал, все — амба.
— Свои люди — сочтемся, — глядя в узкое, похожее на бойницу окно, пообещал Викентьев. — Ты, главное, выздоравливай поскорей. Да, Ларионов просил тебе рюкзачок передать. Так сказать, в благодарность за содеянное. Вместе с заверениями, что он добро помнит. Кстати, и сам рюкзак тоже в подарок. Там в кармашке письмо от него. И от Полины сверток. В общем, подарки тебе половину лодки заняли… снова должен будешь, — пошутил полковник.
«Бедная девочка! — Глеб вспомнил рассказ Поли об ее отношении к Ларионову. — Но по крайней мере живой осталась. А там, глядишь, и ее жизнь к лучшему изменится».
— Петрович! — взмолился вдруг Чужинов. — Забери меня, а?! Я у тебя в «Снегирях» обузой не стану, не настолько я немощный. Третий месяц пошел, как я здесь, чокнусь скоро.
— Верю, что обузой не будешь. А Евдокия Петровна отпустит?
— Сейчас попробую с ней договориться… — Глеб решительно поднялся на ноги.
— Сиди уж, я сам.
Глеб проводил Викентьева улыбкой. Смотрите, какой заботливый! Понятно же, что он со Старовойтовой лишний раз встретиться хочет. То-то все в окно поглядывал в надежде ее увидеть. А что, пара получилась бы не хуже других. Как поется в одной песне: он мужчина интересный, и она разведена. Пожалуй, не совсем так: оба они, и Викентьев, и Старовойтова, остались без близких пять лет назад, когда все и случилось. Но жизнь-то продолжается.
Чужинов взглянул на рюкзак — подарок Ларионова. Отличный рейдовый рюкзак переменной емкости, с модульной подвесной системой. Он давно о таком мечтал. Если дернуть за специальное кольцо, основная емкость отпадет и останется лишь пояс — фактически разгрузка, причем кевларовая [Кевлар — ткань искусственного волокна. Обладает высокой прочностью (в пять раз прочнее стали).]. И цвет хаки. Любой камуфляж, не важно какой, цифровой или растительный, подходит лишь под определенную местность, универсального нет, и хаки — то, что и необходимо.
Глеб открыл верхний клапан рюкзака. Сверху лежал комплект «Горки»: стопроцентный хлопок из нитки особой скрутки, придающей одежде водоотталкивающие свойства, с усилениями на локтях, коленях и задней части брюк. И тоже хаки.
